Телефонный разговор

Молчание было недолгим, и после слов Тору папу "прорвало". Девушке надоело стоять и она села на колени мужа. Просто потому, что два других стула вечно где-то болтались. А идти за ними не хотелось. Да и как-то на коленях мужа чувствуется защита и спокойствие. А успокаиваться было от чего. И это ей всё не нравилось.

Ей не нравился голос папы. Сухой, без эмоций, голос человека, читающего по бумажке текст. Не нравилось, что папа тоже называет маму по имени. Она вспомнила, как после неожиданного известия о беременности позвонив папе наткнулась на маму. В её голосе была ненависть. К Тору, к папе, к ней. Яреци до сих пор не могла понять, почему мама так сильно возненавидела её, папу, Тору, если раньше всё было хорошо. Хотя Яри прислала ей несколько фотографий, в период, когда училась те недолгие полтора месяца осени, вообще не говорила про Тору, а потом... у мамы заболела бабушка, она ждала поддержки, а папа был занят, и она сама была занята. Тогда и произошло всё вот это...

Она была совершенно сбита с толку. Она не знала, как реагировать на это, что нужно делать. Первой её мыслью было отрицать всё это, говорить, что это неправда и всё это ужасный и плохой сон. Но это была реальность. Суровая, страшная. Реальность. в которой её родители не любили друг друга, в которой мама предавала папу. Суровая реальность, в которой мама, которая за разговорами по телефону достаточно положительно отзывалась о Тору, сказала, что не потерпит ребёнка от него. Что нужно сделать аборт. Что делать?

- Папочка... - тихо прошептала девушка, да так и застыла с приоткрытым ртом, потому что не знала, что сказать. Вместо этого она взяла его руку в свои ладони и крепко сжала.

Она боялась. Она читала когда-то про защитную реакцию организзма, когда тот блокирует чувства, а потом, поймав нужный момент, срывается как спусковой механизм. Она боялась этого, а потому, подержав ещё немного папину ладонь, сильнее прижалась к Тору...

Слушая откровения Морриса, Тору не мог отделаться от ощущения, что его глаза постепенно теряют свой классический азиатский разрез и становятся круглыми. Он предполагал, что отношения тестя с женой имеют свою непростую историю, но он даже и представить себе не мог, насколько там все было запущено. Да по сравнению с терпением Морриса и его безграничной любовью к жене его собственные поблажки беременной Яреци, когда он не ругал ее за достаточно сомнительное поведение, казались чем-то незначительным. А что касается случившегося с матерью Яри... Это многое объясняло, но не оправдывало ее поведения по отношению к дочери, которая не сделала ничего плохого, просто последовав за своими чувствами.

В какой-то момент, перед его глазами мелькнула страшная картина, что нечто подобное случается с его Яреци, и он почувствовал, как его грудь сковывает ужасом. Тору не сомневался, что, как минимум, покалечил бы любого, кто посмел дотронуться до его жены даже пальцем, поэтому ему даже представить было страшно, что чувствовал Моррис, рассказывая эту ужасную историю, которую держал в себе долгие годы, и как ему жилось, не имея возможности изменить случившееся.

Где-то на середине рассказа Морриса Яреци села к нему на колени, и он прижал ее к себе, понимая, что сейчас его поддержка нужна ей как никогда. Он физически ощущал ее страх и растерянность, когда отец закончил говорить и немного ослабил объятья, чтобы она могла взять Морриса за руку и показать, что разделяет его горе. Сейчас они не могли ему помочь. Только выслушать и дать понять, что он потерял не всю свою семью, а лишь ее часть, хотя и это, несомненно, было очень тяжело.

- Спасибо за то, что поделились с нами. - Тору не стал что-то добавлять к своим словам, понимая, что его сочувствие может только еще больше расстроить Морриса и дать ему почувствовать себя слабым. Он просто еще крепче обнял прижавшуюся к нему Яри и успокаивающе провел рукой по ее волосам. Наверное, услышанное разрушило немало ее представлений о семье родителей, и Тору очень надеялся, что она не додумается переносить что-то связанное с матерью на себя и расстраиваться еще сильнее, чем сейчас, если это вообще было возможно.

Больше всего он боялся, что Яреци начнет плакать, спрашивать что-то, о чём-то говорить, задавать неудобные вопросы. И постараться утешить или пожалеть. Но этого не было. Было только прикосновение её маленьких нежных рук к его ладони. От этого простого жеста стало как-то легче. Только вот почему-то оставался неприятный осадок, который сильно мешал. Моррис чувствовал свою вину перед ними. Наверное, он действительно не должен был приходить к ним. Нужно было остаться дома и попытаться самому пережить это. По крайней мере, эти слёзы никто бы не видел.

Он снова промокнул глаза пальцами руки и, посмотрев на дочь, тоже накрыл её ладонь своей рукой и слабо улыбнулся. Правда, улыбка получилась очень грустной и вымученной.

- Спасибо, - благодарно кивнул он. - Я... не знаю, что на меня нашло. Это... вероятно, это было глупо и как-то слабо... но... это, наверное, должно было случиться. И... спасибо, что вы остаётесь моей семьёй. Пожалуй, действительно для того, чтобы обрести что-то действительно ценное нужно потерять что-то дорогое.

Он нежно поцеловал ладошки дочери и встал со стула. Но опасно пошатнулся и сел обратно. щёки налились румянцем смущения.

- Я... что-то мне не очень хорошо. Сделай мне, пожалуйста, чаю, - произнёс он, глубоко вздохнув и снова опуская голову.

Тору её крепко прижимал к себе, давал надежду, а она держала папу за руку, помогая ему справиться с болью предательства. Она не знала пока, как на это всё реагировать, что делать, зачем всё это делать. Она не знала, стоит ли говорить с мамой на эту тему или нет, хотя почему-то она была уверена, что мама не захочет с ней разговаривать. Наверное, это могло случиться. И, наверное, хорошо, что это случилось сейчас, когда у неё есть поддержка самых любимых мужчин - папы и мужа. И она понимала, что её дочь никогда не должна видеть что-то плохое в отношении родителей. Она должна быть умной, мудрой, чтобы делать счастливым мужа, дочь и, конечно же себя. Потому что мама, кажется, не хотела делать никого счастливым. А папа её очень сильно любил...

От мыслей её отвлёк голос папы, и она вздрогнула, когда он поцеловал её ладони. Она не стала ничего говорить, просто, освободив свои руки, взяла мужа за руку. А потом папа начал вставать, но пошатнулся и сел обратно. Она испуганно вскрикнула и встала с колен мужа, чтобы заварить новый чай. Налила в кружку и поставила перед папой.

- Тебе очень плохо? Как мы можем тебе помочь? - Спросила она, прислоняясь ладонью к его щеке.

Моррису было тяжело, причем к душевным мукам, добавлялись страдания физические, вызванные чрезмерным употреблением алкоголя. Учитывая его возраст и далеко не идеальное состояние здоровье, ему не стоило так издеваться над своим организмом, но не Тору было учить тестя, попавшего в ситуацию, в которой он сам, наверняка, учудил бы что-нибудь пострашнее, чем распитие крепких напитков и разбивание собственных рук, что делать. Он мог только его поддержать и постараться переключить с тяжелых мыслей на что-то более положительное.

- Остаемся и всегда будем оставаться. - Тору постарался, чтобы в его голосе прозвучала уверенность. - А с появлением малышки семья станет еще больше. Надеюсь, вы мне подскажете, как успокаивать маленьких дочерей.

Перед его глазами пронеслась картина, как Яри с их дочкой на пару ревут из-за какой-то ерунды, настолько реалистичная, что он даже вздрогнул, понимая, что впереди его ждут непростые дни, и поддержка Морриса, как-то справлявшегося с двумя женщинами сразу, ему совсем не помещает.

Тем временем тесть попытался встать, но ничего путного из его попытки так и не вышло. И, наверняка, обладая большим опытом алкогольных опьянений, Моррис сразу запросил чай, которого, как полагал Тору, ему следовало еще выпить в количестве далеко ни одной чашки. Яреци же сначала испугалась, но потом собралась и выполнила отцовскую просьбу, демонстрируя, что стала вести себя намного взрослее, если не считать заданные Моррису вопросы, ответы на которые казались Тору очевидными. Но он не стал прерывать жену или как-то комментировать ее слова, считая это неуместным. Ей сейчас приходилось нелегко, и, несмотря на это, она неплохо держалась, пусть Тору и не был уверен, что после ухода отца ее не прорвет на слезы, а то и полноценную истерику.

Дочь была напугана этой ситуацией, и он усмехнулся. Конечно, она не видела его таким пьяным и сломленным одновременно. Она-то и пьяным его видела редко, но всегда это состояние сопровождалось смехом, раскрепощенностью, какими-то шутками и разговорами о жизни. Без депрессий, плохих сообщений и, разумеется, без драк. Моррис не помнил, чтобы когда-то дрался из-за употребления алкоголя. Но иногда бывало, что он не мог дойти до кровати или раздеться, заваливаясь спать либо в одежде, либо где-то на пороге комнаты. А потом просыпался, и Лаура весело стебала его, беззлобно отчитывала и отправляла в ванную, а только потом, убедившись в том, что от него не несет перегаром, подпускала к дочке.

Он снова болезненно поморщился, вспомнив улыбку своей единственной любимой женщины, и мотнул головой. Протер лицо руками и сложил их в замок и уткнулся в них лбом. В нос ударил приятный аромат свежезаваренного чая, и он посмотрел на дочь. Обнял чашку двумя руками и тяжело вздохнул.

- Подскажу, - улыбнулся мужчина на просьбу Тору. Он искренне надеялся, что Яри примет это все, что произошло между ним и Лаурой, отпустит эту ситуацию и будет жить счастливо в браке. А он... он будет помогать, если они попросят или предложат. И, что самое неожиданное, он переставал бояться, что потеряет возможность общаться с дочкой и зятем, которого уже долгое время называл сыном. Боязнь одиночества постепенно отступала.

- Не знаю, правильно это или нет, но я не хочу больше ее видеть и о чем-то разговаривать. Я буду ей хранить верность. - Он бросил взгляд на обручальное кольцо. Он не будет его снимать, показывая тем самым, что, в отличие от нее он не собирается расторгать их брак. Тот, что был заключен в церкви. И он сохранит обручальное кольцо своей жены.

Папа на ее вопрос ничего не ответил, он даже не обратил внимания на то, что она прислонила свою ладонь к его щеке. Он был напряжен, задумчив, грустный. Онс убрала свою ладонь и вернулась к мужу. Она не хотела навязываться, но страх, что она не понимает, что будет дальше, все еще присутствовал в ее маленьком сердечке. Она снова взяла Тору за руку и посмотрела на него, когда он попросил подсказывать, как вести себя, чтобы успокоить дочь. Яри покраснела и обиженно посмотрела на него, а потом поцеловала в нос. И тихо хихикнула. Она была уверена, что они с Тору со всем справятся, что это испытание на прочность, что, если они пройдут его, то все будет хорошо в дальнейшем. Они обязаны пройти это испытание. А это было испытание, она чувствовала, и оно казалось каким-то каверзным, которое эта хитрая старушка Судьба отправила им.

Папа сказал очередную откровенную речь, и девушка, посмотрев на его обручальное кольцо на безымянном пальце правой руки, грустно вздохнула. Наверное, хорошо, сто он не будет снимать кольцо. Она не представляла его без этого аксессуара.

- Папочка, ты уже улыбаешься. Тебе стало лучше? Или тебе все еще плохо? - С сочувствием произнесла девушка, вздохнув. Возможно, ему стало немного полегче в моральном плане, по крайней мере она очень сильно надеялась на это. Но вот в физическом плане ему было не очень хорошо. И она не знала, что делать. Но ведь нельзя насильно оставлять его здесь, но и оставлять одного тоже неправильно. Что делать, если он сейчас скажет, что пойдет домой? А вдруг с ним что-то случится?

Она зажмурилась и мотнула головой, прогнав эти мысли. А потом посмотрела на мужа.

И все-таки его тесть был удивительным человеком. Тору не был уверен, что окажись он в подобной ситуации, смог бы так отчаянно хранить верность женщине, которая легко от него отказалась, когда что-то пошло не по ее сценарию. Хотя и он пока не прожил с Яреци вместе столько лет, чтобы научиться смотреть на нее такими же глазами, как Моррис на свою жену, которая, в отличие от чистой и искренней Яри, по его мнению, не заслужила подобной преданности.

Девушка продолжала выяснять у отца, как он себя чувствует, хотя было очевидно, что так быстро протрезветь и избавиться от последствий чрезмерного употребления алкоголя невозможно. Но надо было отдать Моррису должное, он держался достойно и рассуждал здраво, в отличие от некоторых его знакомых, теряющих человеческий облик, стоит им переборщить с крепкими напитками. Правда это не отменяло того факта, что тестя пока не стоило никуда отпускать, по крайней мере без сопровождения, о чем ему говорил сейчас и вопросительный взгляд Яреци, явно надеющейся на то, что он, как ее поддержка и опора, решит все проблемы.

- Отец, думаю, пока вам не станет лучше, стоит остаться у нас. Если что, я потом вас провожу до вашей квартиры. - Тору пока плохо представлял, где и как укладывать Морриса, в случае, если он заночует у них, но это однозначно было лучше, чем бросать тестя одного. Или он, действительно, мог его сопроводить, поскольку Яри вроде не собиралась впадать в депрессию или начинать лить слезы и должна была продержаться до его возвращения. Ну а потом... Он знал, что сможет ее утешить и успокоить. Всегда с этим справлялся и справится снова, что бы ни произошло.

На некоторое время на маленькой кухне повисло молчание, и мужчина отпил немного все еще горячего чая. Потом посмотрел на дочку и подавил в себе зевок. Бросил случайный взгляд на пиалу с едой и вилку.

- Спасибо тебе, сынок, - кивнул мужчина, вздохнув. - Я, наверное, немного еще посижу, но потом поеду домой, чтобы не смущать вас. Спасибо вам за поддержку, это для меня сейчас очень важно, - сказал мужчина.

Он не хотел мешать дочери и ее мужу сидеть в спокойной и непринужденной обстановке, наслаждаться обществом друг друга, а не возиться с ним. Он был сам виноват, что напился. Он не должен был срываться после ее звонка. Но это было, и это было неправильно.

Он попробовал приготовленную в кулинарном цехе очередного магазина еду и нашел ее достаточно вкусной. Только вот есть не хотелось. И было ощущение какого-то неприятного чувства где-то в желудке. Он горько усмехнулся, вспомнив, что иногда бывает такое, что рвотные спазмы накрывают после чрезмерного употребления алкоголя. Он надеялся, что с ним такая ситуация не произойдет. Потому что с ним никогда еще такого не было. И он не хотел становиться немощным и беспомощным стариком, каким его могли посчитать, если будет известно о том, что он плакал, да еще и напился до рвотных спазмов...

- Папочка, ты нас не смущаешь, ну что ты! - Пискнула девушка, пересаживаясь на колени отца и прижимаясь щекой к его щеке. Потом прислонилась к его груди и взяла его ладонь двумя руками. - Оставайся у нас, мы с Тору не против.

Она вдруг осеклась и посмотрела на мужа. А вдруг он будет против того, чтобы папа остался у них на ночь? Вдруг Тору хочется провести с ней остаток вечера в объятиях, милых и спокойных разговорах, без присутствия свидетелей. Жаль, что кровать здесь только одна. Как было хорошо в квартире в Москве. Три комнаты, в гостиной диван, на котором периодически спали гости. Спал дядя Гильермо, кто-то еще из посольства, спал и Тору. Первый раз он спал на диване зимой. Заснул, так как был очень уставшим, да еще переживал из-за нее. Второй раз он спал после драки и пьянства, когда узнал о смерти отца.

Там было очень хорошо. А здесь не было лишних спальных мест. И это расстраивало. Наверное из-за того, что придется папе отказать в ночлеге. Ведь не будут они предлагать ему спать на циновке на полу.

- Или ты против? - подошла она к мужу и взяла его за руку. Поцеловала ладонь и села на свой стул. - Приятного аппетита, Тору, папа, - сказала она, вежливо кивнув и принялась есть. Странно, но ей казалось, что голод не такой сильный, но стоило попробовать как она не смогла уже остановиться. - Папа, хочешь я сварю кофе? Тору, можно ли после этого дела, - она щелкнула себя по шее, - кофе? Или лучше чай?

Моррис чувствовал себя не слишком комфортно, вероятно, считая, что навязывается детям и мешает своим присутствием проводить время так, как им бы хотелось. И Тору понимал, что переубеждать его бесполезно. Он и сам бы испытывал дискомфорт, окажись на месте тестя, но, находясь в этой ситуации по другую сторону, должен был искать возможность оказать гостеприимство и, при этом, не оскорбить Морриса демонстрацией жалости. Жалеть могли женщины, а мужчины должны были понимать друг друга и, в случае необходимости поддерживать, что Тору и старался делать в меру своих сил и возможностей.

- Яри, конечно я не против, - он с любовью посмотрел на жену, которая сегодня демонстрировала взрослое поведение и умение контролировать свои эмоции, на что он даже и не рассчитывал, учитывая всю сложность ситуации. Но, похоже, беременность постепенно меняла Яреци, делая ее более спокойной и рассудительной. По крайней мере, Тору очень хотелось верить, что это именно так.

- Да сиди ты уже и ешь спокойно. Хватит прыгать, я заварю чай. – Он сам успел только немного поковырять еду палочками, не чувствуя острого голода, а вот Яри набросилась на незамысловатую пищу так, словно она последний раз ела где-нибудь неделю назад.

Не желая ее отвлекать от этого важного занятия, Тору поднялся и заново поставил чайник, в котором осталось уже немного воды, планируя заварить свежий ароматный чай из запрятанных в закромах запасов. Сам он напивался очень редко, но, по опыту своих знакомых, знал, что чай в таких ситуациях очень даже неплох, конечно, если его удается без особой борьбы залить в перебравшего с алкоголем человека.

- Нет, спасибо, милая, мне кофе не надо. А вот от чая я бы не отказался. Я скоро приду в норму и смогу поехать домой. Я... признателен вам за гостеприимство и поддержку. Но я, наверное, откажусь от вашего предложения.

Он совершенно не хотел стеснять молодых людей и надеялся, что они не обидятся, что он не воспользуется их предложением. Яреци хоть и вела себя по-другому, могла в какой-то момент впасть в истерику или депрессию. Из-за него и Лауры. Эта падшая женщина и ее племянничек заставляли страдать Яри. И это его очень сильно нервировало. Он даже иногда сочуствовал Рикардо, к которому относился хорошо. И к которому, несмотря на развод с его сестрой, будет и дальше относиться хорошо.

Топу заварил чай, и Моррис благодарно принял у него из рук чашку чая. Постепенно мозг становился чище, и он вздохнул. Перед тем, как уйти, нужно было сделать еще одно дело. Оно ему показалось очень важным.

- Тору, тогда по телефону я дал свое благословение на ваш брак. Я не отказываюсь от своих слов, но, мне кажется, что такие дела не делаются по телефону. Поэтому я сейчас даю вам благословение на брак. Я надеюсь, что вы будете счастливы. Береги ее, - сказал он Тору. - Оберегай его, - кивнул он дочери...

Яреци, демонстрируя, что она действительно сделала выводы и научилась сдерживать свои эмоции, не стала подскакивать и отнимать у него чайник, когда он поднялся, чтобы заварить свежий чай. Более того, она даже не попыталась запихнуть в него еду, к которой он практически не притронулся, за что Тору был ей весьма признателен. Поэтому, постепенно, витающее на их кухне настроение стало меняться с депрессивно-упаднического на вполне медитативное, благодаря аромату чая и временно установившейся тишине.

- Я обязательно буду беречь вашу дочь. – В первый момент неожиданное благословение тестя застало Тору врасплох, но он быстро собрался и взял жену за руку, показывая, что не собирается ее отпускать, чтобы ни случилось в их жизни завтра. Конечно, его страхи и подозрения никуда не делись, но он рад был поддержке, оказанной их семье отцом Яреци, о которой он еще несколько месяцев назад даже и не мечтал.

- Спасибо за ваше благословение. Для нас это очень важно. - С учетом того, что их брак обычно вызывал вопросы и неодобрение окружающих из-за разницы в возрасте, признание его отцом Яри было одним из самых первых и важных шагов к счастью, которого принято желать молодым семьям. И Тору собирался сделать все от него зависящее, чтобы оправдать доверие Морриса и показать, что, несмотря на множество своих недостатков, он станет для его дочери лучшим мужем из тех, что у нее могли бы когда-нибудь быть.