Дом, где тебя не ждут

Яшви молчала всю дорогу до деревни. Она не знала, о чем разговаривать с Садхиром-джи, и мыслями была погружена в себя. Она старалась вспомнить свой сон в мельчайших деталях, надеясь, что все-таки он был не таким правдивым, как ей показалось, но единственное, на что она могла опираться - что ей никогда не снились живые. Несмотря на то, что раньше она не знала, как называется эта способность, и вообще не знала о ней ничего, она вспоминала, что так было всего. Она видела или слышала мертвых, ушедших давно или недавно, или ей казалось, что слышит их, но никогда - кто-то из тех, кто еще был в этом мире, не в том. К тому моменту, как они подъехали к деревне, за это время совершенно не изменившейся - да что и должно было измениться за пару месяцев - Яшви глубоко внутри уже знала, что проверять нет смысла. Сны ей не лгали.

- Дом в той части деревни, - разлепив губы, негромко сказала Яшви. - Почти на окраине, рядом с рекой.

Там почва была глинистой, и отцу не нужно было ходить далеко за глиной, чтобы с ней потом работать. Насколько знала Яшви, так делали довольно часто и в других деревнях, и это было вполне логично и в порядке вещей. Она только сейчас заметила, что на самом деле деревня такая маленькая, а ведь она казалась огромной раньше. Не сравнить с Лхасой или Покхарой. Как так близко от Покхары все еще могут быть такие дикие порядки? Яшви старалась не отходить далеко от Садхира-джи и держаться к нему рядом, практически жалась, хоть и не прикасалась. Ей было боязливо снова оказаться здесь.

С билетами все удалось решить без проблем. Мать серьезно отнеслась к словам о сне Яшви, даром что сама была сильным прорицателем, и теперь Сонгцэн оставил встретивших его двух учеников клана на рынке, где они присматривали за лошадьми, и отправился с девушкой к её дому. Он видел, как насторожилась Яшви. Она почти все время молчала, старалась не поднимать глаз и просто вела его к нужному дому. Сонгцэн замечал, что некоторые прохожие смотрели в их сторону с опасением или неодобрением, но никто ничего не говорил. Возможно, девушке бы высказали по старой памяти, что она - бокши, но его здесь явно побаивались, хоть Сонгцэн и был безоружен.

Он присматривался и прислушивался ко всему,что происходило вокруг, потому что считал, что могла возникнуть ситуация, когда Яшви придется защищать. Сейчас он хорошо чувствовал, насколько лучше ей было в Линь Ян Шо, чем в родной деревне.

Здесь царила нищета. Бедные дома, многие неухоженные, выводки тощих детей, грязные пестрые одежды, смуглые лица, с недобрым прищуром глядящие в сторону бокши и чужака. Сонгцэн молчал.

Она хорошо чувствовала на себе полные брезгливого презрения или неудовольствия взгляды, но старалась ни с кем не встречаться глазами, чтобы не вызывать волну провокации или свежих обвинений. Ее не было в деревне несколько месяцев, но за это время вряд ли кто-то успел забыть о том, как ее называли бокши. Яшви была уверена, что, окажись она здесь одна, без сопровождения Садхира-джи, то уже бы уворачивалась от брошенных в нее камней, но его присутствие сдерживало бывших односельчан. Или все-таки не бывших, а будущих, подумала девушка и содрогнулась от этой мысли.

Они прошли всю деревню насквозь, и вскоре впереди показался их старый маленький дом, такой же бедный и обшарпанный, как и остальные, только Яшви показалось, что он стал еще страшнее, чем всегда был. Возле дома, привязанная к колышку, в тени пряталась исхудавшая коза, но на веревках сушилось выстиранное белье, и Яшви увидела среди посеревших и сто раз заплатанных простыней старый красный материнский платок, которым та укрывала плечи и голову прохладными вечерами.

Яшви остановилась в нерешительности. Она не знала, как отреагирует семейство на ее возвращение.

Сонгцэн подошел вместе с Яшви к маленькому обшарпанному дому, который, видимо, и был домом её родителей. Во дворе сушилось какое-то тряпье, рядом паслась тощая и страшная коза. Было странно понимать, что Яшви родилась и выросла в этом доме, и она видела его другими глазами, не так, как видел Сонгцэн.

Пусть в Линь Ян Шо, где он проводил больше времени, чем в родном клане, быт был довольно примитивным, там все было куда ухоженнее и обеспеченнее. Там не было этого духа кромешной непроглядной нищеты, когда люди начинают терять человеческий облик, пытаясь найти способ выжить. В этом мире находилось место торговле людьми, чаупади и прочим дикостям, которые Сонгцэну было трудно представить в картине мира. Он чувствовал себя Сиддхартхой Гаутамой, впервые вышедшим из дворца.

Из-за занавески, закрывавшей от мошкары вход в дом, появилась женщина. Немолодая, исхудавшая и ничем не похожая на Яшви. Сонгцэн взглянул на эту женщину, затем на девушку, чтобы понять по её реакции, как стоило себя вести с, возможно, её матерью.

Яшви было некомфортно от того, что Садхир-джи видит этот старый каменный дом, немного покосившийся, весь облезший и местами со сколовшимся камнем, грязный и бедный, и еще хуже ей становилось от понимания того, что раньше она считала такую жизнь нормальной. Ей даже в голову не приходило, что кто-то живет по-другому, да, чуть лучше или чуть хуже, чем они, но Яшви никогда не задумывалась о том, что можно жить в нормальном, красивом доме. Например, таком, как жилые корпуса учеников в монастыре. Или целый дворец в клане Королевских кобр. Сейчас она еще острее видела разницу между ее миром и его, и ей было стыдно за себя, что она сама принадлежит этому грязному нищему миру. Майя Тхакур, определенно, насмешничала над ней, тогда, во сне. Разве можно сравнивать их?

Женщина, которую она увидела в проходе дома, в котором когда-то жила и она, ничем не напоминала ее мать, но Яшви узнала ее - это была вдова торговца рыбой. Женщина заметила их с принцем, остановилась на пороге, сложила на груди руки.

- Чего вернулась? - недружелюбно спросила она. - Тебя продали, твоего тут ничего нет. Уходи.

- Я пришла к матери, где она? - Яшви с трудом пропихнула комок, застрявший в горле, который появлялся всегда, когда с ней кому-то стоило заговорить из деревенских.

- Эк, нахалка! - повысила голос женщина. - И хватает тебе наглости делать вид, что ничего не знаешь! Да вся деревня скажет, что как продала тебя мать, так ты и свела ее в могилу, черная твоя душа. Померла она, родами. Все по твоей вине, ведьма. Убирайся, кому сказала.

Сонгцэн не сразу понял, что перед ним не мать Яшви. Женщина накинулась на девушку с обвинениями, из которых получалось, что Яшви еще и виновата в том, что могла затаить зло на тех, кто её продал на рынке как домашний скот. В таких условиях смерть родами была весьма вероятной трагедий, потому что как вообще мог организм женщины выдержать несколько беременностей, когда нет даже возможности нормально питаться, не говоря уже о медицинской помощи. И в произошедшем стоило обвинить отца Яшви, а не девушку, от которой родители до этого успели отречься.

- Не боишься с ведьмой-то ссориться? - спросил Сонгцэн у женщины, когда та принялась кричать на Яшви. - Где хозяин дома?

Можно было не волноваться за то, как воспримут здесь ответную агрессию. В Яшви разве что камнями не кидали, и ей не стоило сюда возвращаться. Сонгцэн считал, что после того, что случилось с матерью девушки, им стоило просто узнать, как забрать Джию, и забыть об этой деревне как о страшном сне. А об этом стоило говорить с хозяином дома, а не с его новой женой, у которой прав здесь было едва ли больше чем у той тощей козы, что паслась возле дома.

Яшви никогда не умела постоять за себя, когда на нее начинали повышать голос, а то и могли замахнуться. Она вся сжималась и старалась сразу закрыть голову, и сейчас ей стоило огромного труда не отводить взгляда от кричавшей на нее женщины, потому что больше всего ей хотелось просто отвернуться и уйти, не продолжая разговор. У нее сразу разбежались все вопросы, которые она хотела задать и, если бы не Садхир-джи, наверное, точно сбежала. Она уже и забыла, как это, оказывается, неприятно и больно.

Женщина не нашлась, что ответить на вопрос принца, и даже как-то осеклась и призадумалась, видимо, всерьез не рассматривая тот вариант, что ей эта ссора может аукнуться, впрочем, молчала она недолго. И еще только воинственнее сжала руки на груди.

- А вы, господин, ее купили? Продали бы ее от греха подальше, вон, в непотребный дом, самое ей там место, - Яшви не поняла, куда должны были ее продать, но звучало это как-то даже мерзко. Она бы не хотела там оказаться.

- За домом отец, - нехотя ответила женщина. Из-за ее спины из дома высунулись две детские мордашки лет восьми и шести. Джии среди них не было. - Работает.

- Где Джия? - спросила Яшви.

- Не твоего ума дело, - огрызнулась женщина и замолчала.

- Слава небесам, в этом доме уже не могут принимать решения, куда продавать Яшви,- ответил Сонгцэн. - Позови хозяина, мы будем говорить с ним.

Ему очень не понравилось, что женщина ответила по поводу Джии. Он не хотел выспрашивать её дальше, потому что мирного разговора здесь все равно не будет. И Сонгцэн считал, что какие-то шансы узнать правду у него будут лишь в том случае, если он будет вести разговор с позиции силы, а она включала и упрямое требование, чтобы хозяин ома вышел к нему лично, а не чтобы сам Сонгцэн был вынужден идти в грязный двор и смотреть, где там работает отец Яшви.

Вся ситуация очень обозлила Сонгцэна, он не думал, что это его могло так задеть. Он видел, насколько несправедливым было отношение здесь к Яшви. В отличие от нее, он прекрасно понял, куда советовала новая хозяйка дома продать девушку. Более того, он понимал, что у неё были все шансы там оказаться, если бы он не оказался в тот момент на рынке. Или, если бы Яшви повезло чуть больше, и тот покупатель не был сутенером, её бы продали в жены в какую-нибудь глухую китайскую деревню.

Женщина недовольно нахмурилась, но больше ничего не сказала. Ей явно не понравилось, что ею командовали, но женщины здесь не приучены спорить с мужчинами, даже если они моложе, поэтому хозяйка вытерла руки о грязный передник, непонятно чего этим добиваясь, затем обошла дом, перед этим шикнув на детей, чтобы скрылись в доме. Детские мордашки мгновенно спрятались за занавеской, но, стоило только их матери скрыться за углом дома, тут же высунулись обратно и, перешептываясь, принялись поочередно показывать языки. В их сторону полетел какой-то мелкий камешек, но, не долетев пару шагов, упал в пыль неподалеку от Яшви. Она непроизвольно сделала шаг назад.

Она умирала от стыда перед Садхиром-джи и старалась на него не смотреть, благодаря небеса за смуглую кожу, на которой незаметен румянец, потому что ее щеки горели. Ему пришлось наблюдать эту отвратительную сцену, которая здесь была в порядке вещей. Яшви и раньше не имела здесь никаких прав, но теперь она не была даже частью этой семьи. Она хотела увидеть Джию, узнать, что с младенцем, и поскорее отсюда уехать.

Из-за дома в сопровождении нынешней хозяйки вышел сам отец. Он еще сильнее похудел, и Яшви видела, что его руки сильнее скрючились - его мучили боли, но он продолжал упрямо лепить глину.

- Отец, - Яшви пробормотала еще что-то совершенно невнятное. Из дома послышался детский плач, и женщина поспешила внутрь. Яшви незаметно перевела дух - значит, с ребенком все нормально.

Хозяйка дома подчинилась требованию, и это было для Сонгцэна важнее, чем полетевший в их сторону камень, брошенный кем-то из детей. На это он не счел нужным обращать внимание, потому что иначе дискуссия грозила затянуться слишком надолго. Дети лишь повторяли то, что видели от окружающих, с чего бы им быть вежливыми и дружелюбными.

Вскоре пришел отец Яшви. Это был тощий человек, похожий на древнего старика, хоть Сонгцэн догадывался, что тот просто выглядел старше своих лет из-за голода, яркого солнца и тяжелой работы. Его можно было бы пожалеть из-за того, насколько тяжелой была его жизнь, если бы он не продал дочь на рынке и не свел жену в могилу очередными родами.

- Намастэ, - произнес Сонгцэн и даже чуть поклонился, сложив руки в молитвенном жесте. Первый раз за время общения с жителями этого дома он проявил минимальную вежливость. - Где младшая сестра Яшви, Джия?

В доме плакал маленький ребенок. Новая жена хозяина не успела бы забеременеть и родить с тех пор, как Яшви в последний раз видела мать живой, значит, выжил младенец, которым та была беременна.

Отец был похож на одно из тех старых деревьев в парке дворца клана Королевских Кобр, кора которых загрубела от солнца и ветра. Яшви знала, что несмотря на внешнюю хрупкость, отец можно больно избить, если ему что будет не по нраву. Разве что из-за болей двигался он медленно, и иногда можно было просто вырваться и убежать подальше, чтобы избежать встречи с его твердыми узловатыми кулаками. Но чем старше становилась Яшви, тем реже так делала, просто терпеливо и молча снося все побои.

Отец прищурился, глядя на гостей и кивнул, потому что спина не позволяла ему нагибаться слишком сильно. Его руки были все в глине, но издалека сложно было разглядеть, где заканчивается она и начинаются его руки, просто Яшви уже давно научилась это различать.

- Вернулась, значит, - проговорил отец, но радости в его голосе Яшви не услышала. Младенец в доме все надрывался. - Говорила тебе мать дорогу сюда забыть? Нет тебя больше для нас. И сестру твою продали, ведьмино отродье. Как мать померла и схоронили ее, так и отвели на рынок. Нам тут еще одна бокши ни к чему. И тебе сюда нечего больше возвращаться, поняла?

- Как продали? - переспросила Яшви. - Куда?

- Почем я знаю? - ворчливо ответил отец. - Шли бы вы отсюда, господин, и ее заберите с собой, нам проблемы не нужны. Мы правильно живем, мирно. Ведьм не жалуем.

Сонгцэн чувствовал, как все сильнее закипает ярость. Как она копится в солнечном сплетении, как просыпается его родная, природная натура мага Огня, а за ней и желание громить и крушить этот оплот мракобесия и человеческой мерзости. Ему стоило немалых усилий устоять перед самим собой и не схватить отца Яшви за грудки, не ударить его, спросив снова, куда могли отправить проданную им уже вторую дочь, а поначалу перевести дыхание и промолчать.

- Это не они ведьмы, это вы - порождение авичи, - с ненавистью в голосе прошипел Сонгцэн. - Яшви приехала сюда, потому что накопила денег и хотела отдать их матери на Джию и младшего ребенка. Несмотря на то, что вы её продали, как козу на рынке. Я надеюсь, что теперь она навсегда забудет дорогу сюда.

Здесь им было нечего делать. Нужно было искать Джию, которой уже не могло быть на рынке в этой деревне. И страшно было подумать, что успело произойти с этой девочкой с тех пор, как умерла её мать, и от неё отрекся отец.

- Яшви, поехали. Нужно искать твою сестру, - более спокойным тоном сказал Сонгцэн девушке.

Он хотел еще много высказать отцу девушки. О том, какой была их правильная и мирная жизнь. О том, что неизвестно, что произойдет раньше: помрет родами очередная жена гончара, или вся семья от голода, потому что скрюченные от болезни руки скоро не смогут работать с глиной. О том, что небеса проявили несказанную милость к этим людям, когда Яшви не была готова от них отречься. Что им достаточно было беречь Джию, чтобы надеяться на то, что выбившаяся в люди Яшви не дала бы им опуститься на дно и передохнуть с голоду. О том, что этот скрюченный гончар не заслужил такую дочь как Яшви. Но Сонгцэн больше ничего не стал говорить отцу девушки, много чести.

Яшви перепугалась, потому что все выходило из-под контроля. Она никогда не видела Садхира-джи таким рассерженным, даже в ту ночь, когда погиб клан Сурикатов и погибла Майя Тхакур, он был скорее потерянным, чем разъяренным. Яшви было некогда задумываться о причинах его такого поведения, теперь она чувствовала себя виноватой за то, что вообще подняла разговор о том, чтобы сюда приехать, что Садхиру-джи пришлось все это смотреть и выслушивать, хотя он совсем не должен был. Все его доброта, лучше бы он сразу сказал, что эта затея глупая, и не надо никуда ехать.

- Садхир-джи, не нужно, - девушка вцепилась в его руку, сама не зная, зачем, наверное, для того, чтобы оттащить его назад, если вдруг он наоборот пойдет вперед. Он был сильнее ее, потому что был воином, но Яшви тоже пришлось немало поработать на своем коротком веку, и она надеялась, что хоть сколько-нибудь его удержит. - Давайте просто уйдем.

Отец выглядел совсем стариком, он был болен, ему было сложно, но он не смотрелся напуганным. Скорее смирившимся. Его тоже было по-своему жалко, но сейчас Яшви просто хотела уйти.

- Уйдем, Садхир-джи, - повторила она и заметила, что держит его за предплечье, цепко обхватив ладонями. Яшви тут же опустила руки. Принц был уже спокойнее, даже голос был другой, не такой яростный. Забыв о том, что в кармане дорожной одежды лежит сверток с деньгами, Яшви просто пошла по дороге назад следом за принцем, не став прощаться с отцом. Он уже перестал быть ее отцом. А этот дом перестал быть ее домом.

- Как мы ее найдем, Садхир-джи? - тихо спросила девушка, пока они шагали назад к центру деревни, на рынок. - Ее наверняка уже перепродали.

По тому, как Яшви вцепилась в его руку, Сонгцэн понял, что она заметила его ярость и надеялась, что сможет остановить, если он решит напасть на ее отца. Ему было стыдно перед ней за эту вспышку, ведь Сонгцэн всегда старался казаться рассудительным и способным себя контролировать.

Они ушли от дома гончара в сторону рынка. Сонгцэн чувствовал, что уже взял себя в руки, чтобы не показывать свои эмоции столь явно. Для него поведение отца Яшви было за гранью того, что человек мог позволить себе даже в ситуации полной безвыходности.

- Мы поедем в клан и попросим о помощи мастера Раджа, - сказал Сонгцэн. - Он прорицатель. Если не поможет он, мы поедем в Линь Ян Шо и попросим о помощи мою мать.

Вряд ли работорговцы на деревенском рынке владели магией и могли спрятать девочку от взора прорицателей. Но ее нужно было найти как можно быстрее, потому что так было больше шансов, что Джия отыщется живой и невредимой. Сонгцэн не хотел думать о другом исходе, эта девочка, как и Яшви, оказалась жертвой человеческой беспринципности, когда предают те, кто обязан защищать.