Стена

Впервые в жизни она работала на пределе своих возможностей. От отсутствия опыта, каких-то знаний ей было очень плохо, у нее сильно болела голова, что-то трещало, пульсировало, взрывалось и гудело. Отголосками уплывающего сознания она слышала, как Тору ходил, чувствовала, что он протер ее лицо, слышала даже недовольный плач дочери, и от этого ее сердце разрывалось от боли. Она несколько раз пыталась подняться, чтобы заняться дочкой, но каждое движение ее тело отдавалось новой порцией боли. Она винила себя в этом. Она знала, что ей влетит за это от Тору, она была к этому готова, но она не могла все это просто так оставить. Узнав правду о маме не от папы или Тору, а от виновника, она хотя бы немного успокоилась. По крайней мере, теперь понятно, то, возможно, мама не по своей воле отказалась общаться с ней. И, если это так, то это же прекрасно. Мама пройдет курс реабилитации, поправится, а потом обрадуется, что у нее появилась внучка. И все будет прекрасно и замечательно! А потом она помирится с папой.

Ночь прошла в коротких проблесках спокойного сна, и под утро головная боль отступила. Девушка услышала сигнал будильника и проснулась. Тору не разговаривал с ней. Проводив его на работу, она вернулась в комнату. Хотелось спать, но присутствие дочки заставляло ее стать сильной. Посмотрев на кровь на наволочке и пододеяльнике, она поменяла постельное белье и решила немного, насколько это позволяли силы, убраться. Потом повозилась с Кимико, переодела ее, покормила и вместе с ней легла спать, отправив перед этим Тору смс со словом "люблю". Спать хотелось невыносимо.

И был в душе неприятный осадок. Тору не хотел с ней утром разговаривать, он не выспался, какую-то часть ночи проведя с дочерью, и это угнетало. Ей хотелось чем-то искупить свою вину. Поэтому она, снова покормив дочь, поцеловав ее и уложив в кроватку, направилась на кухню, чтьбы что-то приготовить. Несмотря на сильную слабость, она приготовила вкусный пирог, благо продукты в холодильнике были. И, выключив плиту, вернулась в комнату. Малышка недавно проснулась, и девушка включила ей музыкальную подвеску. Рукой стала гладить дочку по голове и смотреть на время. Половина девятого. А Тору все не было. И это пугало. Неужели градус терпения достиг допустимого предела и теперь между ними выросла ледяная стена? Он ведь так и не ответил на сообщение...

Время, с момента, как он выставил из квартиры мальчишку и до того, как он сам ушел на работу, тянулось мучительно медленно. Яреци больше напоминала овощ, чем живого человека, заставляя его изрядно понервничать, а Кимико требовала внимания, которое ей не могла предоставить не рассчитавшая свои силы мама, поэтому вечер и ночь у него прошли в мечтах об отдыхе, поскольку дома после всего он устал еще больше, чем на работе.

Утреннее пробуждение и вовсе показалось Тору кромешным адом. Он не считал, сколько часов ему, в итоге, удалось поспать, но судя по ощущениям катастрофически мало. Но необходимость вставать и идти на работу никто не отменял, поэтому он с великим трудом покинул теплую уютную кровать и отправился приводить себя в надлежащее состояние.

Яреци тоже встала вместе с ним, но желания с ней разговаривать и обсуждать вчерашнее у него не возникло, поэтому Тору, быстро перекусив, собрал все необходимые вещи и ушел на работу, которая сегодня должна была занять время часов так до семи. В итоге, закончил он даже немного раньше, но домой сразу, как он это обычно делал, не пошел, впервые согласившись поужинать с парой коллег. Наверное, это был не слишком взрослый поступок, но ему совершенно не хотелось сразу идти домой и, в очередной раз, вести душеспасительные разговоры, от которых, как он понял, не было никакого толка. Раз уж Яреци не подумала о маленьком ребенке, используя ментальную магию даже не попробовав другие способы получения информации, то говорить здесь о чем-то не имело смысла. И никакие сообщения с признаниями в любви не могли изменить этого факта.

В небольшой, но уютной закусочной они просидели около полутора часов, после чего Тору все же решил закругляться и, допив третий бокал пива, начал собираться домой. Дорога до съемной квартиры заняла еще около получаса, и он даже начал немного нервничать, поскольку уже давно не возвращался настолько поздно. Но потом усталость и раздражение все же взяли свое, глуша угрызения совести, так что на момент своего возвращения домой Тору с каменным лицом просто начал снимать верхнюю одежду, забыв все слова извинения, которые были готовы сорваться с языка еще десять минут назад. Его план был прост – проверить, все ли было нормально за время его отсутствия и, если да, то отправиться в душ, а потом завалиться спать, пропуская часть с бесполезными разговорами и попытками воззвать к здравому смыслу.

Вскоре после его появления в квартире из ванной вышла Яреци, и ее подозрительно припухшие глаза говорили о том, что этот день для нее тоже прошел непросто. И Тору хотел было пожалеть девушку и сказать, что все нормально, и очередная ошибка не изменит его к ней отношения, ни как к жене, ни как к возлюбленной, но его остановила всепоглощающая усталость. Причем физически, благодаря постоянным тренировкам, он чувствовал себя еще терпимо, несмотря на недосып. Его усталость была иного рода. С того момента, как он назвал Яреци своей женщиной, Тору слишком часто приходилось сдерживался, проявляя терпимость и стараясь больше думать о чужих чувствах, а не о своих. Но при всем при этом он оставался обычным человеком, которому тоже иногда хотелось проявлять слабость, хоть обычно он и не мог себе этого позволить.

На слова Яреци Тору только кивнул, не зная, что ответить. Есть он не хотел, но озвучивать это не стал, как и рассказывать о своем ужине с коллегами. Больше всего он сейчас не хотел нарываться на очередную истерику или тратить время на объяснения, в чем девушка была вчера не права. Это казалось ему очевидным, но, возможно, его мнение по этому вопросу не совпадало с мнением жены, которое он сейчас не горел желанием выслушивать.

Яреци снова скрылась в ванной, а Тору пошел в комнату, чтобы посмотреть на дочку и переодеться. Кимико он обнаружил сладко спящей и, как всегда, очаровательной, в очередной раз поражаясь, как ему удалось поучаствовать в создании столь потрясающего существа, как его малышка. Боясь разбудить дочь, Тору не стал до нее дотрагиваться, решив для начала переодеться. Сначала в сторону полетел пиджак, а затем и рубашка, от которых он с удовольствием избавился, но, вытащив ремень из брюк и отправив его к остальной одежде, он почувствовал, что больше ничего не хочет и просто уселся на стул, рядом с небольшим столиком, на котором располагался его ноутбук, и прикрыл глаза. Наверное, Тору знал, что ему стоит делать по отношению к Яреци, чтобы это было правильно, но сейчас он не был готов показывать себя понимающим все мужем, превращаясь в обычного человека, который жаждал немного покоя и самой простой любви со стороны самых близких людей.

Она прополоскала вещи и отжала их. Стряхнула и повесила на полотенцесушитель. Умылась и вышла из ванной. Тору был не на кухне, значит он не хочет ест её пирожок. Тут могут быть две причины - либо он где-то перекусил, либо просто не хочет видеться с ней. Если он где-то перекусил, то вряд ли делал это один. Она вспомнила, как он когда-то говорил, что иногда коллеги приглашают его куда-нибудь. Наверняка он воспользовался предложением посидеть в компании. Ведь это намного лучше, чем проводить время с истеричкой-женой.Вот только она больше не хочет быть этой самой истеричкой. Она хочет быть женой. Любимой женой самого любимого человека на свете.

Если он отдохнул с коллегами, то она рада за него. Людям свойственно отдыхать, а то от обычного "работа-работа-работа-дом" можно постепенно сойти с ума. Как хорошо, что он смог разорвать этот круг и вместить в него ужин с коллегами. Пусть это будет действительно ужин с коллегами. А не грустное и одинокое хождение по улицам города.

Тору сидел в комнате на стуле, и от его вида у неё сжалось сердце. Он выглядел несчастным, грустным, уставшим и каким-то потерянным. Возможно, ей это показалось, когда она посмотрела на его ссутулившуюся спину, будто он один остался держать небо, когда другие ушли "на перекур". Сердце защемило, и она сглотнула. На глаза навернулись слёзы, но она их сдержала. Осторожно, будто боясь его напугать тихо подошла к нему и положила свои руки на его плечи. Потом резко отдёрнула и потёрла о штаны. После холодной воды они замерзли, и согреться не успели. А может быть они были холодными из-за чего-то другого. Она обвила руками его шею и скрепила их на его груди. Наклонилась и языком нежно провела по его уху и осторожно прикусила мочку.

- Прости, если напугала холодными руками. Я полоскала вещи. Спасибо тебе, любимый, что ночью посидел с малышкой. Я не буду просить у тебя прощения, я знаю, что ты имеешь полное право послать меня туда же, куда я отправила Маркуса. Я понимаю, что этот поступок был ужасен, мне нет прощения, я не имела никакого права этого делать, но... просто... спасибо тебе. - Тихо прошептала она, прикрыв глаза и всеми силами стараясь не разреветься. Голос предательски дрожал, и приходилось до крови прикусывать губу. - Ты после работы отдыхал с коллегами? Я рада, если тебе удалось хоть немного расслабиться, - добавила она более весёлым голосом.

Пожалуйста, пусть это будет правда. Пусть он действительно немного отдохнул с коллегами и развеялся. Он не должен страдать из-за её ошибок. Они не должны страдать...

Из состояния полузабытья его сначала вывел шорох, говорящий о появление в комнате Яреци, а потом и прикосновение к плечам ее подозрительно холодных рук. В голове промелькнула мысль, что она долгое время возилась в холодной воде, но он тут же постарался ее откинуть, поскольку жалость к жене была совершенно не конструктивна и загоняла в один и тот же круг, в котором он прекращал быть сильным мужчиной и превращался в жалкое существо, позволяющее жене "вить из себя веревки".

Обвитые вокруг его шеи руки и уже тем более неожиданное прикосновение языка к его уху заставили Тору вздрогнуть и почувствовать, как его тело неуместно реагирует на ласку жены. И это было совершенно нечестно, поскольку он и раньше сходил от Яреци с ума, а после длительного перерыва, связанного с рождением Кимико и вовсе готов был практически вибрировать от любого ее прикосновения.

Из-за затапливающих тело ощущений Тору пропустил половину из адресованных ему слов, уловив только вопрос про коллег и, злясь на свою слабость, заставляющую его "плавиться", словно масло, ответил полным раздражения голосом:

- Да, я ужинал со своими знакомыми с работы... Одной из моих работ.

Тору нарочно подчеркнул степень своей загруженности, о которой Яреци, похоже, временами совсем забывала. Пусть он и старался обычно выглядеть бодрым и сразу по возвращению домой помогать жене по хозяйству, это не означало, что режим, в котором он жил, постепенно его не выматывал. И самое печальное, ни от одной из своих активностей он отказаться не мог, поскольку на нем было содержание семьи, включающая оплату съемной квартиры, а теперь еще и внесение взносов за новую квартиру, в которую еще нужно было вложить еще столько денежных средств, что становилось немного страшно, когда он задумывался, хватит ли ему сил воплотить в жизнь все задуманное. Но, поскольку, другого варианта у него не было Тору собирался работать, пока не расплатится со всеми долгами или пока не ляжет костьми, стараясь быть идеальным мужем и отцом, успешно справляющимся с любыми трудностями.

Его голос, полный раздражения и злости, заставил её вздрогнуть и отстраниться от него. Она убрала руки с его плеч и, отойдя от него на несколько шагов, села на самый край кровати и спрятала руки между ногами. До крови закусила губу, чтобы не разреветься. Ей было больно. Она как всегда всё испортила. Зачем она только поцеловала его?

По щеке пробежала слеза. Одинокая, показывающая слабость, а может полную ничтожность своего существования. Наверное, она была самым ничтожным человеком. Она не имела никакого права позволять его чувствам играть с её чувствами. Она должна была отпустить его, когда это было ещё возможно.. Она не хотела, чтобы всё так получилось. Почему они просто не могут быть счастливы? Почему он должен страдать? За что ему это?

В голове крутилось множество мыслей, слов, чувств. От этого становилось больно физически, голова, казалось, сейчас просто взорвётся. По телу прошла нервная дрожь, заставившая её горько хмукнуть и снова ощутить потребность закричать. Громко. Но ведь нельзя. Она находится в городе. Она сидит дома. В кроватке спит маленькая Кимико, которая проснётся и испугается от этого крика. Может, всё бросить? Уехать на несколько дней в монастырь? Взять малышку, попросить у Тору прощения за всё, и уехать? Нет, это глупо. Это неправильно.

- Ненавижу... - сама от себя такого не ожидая прошипела она. В это слово она вложила всю боль, ненависть, страх и отчаяние. - Ненавижу его. Он... Тору, её же спасут? Она же поправится? Она... я должна была узнать правду. Я... понимаю, что нельзя было это делать таким образом. Но... вдруг он бы не сказал всю правду? Я... боюсь... Тору, я... - она тяжело поднялась с кровати и подошла к мужу. Опустилась перед ним на колени и своими ледяными руками взяла его руку. Заглянула в его глаза. - Спасибо тебе, спасибо, что ты не бросил нас... я... я постараюсь быть сильной. Я пока показываю только то, что являюсь самым ничтожным человеком, но я очень хочу, чтобы ты был счастлив. Я знаю, что ты меня никогда не простишь за это, просто... я люблю тебя. Я всегда тебя любила. Я... я могу тебе чем-то помочь? Прошу, не молчи... хочешь, я тоже выйду на работу? Или... ты хочешь, чтобы я тебя оставила сейчас?

Она в очередной раз закусила губу, но всеми силами, на которые была сейчас способна, пыталась сдержать слёзы...

Его полный раздражения голос заставил Яреци отстраниться и уйти на кровать. От внимания Тору не укрылась пробежавшая по ее щеке слеза, но он, в отличие от своего обычного поведения, не стал подниматься с места и бросаться ее утешать. В конце концов ей пришло время научиться самостоятельно разбираться со своими эмоциями и понять, что помимо них в этом мире есть еще очень много всего важного.

Резкое и неожиданное выражение своей ненависти к двоюродному брату застало Тору, не привыкшего слышать от жены настолько резкие слова, врасплох. Он даже вздрогнул, когда относительную тишину, царящую в квартире, прорезало ее "ненавижу". До этого момента ему и в голову не приходило, что Яреци способна на подобные чувства, но видимо вся эта история с матерью, стала для нее последней каплей, окончательно сломавшей тормоза, как-то останавливающие накопившиеся за последнее время негативные эмоции.

- Я не знаю, что в итоге будет с твоей мамой, но, наверняка, в ближайшее время ей должно стать лучше. - Тору не хотел давать девушке бесплодные надежды, но, при этом, искренне считал, что без негативного влияния мальчишки, его теща должна стать хоть немного адекватнее, чем была до этого.

Дальнейшие действия жены шокировали его настолько, что заставили вскочить с места, чтобы поднять ее с колен и как следует встряхнуть, пытаясь привести в себя.

- Ты что, совсем с ума сошла?! Что ты вообще такое говоришь?! Оставила? Ты хоть понимаешь, что мы женаты и у нас только недавно родилась дочка? Или ты считаешь нас подростками, которые могут в любой момент сойтись или разойтись из-за своих прихотей или бытовых проблем? Открою тебе секрет - в нормальных семьях, где муж и жена действительно любят друг друга, они борются за свое счастье, а не пасуют сразу перед трудностями.

Тору еще с момента из первой ссоры в Москве убивала способность Яреци так легко отказываться от их отношений, словно это была какая-то игра. И, что было самым противным, девушка старалась все это облечь в обертку заботы о нем же самом, словно ему могло стать лучше от их расставания, возможность которого пугала его сильнее, чем реальная угроза здоровью и даже жизни.

Я плохая жена. Я плохая мама для его дочки. Я плохая дочь для родителей. Я никогда не стану сильной и хорошей. Я всегда все порчу...

Эти мысли пронеслись в ее голове, заставив болезненно поморщиться и отстраниться от него. Его слова острыми гвоздями впивались в ее сознание, причиняя сильнейшую боль, выворачивая душу наизнанку. Он был прав. Он был абсолютно прав - она сошла с ума, она считает себя подростком и, черт побери, она действительно ничего не знает об этой жизни. Ей только восемь дней назад исполнилось девятнадцать, она только шесть лет назад закончила играть в куклы, она мечтала о красивой сказке о любви, но получилось все именно так. Она подарила Тору ребенка, она стала женой и матерью. Наверное, теперь нужно расставить все эти ценности как-то иначе? Получается, что любви-то и нет? Есть что-то другое? Смирение? Кротость?

Она сильно побледнела, когда он все высказал. Она совершенно не знала, что ей нужно делать. Обнять его и успокоить? Но ведь он так резко отреагировал на ее поцелуй. Вдруг сейчас совершенно не это ему нужно? Вдруг он просто хочет, чтобы она от него отстала со своими соплями, оставила его, позволила ему лечь спать? Или ему нужна забота, уверенность? Но, черт возьми, как она, девятнадцатилетняя девчонка, может подарить ему уверенность и заботу? Ведь ее объятия и поцелуи сейчас не нужны.

Что делать? Кто может дать совет? Стена становится все толще, ее уже не растопить, не пробить. Неужели она действительно умеет только все разрушать? Неужели она не может подарить хоть маленький островочек стабильности, надежности, счастья?

Она смотрела на него, кусала губы, чтобы не разреветься и не разбудить дочку. Ему не нужны ее слезы, ее истерики. Ему больно, страшно. Наверное, ему страшно. А может она как всегда себе все напридумывала. И ему просто нужно, чтобы от него отстали.

- Прости... - тихо прошептала она. - Прости, пожалуйста, если я не так выразилась. Я... тебе, наверное, сейчас хотелось побыть одному... я очень рада, что ты смог немного отдохнуть... - она подошла к нему и взяла его лицо в свои ладони. Очень робко стала покрывать его лицо поцелуями. Она хотела целовать его более уверенно, но не получалось. Было страшно. Вдруг ему сейчас этого не было нужно?

Краем глаза она заметила шевеление в кроватке, а потом Кимико заплакала. Девушка оторвалась от поцелуя и посмотрела на мужа. Крепко его обняла.

- Ложись спать, я посторожу твой покой. Я люблю тебя, - прошептала она и подошла к малышке. Нежно взяла ее на руки и поцеловала.

Жаль только, что в этой квартире только одна комната и нет возможности уйти в другую. Но ничего, она сильная, она справится. Она не имеет права сдаваться. И пусть стену уже не пробить, но она постарается сделать все, чтобы любимый был дома счастлив и любим...

Женщины всегда оставались для него загадочными существами, содержание черепной коробки которых, хоть и было внешне похоже на то, что находилось и у мужчин, но работало совершенно иначе. А в том, что касалось его жены, все это, не поддающееся логике мыслительное безобразие, стоило умножать на два, если не на три, чтобы получить хотя бы примерное представление о том, что она там себе умудряется надумать в перерывах между противоречащими друг другу словами и действиями.

То она отстранялась от него, то начинала целовать. То просила прощение и признавалась в любви, а то окончательно взрывала мозг, предложением постеречь его сон, словно он после такого мог спокойно заснуть, даже несмотря на накопившуюся усталость. Ее робкие поцелуи возбуждали и выворачивали наизнанку, вызывая желание плюнуть на все и просто забыть о ментальной магии и ее неразумном применении, о так никуда и не девшемся детском подходе к жизни и о всевозможных бытовых проблемах, так или иначе возникающих в любой семье. Но он понимал, что это тупик. Что он не может вечно видеть в своей жене не равноправного партнера, а старшую дочь, пусть и заботливую и любящую. Но сколько еще пройдет времени до того, как они смогут, если смогут, общаться на равных, он не знал. И подобные мысли угнетали намного больше, чем отсутствие нормального отдыха.

Сообщив о том, что ему следует лечь спать, Яреци направилась к расплакавшейся дочке, и Тору, выдержав небольшую паузу, подошел к ней со спины и через плечо посмотрел на расхныкавшуюся малышку. На руках у мамы та явно чувствовала себя комфортнее, чем лежа в своей кроватке и, глядя на Кимико, Тору почувствовал, поднимающуюся из глубин волну тепла, растекающуюся по его груди и заставляющую руку потянуться к плечу девушки, чтобы некрепко сжать его и показать, что несмотря на мелкие проблемы для него нет никого важнее и дороже, чем жена и дочь.

Его пальцы уже практически коснулись ее тела, но, в последний момент, Тору убрал руку, развернулся и отправился в душ, как и собирался изначально. В голове творился настоящий хаос, а разбушевавшиеся эмоции больше напоминали закрутившийся где-то внутри вихрь, поэтому он, прежде чем принимать какое-нибудь решение, хотел хоть как-то успокоиться и постараться привести мысли в относительный порядок. А лучше всего ему в этом помогали как раз прохладные струи воды, стекающие по коже и словно вымывающие весь накопившейся за последнее время негатив.

Тору никак не реагировал на ее поцелуи и слова. Наверное, это было к лучшему или правильно, и она болезненно поморщилась. Малышка жалобно плакала, и Яреци уложила ее на кровать. Тору ушел, и она грустно вздохнула. Судя по всему, у ребенка начались колики, и надо что-то делать. Кажется, она где-то читала, что можно положить на животик теплую пеленку. Наверное, это должно помочь. Вот только пеленки не было. Она только все постирала. Эх, наверное, она как всегда все делала неправильно. Паника блокировала проблески здравого смысла, и она не знала, что делать. Раздела ее и сняла с нее памперс. Дочка успокоилась и стала с очень задумчивым видом сосать соску, которую Яреци вставила в рот.

- Ты хитрюга, почему ты такая хитрая? Тебе не нравятся памперсы? Ты хочешь, чтобы я пеленала тебя? - улыбнулась девушка, играя с ней. - Давай я тогда тебя положу на непромокаемую пеленку. А вообще, давай достану тебе кокон, и мы пойдем на кухню. Папа твой очень сильно устал, ему нужно поспать. Мы же не будем ему мешать, верно?

Свои слова она сопровождала действиями. Она достала из-под кровати эргономический матрасик-кокон, в котором ребёнок, по описанию на всяких сайтах, чувствует себя примерно как в утробе, что помогает ему легче адаптироваться к жизни. Одно из новых изобретений французов, кажется. Хотя не так важно. Этот матрасик был подарен папой, когда они выписались, но она пока им не пользовалась. Постелив пеленку и уложив в него дочку, она пристегнула её, провела пальцами по ее щечке и слабо улыбнулась. Потом вздохнула.

Она хотела поговорить с Тору, но считала, что, наверное, все уже упущено. Между ними выросла стена непонимания, и можно было что-то сохранить в их семье только умом и мудростью. Ни того, ни другого у Яреци не было. Зато была целая ночь, чтобы о чем-то подумать. Хотя она не была уверена, что сможет не спать всю ночь, но, наверное, это будет правильным по отношению к мужу, который из-за нее прошлую ночь не спал. Так нельзя.

Она вздохнула и, взяв малышку, направилась на кухню. Положила кокон на стол и задумалась...

За время проведенное в душе, Тору было о чем подумать. И, как всегда, водные процедуры помогли ему немного успокоиться и если и не разложить все для себя по полочкам, то, хотя бы определиться с основными моментами, на которых держалось все остальное. По итогам размышлений он пришел к выводу, что злиться или обижаться на Яреци было бессмысленно. Он сам выбрал себе в жены не уравновешенную женщину, а эмоциональную девчонку, которая по законам его страны еще даже не достигла совершеннолетия. Поэтому ждать от нее зрелых поступков было глупо и, в какой-то степени, нечестно. Он сам в ее возрасте не отличался особой рассудительностью, вытворяя то, что домашней девочке Яреци не пришло бы и в голову, но требовал от юной жены взрослого поведения, ведя себя эгоистично и недостойно хорошего мужа. И поскольку теперь уже поздно было рассуждать на тему, как бы сложилась жизнь, усмири он в свое время желания и оставь влюбленную в него ученицу в покое, следовало перестать разводить сопли, взять себя в руки и учиться выстраивать их общую реальность таким способом, чтобы не ущемить интересы никого из их своеобразной семьи.

Приведя тело, мысли и чувства в относительный порядок, Тору выключил воду, уже по традиции наспех вытерся, оставив на коже немало пропущенных капель и, повязав на бедрах полотенце вышел из ванной. Яреци с дочкой были на кухне, причем малышка Кимико больше не плакала, успокоившись, а возможно и заснув, чего он пока не видел. Девушка сидела спиной к выходу из кухни и, казалось, о чем-то усиленно думала. И, посчитав это занятие для нее совсем не полезным, Тору практически бесшумно подошел к ней сзади, откинул в сторону темные густые волосы и медленно провел рукой по обнажившейся шее. Прикосновение к нежной женской коже, заставило его на пару секунд прикрыть глаза, чтобы сосредоточиться на нахлынувших ощущениях, а затем наклониться и коснуться шеи губами, начиная с легкого практически не ощутимого поцелуя и постепенно становясь все настойчивее, позволяя губам хозяйничать на шее жены, пока та не прерывала его, как он надеялся, для всех приятное занятие.

То ли она очень быстро разобралась с малышкой, то ли Тору очень долго принимал ванну, но ей не хотелось больше находиться в безмолвной тишине. А вдруг с ним что-то там случилось? Да нет, вряд ли. Она бы услышала, если бы он, например, случайно поскользнулся и упал. А вдруг он ушел? Нет, это тоже маловероятно. Он любит ее, а она сама... любит ли она его? На что готов пойти человек ради спасения любимого? Если онс его любит, то имеет ли право так поступать?

Но ведь она не сделала ничего плохого. Она узнала правду. Да, пусть таким методом. Да, она не имела права это делать, и из-за этого ее угнетают угрызения совести. Но ведь другим способом нельзя было узнать правду. Он бы ничего не сказал. Нет, можно, конечно, попросить кого-рибудь его избить, чтобы он сознался, но нет, это не выход. Это жестоко. А жестокость порождает жестокость. И с этим ничего нельзя поделать.

В ванне выключилась вода, и она прислушалась. Шаги приближались. Тору остановился позади нее, и это заставило ее напрячься. Она сильно вздрогнула, когда он нежно откинул прядь ее волос, провел пальцем по шее, и совсем "растаяла", когда он стал покрывать шею поцелуями.

- Знаешь, у нас нарисовалась маленькая проблема. Нет, наверное, она глобальная. У Кимико попа покраснела от памперсов. Наверное, придется сегодня ночью менять ей пеленки, которых не осталось... - Сказала она, стараясь не шевелиться, чтобы не спугнуть его. Но потом, убедившись, что этот эргономичный матрасик устойчиво расположился на столе, повернулась к мужу и посмотрела на него. Слабо улыбнулась и провела пальцем по его руке. Остановилась на ладони и расположила свою ладонь поверх его.

И хоть хотелось поговорить о том, что произошло вчера, она не стала этого делать. Сейчас не время. Но она должна ему объяснить мотивы этого поступка. Но сейчас хотелось поговорить о дочери.

Какое-то время Яреци сидела практически не шевелясь, позволяя ему целовать свою шею, но потом, завозилась, проверяя все ли у Кимико хорошо, и окончательно разорвала их контакт, возвращая его к реальности проблем семей в которых совсем недавно случилось пополнение. И пусть сейчас обсуждение бытовых вопросов являлось не самым желательным для него времяпрепровождением, Тору понимал, что от этого никуда не деться, и если нарисовались мелкие трудности, то с ними стоило разобраться в первую очередь.

- И нет ничего из каких-нибудь старых вещей, чем пеленки можно было бы заменить? - с усталым вздохом спросил он. Тору удивился тому, куда они все пропали, поскольку, как ему казалось, их покупалась целая куча. Но, видимо, он проводил дома слишком мало времени и не сильно задумывался о бытовых моментах, поэтому как-то упустил этот момент из виду.

- Сомневаюсь, что в такое время можно купить новые. - Тору бросил взгляд на часы, обнаруживая, что время уже давно перевалило за десять вечера. Если бы он знал об этом раньше, то забежал бы в магазин сразу после работы, но сейчас уже было поздно дергаться. Да и необходимость одеваться и куда-то идти его совершенно не вдохновляла. Сейчас все его интересы крутились вокруг кровати, и если реализация части из них ему особенно и не святила, то завалиться спать, после того, как они разберутся со всеми вопросами, он вполне мог себе позволить.