Сдержанное обещание

До открытия офиса оставалось три дня. Юншэн еще раз встретился с теми, кто отвечал за организацию банкета в находившемся неподалеку ресторане, проверил завезенный товар и расплатился со школьниками, которых нанял, чтобы они сложили шоу-беги для гостей. За весь день он лишь пару раз забегал домой, чтобы проведать Янлин и привезти ей еду, потому что она по-прежнему не выходила из дома. Ожоги уже почти прошли. Лицо уже не закрывали повязки, но зеркала в квартире по-прежнему были завешены. Две недели подходили к концу, и этим вечером Юншэн планировал закончить работу, чтобы сдержать обещание.

Он вернулся домой около семи вечера. Привез на ужин несколько контейнеров с едой, которую приготовили в ресторане, где он договаривался о банкете. Они делали вкусную утку, и к ней подготовили еще закуски - креветки, салаты и тофу в томатном соусе. Юншэн открыл дверь своим ключом, зашел и разулся, затем повесил на вешалку плащ. Из-за важных встреч весь день пришлось провести в костюме.

- Янлин, я дома, - сказал он.

Две недели, за которые Юншэн обещал вернуть ей обратно ее прекрасное лицо, тянулись ужасно долго, и, хоть с каждым днем лицо становилось все лучше, Янлин только больше хмурилась. Она боялась, что он не успеет, что ему не хватит сил, что завтра она с утра проснется снова с таким же уродливым лицом, что придется ждать еще день, а то и несколько. Юншэн снял с нее повязки, но кожа все еще была неровной, покрытой шрамами. Янлин боялась прикасаться к лицу, потому что под подушечки пальцев обязательно попадались неровные рубцы, и она отдергивала руку, как будто обжёгшись. Надо же, как забавно (нет) получилось - обжигалась об следы от ожогов. Поэтому зеркала были до сих пор закрыты, поэтому Янлин, запершаяся в доме на две недели, уже видеть не могла эти четыре стены.

Она старалась не подгонять Юншэна и не очень ему ныть, потому что у него было много дел и весь день он только заходил, чтобы оставить готовую еду, а потом сразу уходил обратно. Она практически постоянно пребывала в плохом настроении и начинала его заедать всей этой жирной и острой едой, поэтому даже поправилась и поняла, что домашние брюки стали как-то подозрительно тесны. От этого конечно, настроения у нее не прибавилось. Если бы не лицо, недели занятий в тренажерном зале и на беговой дорожке ей бы хватило, чтобы согнать все лишнее, а так куда она пойдет.

Янлин была так расстроена, что даже не пошла Юншэна встречать, а осталась в большой комнате, где на диване рассматривала каталог новой линейки туфель. Так она пыталась немного поднять свой боевой дух.

- Я в комнате, - только отозвалась она.

Янлин не стала выходить, чтобы его встретить, и Юншэн сам пошел к ней в комнату, предварительно закинув на кухню пакет с едой. Девушка была не в духе. Юншэн уже не понимал, почему, ведь за эти две недели следы от ожогов почти зажили, и он был уверен, что вот-вот они исчезнут совсем. А она, казалось, мрачнела с каждым днем.

- Привет, - сказал Юншэн.

Он подошел к Янлин, обнял за плечи и коснулся губами её макушки. Пока он не целовал её в губы. потому что это могло быть ей неприятно, ведь заживавшая кожа на лице шелушилась и наверняка сильно зудела.

- Пойдем ужинать? - предложил Юншэн.

За эти дни он жутко устал. Потому что после работы не мог толком отдыхать, ведь нужно было заниматься лечением Янлин. А потом Юншэн мог только свалиться и заснуть от усталости, чтобы утром снова бежать по делам. Он утешал себя мыслью о том, что скоро станет легче. Что лицо девушки заживет, что офис начнет работать, и на смену суматохе перед открытием придет какая-то стабильность в делах.

Юншэн подумал, не обидело ли Янлин предложение поужинать. Сейчас он с трудом её понимал и нередко боялся нарваться на её плохое настроение. Она сидела одна дома и восстанавливалась после серьезных ожогов, этим он оправдывал её поведение. В такой ситуации кто угодно озвереет, и все же Юншэн был бы рад, чтобы среди мрачных туч хоть изредка проглядывало солнце.

- Как скажешь, - отозвался он. - Нальешь мне тоже чай? Я пойду переоденусь.

Костюм надоел за день, и Юншэн переоделся в майку без рукавов и домашние штаны. Рубашку он положил в корзину для грязного белья, которая была полной и ждала, когда он запустит стирку. Янлин не занималась домашними делами, и Юншэн не выработал достаточно суицидальных наклонностей, чтобы с ней об этом поговорить.

Он пришел на кухню и расставил на столе контейнеры с едой. Достал все-таки две тарелки и две пары палочек, если Янлин передумает.

- Офис уже готов к открытию, - сказал Юншэн.

Янлин подумала, что ей может стать легче, если она разобьет, скажем, чашку. Только почему-то ей хотелось ее не просто разбить, но обязательно об голову Юншэна. Потому что он даже не спросил, почему она не будет ужинать, а покорно согласился с ее решением. Она надеялась, что так сможет ему пожаловаться, что прибавила в весе, а он скажет, что она все равно чудесно выглядит, и может быть, это бы подняло ей настроение. Хотя она не могла быть уверенной в том, что ее бы не раздраконили его слова. Все равно виноват.

Она достала две чашки, но все же не стала их бить, она же не истеричка какая-то. Поискала чайник, бросила в него горсть какого-то китайского листового чая, затем по очереди перенесла все это на стол. А к тому моменту уже и Юншэн пришел на кухню уже переодетый.

- Здорово, - она честно попыталась обрадоваться, но получилось сказать это таким тоном, каким обычно сообщают о похоронах. Янлин помолчала, глядя, как закипает чайник. - Когда оно будет? - все же предприняла она попытку проявить хоть каплю интереса к делам Юншэна. Где-то в глубине души, на очень-очень большой глубине она все же понимала, что он устает, что ему трудно, но то было глубоко, а на поверхности плавало нечто более мелочное и обиженное на весь мир - вот, если его что-то не устраивает, то пусть ищет себе другую, которая будет вечно улыбаться и вся из себя такая хорошая будет. Хотя, Янлин бы на нее посмотрела, эту хорошую, если бы ей на лицо плеснули кислотой.

Янлин отреагировала на его слова без всякого энтузиазма. Как будто ей уже не было интересно, сможет ли он открыть офис и остаться в Пекине. Может, за эти дни он успел ей надоесть, или она просто была слишком погружена в свое состояние, но Юншэн в какой-то момент подумал, что хочет огрызнуться. Медленно досчитал до десяти, сел за стол и положил себе в тарелку лепешку и мелко нарезанную курицу, которую полил острым соусом.

- Через три дня, - ответил он как можно спокойнее. - Янлин, я тебя чем-то обидел?

Он не понимал, почему её настроение портилось с каждой минутой. Но чувствовал, что он был последним, о чем она сейчас думала, и разговор пыталась поддержать из простой вежливости. И то плохо скрывала, что ей не интересно.

Он сложил много сил в открытие этого офиса. Он надеялся, что филиал компании деда даст ему возможность нормально зарабатывать в Пекине, чтобы не просто остаться здесь жить, но и жить с Янлин, зная её запросы. Сам Юншэн, выросший в монастыре, где только недавно появились электричество и горячая вода, мог жить очень аскетично.

- Нет, - ответила она. Потому что она так и не смогла придумать, в чем его обвинить, чтобы это был ПОВОД. То, что он не целует ее в щеку, зная, что ей это сейчас неприятно, не покупает ей туфли, которые стоят очень дорого, и не может прыгнуть выше головы, чтобы вылечить ожоги за пару дней, а не недель - ну так себе повод. Хотя вообще-то обычно ей было достаточно любой мелочи, чтобы прицепиться и вынести мозги, но Янлин одно время жила с Тео, и научилась чувствовать, когда лучше не отсвечивать. - Я просто...

Что просто? Просто надо на ком-то выместить свое плохое настроение, ага. И так как рядом нет никого другого, то получать все шишки будет единственный на них претендент, который сам же и хотел, чтобы она с ним жила.

- Я устала сидеть взаперти, - наконец нашлась Янлин что сказать, хотя это было не совсем то, что она изначально хотела поставить в претензию. - Меня тошнит уже от этих стен, я хочу в торговый центр, в кафе, да просто по улице пройти. И туфли хочу, - не сдержавшись, добавила она самую большую боль сегодняшнего дня.

Но какие же эти туфли были чудесные, Янлин готова была за них замуж выйти, вот прямо сейчас, если бы эти туфли сделали ей предложение.

- Мне уже кажется, что я никогда не смогу выйти на улицу, - упавшим голосом продолжила она. - Шрамов еще много, а ты устаешь с офисом, я же не дура, я понимаю, что ты и так много сил тратишь.

Янлин стала рассказывать о наболевшем, и Юншэн внимательно выслушал все, что её так достало за последнее время. Она не винила его, ей просто было плохо. И ей надоело сидеть одной в квартире. Даже если она не торопила его с лечением ожогов, хотя Юншэн считал, что таким настроением она торопила его сильнее, чем любыми прямыми просьбами.

- Хочешь, я сегодня покажу тебе наш офис? - предложил Юншэн. - Он рядом, идти от дома всего ничего.

Она не хотела, чтобы её видели со следами от ожогов на лице. Пекин в восемь вечера ложился спать, на улицах становилось мало людей, и можно было дойти до офиса, не вызывая излишнего внимания со стороны прохожих.

- И я рассчитываю, что через три дня на открытии ты будешь со мной, - добавил Юншэн. - К этому времени шрамов уже не останется.

Он видел, какой каталог листала Янлин, когда он вернулся домой. Пока Юншэн не зарабатывал столько, чтобы по первой просьбе купить Янлин туфли из этой коллекции. И для того, чтобы эту ситуацию исправить, ему нужно было наладить работу.

Янлин так хотела наконец выйти из этих четырех стен, что когда ей представилась такая возможность, она сразу дала задний ход. Она боялась, что кто-то ее увидит и будет рассматривать. Еще хуже - если начнут жалеть, а то и с отвращением отвернутся. Она этого не переживет.

- Не хочу, чтобы меня такой видели, - замотала она головой. Хотя ей и хотелось посмотреть на офис, о котором столько говорил Юншэн, желание не стать центром всеобщего внимания, когда она была для этого не в лучшей форме, было сильнее всех прочих. - Не хочу, чтобы шарахались, если кто-то увидит.

Она бы хотела пойти и на открытие, потому что любила все подобные торжества, но была не уверена, что сможет. Даже если шрамов не останется, вдруг что-то с ее лицом будет не так. Вдруг оно будет не таким, как раньше, и у нее будет какое-то новое лицо, которое будет и совсем не ее, и на нее все будут смотреть. Вдруг Юншэн пропустит какой-нибудь незначительный шрам, который не особо виден, где-нибудь ближе к волосам или около уха, а кто-то другой это заметит и будет пялиться и жалеть, а то еще и подумает, что это отвратительно.

- От всей этой еды я поправилась, - Янлин всегда так гордилась своей фигурой, что совершенно не ожидала от нее этого подлого удара ножом в спину. Она не могла посмотреть на себя со стороны, потому все зеркала были закрыты, да и когда ложилась спать, не особо себя рассматривала, но на животе появилась мякушка, которой раньше не было, да и бедра стали по ощущениям полнее. - Я ни в одно свое платье не влезу, а вернуться к своему весу не успею.

- Офис сейчас закрыт, на улице уже никого толком нет, - сказал Юншэн. - Тебя никто не увидит по дороге.

Он не замечал, что Янлин поправилась за эти дни. Она была очень стройной и, насколько замечал Юншэн, всегда переживала из-за своей фигуры. Он не представлял, почему она должна была не влезть в те платья, что у неё были, но понял, что это не та ситуация, в которой можно спорить.

- С платьем что-нибудь придумаем, - пообещал Юншэн.

В крайнем случае, можно будет одолжить деньги у отца в счет будущих комиссионных. Он не одобрит, но поймет. У него была Лин, которая хоть и жила в Англии большую часть времени, все равно оставалась собой, и отец знал, во сколько могли обходиться её наряды. При этом она уже зарабатывала и у неё был какой-то очередной хорошо обеспеченный ухажер.

- Я буду рад, если ты согласишься посмотреть офис до открытия, - добавил Юншэн. - Мне важно знать твое мнение о нем.

Юншэн, несмотря на то, что был занят лечением Янлин, очень внимательно и даже придирчиво следил за тем, как делали ремонт. И сейчас он сам был доволен тем, что получилось. Отец планировал прилететь только накануне открытия, дед и прилетать не планировал, и Янлин была бы первой из важных для Юншэна людей, кто увидит все в готовом виде.

Янлин сомневалась, что на улице прям уж толком никого нет. Юншэн жил здесь не так долго и не мог знать, что на самом деле в Пекине, помимо дневной привычной ему жизни есть еще и ночная, когда выползает тусоваться вся молодежь, которая днем или спит или учится, а ночами стремится наверстать упущенное. Янлин бы так и делала, если бы не это ужасное лицо. Она пока не поняла, как ей живется с Юншэном. Может быть, если бы у нее не было ожогов, из-за которых она не могла выйти на улицу, она бы оценила все по достоинству. А так она могла оценить по достоинству разве что цвет стен в его квартире.

- Ну хорошо, - уступила она, потому что Юншэн сказал, что это для него важно. Если бы не это, она бы точно не согласилась. - Но я надену твой худи с капюшоном, чтобы спрятать лицо?

Она хотела еще добавить про темные очки, но сообразила, что тогда будет выглядеть точно смешно, и это еще больше привлечет к ней внимание - темные очки вечером, когда и так темно. А так может никто и не обратит внимание на то, что она прячет лицо под капюшоном. Так половина Пекина делает. Вторая половина надевает еще вдобавок и маску, чтобы не дышать смогом.

Она специально попросила у Юншэна его кофту, потому что у нее у самой такой сроду не водилось. Она предпочитала всегда что-то более открытое и демонстративное, а не все эти бесформенные свитера и спортивные штаны. У нее даже не было ничего такого же с капюшоном.

Янлин все-таки согласилась. Юншэн считал, что ей это нужно, чтобы не все время сидеть дома. Он бы столько не высидел, но он и не был девушкой, которая стеснялась шрамов на лице.

- Хорошо, но сверху лучше надеть куртку, там холодно, - ответил Юншэн.

Он весь день проходил в пиджаке и тонком плаще, и замерзал, если нужно было довольно долго находиться на улице. В Пекине уже была осень, и погода портилась с каждым днем. Еще хорошо, что сегодня не было дождя. Климат здесь был намного хуже, чем в Линь Ян Шо, и дышать было нечем. Янлин была единственной причиной, почему Юншэн рвался сюда переехать.

- Давай тогда собираться? - предложил он.

Юншэн успел немного поесть во время этого разговора. Он бы закончил ужин, но боялся, что Янлин передумает. Жареная утка все равно никуда не улетит, пока они будут гулять до офиса.

Янлин уже почти возразила, что ни одна ее куртка не подходит по стилю к худи, но промолчала. Если она пойдет с лицом, закрытым капюшоном, какая разница, что на ней будет надето, потому что никто все равно не увидит, что это она. Не то, чтобы в округе толпами шастали знакомые, но все равно ей было бы не по себе от своего собственного вида. Она подумала, что после такого променада в худи и куртки с опушкой ей точно уже не мечтать ни о каких дорогих туфлх, потому что ниже падать некуда.

- Ты хотел ужинать, - напомнила Янлин, - я же чай уже заварила.

Вдруг если они пойдут попозже, на улице будет не так много людей, хотя это и было сомнительно. Но и то, что она заварила чай, было поводом сначала поужинать, а потом уже идти. Если бы она знала, то не стала вообще напрягаться, потому что сейчас чай остынет, станет неудобоваримым и невкусным, и нужно будет заваривать по новой. Совершенно бездарная трава времени и сил.

Она заглянула в чайник и разлила чай по чашкам, явно не собираясь никуда идти, пока не выпьет все до последней капли. Может быть, успеет сбросить немного за три дня, если будет меньше есть. Может быть, она уговорит папу отвезти ее поздно вечером в тренажерный зал, когда там никого уже не будет, чтобы она могла побегать по дорожке. Главное, чтобы никто больше не видел ее лица.