Без лица

Юншэн задумался. Нужно было заранее поговорить с Чуном сяншеном о том, кто в клинике знал о врачевании, чтобы можно было лечить Янлин, не вызывая лишние вопросы.

- Скажи, что не знаешь, в чем дело, - Юншэн улыбнулся. - Хочешь, завяжу повязку обратно?

Наверняка больше вопросов возникнет с глазами, а не с рукой. Юншэна мало волновало, что подумают врачи, если они не будут больше необходимого доставать Янлин. Он хотел, чтобы её раны зажили как можно быстрее, а остальное пусть решают специально обученные люди. Её отец был не последним человеком для этой клиники, решит что-нибудь. Из рекламных проспектов в регистратуре Юншэн уже понял, что плешивый человек в халате поверх костюма, панибратски звавший Чуна сяншена Кысей, - это главврач.

- Фирма сняла мне квартиру на три месяца, - сказал Юншэн. - Потом буду платить за неё сам, если все получится с офисом. Когда тебя разрешат отсюда забрать, хочешь поехать ко мне, а не к родителям?

Так ему было бы легче заниматься её ранами. К тому же сифу Грей могла скоро вернуться домой, а ей ни к чему было волноваться в её состоянии.

- Лучше завяжи, - решила Янлин. - Пусть завтра меняют повязки и сами думают, как так вышло.

Тогда к ней не будет никаких вопросов, потому что она сама не смогла бы развязать бинты. Но сначала Янлин подняла руку и коснулась кончиками пальцев бинтов на лице. Лицо почти ничего не чувствовало, поэтому она не могла сказать наверняка, где у нее что сожжено, но теперь, чем дальше она ощупывала, тем полнее понимала, что обожжено все. От лба и до подбородка. Теперь она свое лицо точно не узнает. Она сглотнула, потому что в горле вдруг откуда-то взялся горький комок, который мешал дышать.

- Ты что, не видишь? - она содрогнулась, уронила руку на одеяло. - Я никогда не буду такой красивой, как раньше! - у нее даже нос форму поменял, а после того, как повязки снимут, там будет одна сплошная рана, и она заживет таким же сплошным шрамом. Если заживет. - Ты хочешь со мной жить? С такой уродиной?

Лучше бы ее просто убили, зато сразу, чем сделали с ней такое. Тогда бы ей не пришлось жить с этим уродством, зная, что оно отравит ей все существование. Янлин не знала, кто с ней такое сделал, но наверняка это был человек, который сильно ее ненавидел. Она не сможет выйти из дома, она даже в зеркало на себя не сможет посмотреть без отвращения.

Юншэн не успел вернуть на место повязку, когда Янлин решила ощупать бинты, закрывавшие её лицо. Нужно было быстрее соображать, чтобы этого не допустить. А сейчас её накрывало осознание того, что с ней случилось. Юншэн знал, что Янлин очень гордилась своей красотой, и сейчас он не мог представить, насколько ей было плохо. Но он точно знал, что все равно хотел быть с ней. Даже если бы не был уверен в своих способностях вылечить эти раны.

- Янлин, я все вижу. И все равно хочу с тобой жить. И все равно люблю тебя ничуть не меньше. Мне страшно, потому что тебе плохо, но я буду с тобой, - сказал Юншэн. Он взял Янлин за руку и стал заматывать бинт. - Ты снова будешь красивой, я обещаю. Я добьюсь этого, потому что это важно для тебя. Ты видела, как зажила рука. Лицо тоже заживет, просто мне нужно больше времени.

Он не знал, как убедить Янлин в том, что вся эта ситуация была временной. Что ей нужно было подождать, пока её можно будет забрать из клиники, и пока он будет день за днем залечивать следы ожогов на её лице.

- Рука не лицо! - Янлин не хотела плакать, она считала себя сильнее этого, но за эти два дня она столько всего вынесла, что сразу почувствовала, как глаза плывут. - Руку можно спрятать в перчатку, а лицо я куда спрячу?

Если бы можно было его вылечить так же быстро, как сейчас он вылечил руку, она бы даже не волновалась на этот счет. Но Юншэн не мог назвать ей сроки, и это больше всего пугало Янлин. Сколько? Месяц, два, три, полгода? А ведь пальцами она только едва коснулась лица, тогда как на него пришелся полный заряд кислоты, сколько бы ее там ни было. А ей никто не рассказал, что с ее лицом, хотя она просила сначала Юншэна, а потом и папу сказать, насколько там все плохо.

- Я не смогу ходить в университет, - угрюмо продолжила она, не глядя на Юншэна. Ей вдруг захотелось остаться одной. - Не смогу даже из дома выйти.

Для Янлин это было мукой. Она привыкла всегда идти туда, куда ей хотелось бы пойти - в торговый центр, в кафе, в кино, в парк, да даже просто до соседнего магазина. А теперь она будет ограничена стенами квартиры. Нет сильной разницы, какой именно, родительской или квартиры Юншэна. Это все равно уже будет не то. Ей было жалко себя. Она не должна была оказаться в этой ситуации. Кто угодно, только не она.

Янлин его снова не слышала, она была в своих мыслях, которые были безрадостными. Юншэн видел, что в них бесполезно искать логику, потому что рука зажила, и перчатка не требовалась. Но Янлин думала только о том, что сейчас было с её лицом.

- Ты же сразу не хотела идти в университет, пошла туда, чтобы родители отстали? - напомнил Юншэн. - Вот и отдохнешь пока от него, у тебя есть повод не ходить.

Сложно было искать аргументы против эмоций, потому что Юншэн не мог сейчас в полной мере понять, что чувствовала Янлин. Она была в ужасе от своего состояния, и этот страх не давал ей мыслить критически. Юншэн не знал, как бы он повел себя в подобной ситуации, он не мог её судить, он мог лишь пытаться до неё достучаться, чтобы ей помочь.

- А когда все заживет, сможешь ходить, куда захочешь. Давай придумаем, куда пойдем первым делом? - предложил он. - Хочешь, в Запретный город? Или в какой-нибудь клуб?

Он ничего не понимал. Ему было сложно понять, что университет - гарантия ее независимости, потому что пока она учится, ей дают больше свободы, она даже может задерживаться вечером, а не возвращаться в одиннадцать. Хотя Янлин редко злоупотребляла этой привилегией - когда Юншэн был занят, ей все равно нечего было делать на улице допоздна. Да и как будто она в университет ходит только чтобы учиться! У нее появился кто-то вроде подруги, с которой они сидели на парах, ведь у Янлин никогда не было подруг, не считая Айлин, конечно. Но больше ее беспокоило, что так ей могут переставать давать деньги на карманные нужды. С другой стороны, если она не будет никуда выходить из дома, то деньги, получается, ей автоматически уже будут не нужны?

Она саркастически, как-то зло улыбнулась. Как будто до этого она так часто ходила в Запретный город, что теперь жить без него не может. Она не знала, как объяснить то, что просто возможность выйти из дома, неважно куда, будет уже чудом. Особенно если от нее не будут шарахаться люди.

- Все равно куда, - ответила Янлин. Ей было обидно, что чья-то злая выходна перечеркнула всю ее жизнь. Да, может быть, у нее и не было никаких особенных на нее планов, она не хотела становиться президентом, первой женщиной в космосе или что-то в этом роде, но это была ее жизнь, почему с ней так поступили?

Юншэн увидел, что Янлин попыталась улыбнуться или усмехнуться, но с обожженными губами было сложно понять её настоящую мимику. Скоро он снова сможет видеть её привычное лицо, а не эти слои бинтов, скрывавшие глубокие раны.

- Янлин, сейчас мне нужно уезжать. Но я вернусь вечером. Тебе только зарядка для телефона нужна? - спросил он.

Чун сяншен говорил, что тоже приедет, но поздно вечером, когда сможет. Юншэн считал, что лучше сам привезет Янлин то, что ей могло понадобиться. Он планировал освободиться довольно быстро, а с переводами засесть уже ночью, когда нельзя будет сидеть в клинике. Юншэн не хотел уезжать. Он чувствовал какое-то смутное беспокойство, которое объяснял тем, что Янлин будет плохо сидеть одной в палате и ничего не делать.

- Хочешь, я сейчас на посту у медсестер спрошу, может они пока смогут зарядить твой телефон? - предложил он.