Потеря...

Тору его осмотрел, и он вздрогнул, когда тот сказал, что он может не встать от его ударов. Почему-то сейчас не хотелось испытывать судьбу и думать об этом, поэтому он просто благодарно кивнул.

- Спасибо, - испуганно, всё ещё продолжая дрожать, ответил он, а потом посмотрел на омлет. - Я... не знаю. Я боюсь что... он не простит меня. Вы не простите меня, - неожиданно даже для себя сказал он, зажмуриваясь. На лбу выступил пот.

Приятные запахи будоражили сознание, и он понял, что очень долго ничего не ел. Сколько дней он голодал - он не знал, но сейчас почему-то, несмотря на жуткий голод, он не мог ничего съесть. Дрожь становилась всё сильнее, и он сглотнул.

- Я... простите... я... мне плохо, я... спасибо вам за приют, но... я не хочу ничего есть... - Тихо прошептал он, зажмуриваясь и как-то скукоживаясь, понимая, что ведёт себя слишком ничтожно, и это может не понравиться сестре и её мужу. И они могут выгнать его на улицу, так как не обязаны помогать ему, человеку, который никогда никому не сделал ничего хорошего. Причинял только боль. И сейчас он не удивится, если его вышвырнут. Но вот вся эта забота, даже обрабатывание его ссадин и синяков не укладывалось в его сознании.

- Нечего отказываться от еды, а то в следующий раз могут и не дать, - голос Тору звучал строго, поскольку он терпеть не мог подобной расхлябанности. Мальчишка был откровенно слаб и телом, и духом, а значит не мог рассчитывать на некоторые поблажки и должен был слушать, что ему говорят люди, на чьей шее он неожиданно разместился.

- А потом еще выпьешь крепкий чай. Не хватало мне здесь разваливающегося на части страдальца, впадающего в уныние из-за собственной неспособности сделать что-то путное.

Тору оторвал взгляд от мальчишки и решил отдать должное рисовому омлету, чей рецепт Яреци не поленилась найти, пытаясь, ради него, вводить элементы японской кухни.

- Спасибо, Яри, - обратился он к жене, заметно смягчив свой тон. - У тебя получился отличный омурайсу. Я бы сам лучше не приготовил.

Тору с трудом подавил вздох, понимая, что сегодняшний вечер обещал быть очень милым до того момента, как жена попросила его найти Маркуса. Присутствие парня немного портило атмосферу и не позволяло ему открыто тискать жену, как он привык это обычно делать. Поэтому ему только и оставалось, что надеяться на скорейшее завершение ужина и оправление брата Яреци в мир снов, где он уже никому не мог бы помешать своим присутствием.

- Вот, я же сказала, что неправильно запомнила ваши сложные названия, так что это будет просто рисовый омлет, - с наигранной обидой произнесла девушка, с любовью глядя на мужа. Потом посмотрела на брата, который снова стал блеять как испуганная овца, которую собираются пустить на мясо. Покачала головой. Она не стала комментировать слова мужа, но внимательно следила за братом, чтобы, если что, вмешаться. Что-то в нём ей совсем не нравилось. Он был потерян и напуган. Он не казался тем гаденышем, каким всегда являлся, но и на нормального человека, который может просто встать на путь исправления, тоже. Сейчас он вызывал жалкое зрелище, и девушке это совсем не нравилось.

- Я вот не могу понять, чего ты добиваешься? Что я или Тору после твоих слов о помощи и прощении сразу все бросим и будем тебя успокаивать? Как это делала моя мать? - Она хмыкнула и болезненно поморщилась. - Нет. Мы тебе помогаем только из-за того, что меня попросил об этом твой отец. Поэтому сейчас ты доедаешь все, что мы тебе предложили, и идешь спать.

Она говорила спокойным голосом, но с нем чувствовалась едва неуловимая сталь. Она покачала головой и налила в чашки чай. Поставила одну перед братом, а другую перед мужем. Вернулась на свое место и, попивая какао, стала смотреть на брата.

Маркус снова испуганно вжался в спинку стула и вздрогнул. Он уже успел пожалеть, что напросился к ним в гости. Здесь не чувствовалось чего-то благоприятного, и он просто понимал, что мешает им. Раньше его это особо не волновало, и он мог ввалиться кому-нибудь домой в любое время, а потом неожиданно уйти. Но сейчас он не смел даже что-то возражать.

Омлет был вкусный, и он прикрыл глаза, чтобы насладиться его вкусом. Щеки налились смущенным румянцем.

- Это... это вкусно, - сказал он. - Я... спасибо. Я... Яреци, я не знаю, что мне делать. Мне страшно. Отец... он... он же никогда не простит меня. Мне не нужно его наследство, мне не нужно ничего, просто... я знаю, что никогда не делал ничего хорошего. Что мне делать?

Он зажмурился, но не смог подавить в себе судорожный всхлип. Он знал, что его не будут жалеть, успокаивать. Он знал,что никому не нужен, и это было больно и неприятно. Но ему хотелось, чтобы его кто-то успокоил и пожалел. Хотя этого никогда не будет.

Он доел предложенный омлет и выпил чай.

- Я... можно я переночую у вас? Я завтра уйду. Спасибо вам за приют и помощь. И простите меня.

Он посмотрел на сестру и ее мужа, а потом опустил голову.

Глядя на жалующегося и чуть ли не плачущего Маркуса, Тору с трудом сдерживался, чтобы не отвесить ему звонкий подзатыльник. Он очень не любил нытиков и считал, что подобное поведение пристало разве что женщине, а уж никак не парню, перешагнувшему порог совершеннолетия. Конечно, у каждого в жизни случались ситуации, в которых нелегко было сохранять стойкость духа. Ему и самому приходилось раскисать и вести себя недостойно, согласно его собственному представлению о приемлемом для мужчины поведении, но чтобы выглядеть настолько жалко... Этого Тору не мог представить себе даже в самых страшных и изощренных фантазиях.

- Заканчивай со страданиями и извинениями, - строго произнес он, увидев, что мальчишка доел омлет и допил чай, - и отправляйся в гостиную спать. - Прощение ты, в первую очередь, у другого человека должен просить.

Тору дождался пока Маркус, который, к счастью, быстро последовал его совету, выйдет из кухни, перевел взгляд на Яреци, резким движением ухватил ее за руку, притянул к себе и усадил на колени.

- Ну вот, - довольным тоном сообщил он, прижимая девушку к себе, - хотя бы нормально жену обнять. Думаю, после возни с твоим братом я заслужил свою порцию ласки. Мне, между прочим, его у хулиганов отбивать пришлось.

Он улыбнулся уголками губ и привычным жестом провел рукой по длинным темным волосам. В конце концов, в появлении в их квартире раздражающего элемента не было ничего смертельного, и, чтобы порадовать Яреци, он был готов какое-то время терпеть присутствие Маркуса, надеясь, естественно, на его скорейшее возвращение в монастырь или отъезд в каком-нибудь другом, мало волнующем его направлении.

Яреци покачала головой, когда Маркус чуть ли не стал плакать. Она не верила в искренность его слов. Ей не хотелось проникать в его голову, искать истинные причины произошедшего, но она очень надеялась, что Маркус действительно хочет помириться с отцом, попросить у него прощения. А потом попросить прощения у тети. Яреци глубоко и грустно вздохнула. Ей и самой не мешало бы поговорить с мамой, ведь она с ней не разговаривала два года. С одной стороны, это были самые счастливые и быстрые два года, а с другой... это были два тяжелые два года. Тору даже было двадцать пять лет, когда он перестал общаться с родными. А ей... она была шестнадцатилетней девчонкой, когда перестала общаться с мамой. Она даже не поехала к ней, когда умерла прабабушка. И вместе с мамой был Маркус, который...

Маркус наконец ушел в гостиную и перестал мозолить им глаза. И девушка, оказавшись на коленях мужа, обняла его за шею и прижалась к нему. Поцеловала в губы и потерлась носом о его нос.

- Спасибо тебе, любимый, что ты нашел его и спас. Если бы не дядя, я бы не стала это просить. Но... тебе пришлось с ними драться? Ты точно не пострадал? - Она мотнула головой. - Я так хотела провести это время за приятным ужином, а пришлось возиться с Маркусом. - Она вздохнула.

В комнате Кимико было подозрительно тихо, и Яреци, поцеловав мужа, встала с его колен, сопроводив это обиженным вздохом, и направилась к дочери. Та, кажется, спала в кроватке, уткнувшись носиком в книжку. Девушка убрала книгу и уложила дочку в нормальную позу. Поцеловала в лоб и укрыла одеялом. Потом вернулась к мужу.

- Все спят. У нас есть время на себя. Раз ужин не удался, то можно придумать что-то другое, - она улыбнулась.