Путь без начала и конца

Когда Джун положил на него руку, он всего лишь презрительно выгнул бровь. Бежать ему никуда не хотелось, да и не было смысла. Ему почему-то не хотелось сейчас оставлять Джуна одного. Да и его слова показались ему бредом . Не сумасшедшего, но вот близкому к этому состоянию человека.

- Я ничего толком не знаю. Меня попросили передать, я и передал. Сэтоши получил сотрясение мозга, Маргарита сломала ногу. Ребенок вроде нормально. И да, твой брат был виновником аварии.

Яреци как всегда рассказала все в подробностях, придуманных ее мозгом. Потому что ей об этом рассказал отец. А этот повар вряд ли рассказывал такие ужасы. И Маркус передал все Джуну.

- Вот как-то так... - договорил он.

Из рассказа Маркуса, несмотря на его сухость, Джун вынес для себя пару важных вещей. Во-первых, участники аварии критических повреждений не получили, а во-вторых, брат пострадал меньше, чем его жена, да и, при этом, являлся виновником происшествия. А значит, от него можно было ждать практически всего, что угодно. Джун прекрасно знал о эмоциональности Сэтоши и его способности устраивать драму на пустом месте, так что мысленно приготовился к худшему, пусть не знал и половины из того, что там произошло на самом деле.

- Понятно, - негромко произнес он и убрал руку с плеча Маркуса. При имеющемся раскладе он больше не имел права оставаться в охотничьем домике и тратить время на свои духовные поиски. Сейчас у него появилась важная цель, а значит, все остальное должно было временно отойти на второй план.

Решив завязать с бессмысленными, с учетом обстоятельств, разговорами, Джун достал свой рюкзак и принялся складывать в него ранее вытащенные вещи. Учитывая примерное время, в монастырь он, в любом случае, должен был вернуться только ночью, но устраиваться на ночевку в домике ему больше не хотелось. Оставалось надеяться, что он со своим лицом, больше подходящим ожившему мертвецу, а не живому человеку, не напугает никого из обитателей монастыря, если им придет в голову устоить себе небольшую ночную прогулку, которая приведет к незапланированной встрече.

Джун его отпустил, и молодой человек передернул плечами и поправил свою рубашку. Вернулся на свое место, то бишь сел на корточки у стены, и взял в руки чашку. Сделал несколько глотков остывающего чая, и стал безразличным взглядом следить за сборами. Покачал головой и хмыкнкл.

- Не горячись, - сказал он и достал из своего рюкзака бутылку настойки. - Сейчас ночь, в горах опасно. Впрочем, я тебе не нянька, так что делай, чего хочешь.

Он усмехнулся про себя и открыл бутылку. Плеснул огненную жидкость в стаканчики, и один поставил недалеко от Джуна. Сам выпил свою настойку и поморщился.

- А лучше остаться в домике. Завтра утром начнешь собираться, - сказал он.

Хоть Джуну и не хотелось этого признавать, в словах Маркуса был свой резон. Бродить по горам в темноте - являлось не самым разумным решением. А к тому времени, как он дошел бы до монастыря, и вовсе наступила бы глубокая ночь, что могло принести немало неприятных сюрпризов и всевозможных рисков, которые он сейчас не мог себе позволить.

- Ты прав, - нехотя пробормотал Джун, отставляя рюкзак в сторону. Ему не передалось упрямство некоторых членов его семьи, что в купе с врожденным благоразумием помогало принимать правильные решения. Так что сейчас он предпочел прислушаться к голосу разума, пробившегося сквозь творящееся в его голове безобразие.

Появление из рюкзака Маркуса настойки Джун встретил с плохо скрываемым интересом. Наверное, что-то алкогольное он в последний раз пил с тем же Маркусом у старика Жонга и был совершенно не против снова ощутить терпкий обжигающий вкус, тем более, сегодняшний горевестник налил настойки и ему.

Присев неподалеку, Джун взял предназначавшийся ему стакан и удивлением обнаружил, что его руки больше не дрожат. Похоже, появление четкой цели помогло ему собраться и мобилизовать ресурсы организмы, чему он сам, осознав весь масштаб происходящего, был несказанно раз.

- Спасибо, - негромко проговорил он и практически залпом опустошил свой стакан, почувствовав приятное жжение в горле. Наверное, с его режимом сна и питания экспериментировать с алкоголем было не слишком разумно, но после этого акта самонепослушания Джуну действительно стало немного легче, поэтому он практически сразу подставил пустой стакан Маркусу, намекая, что не отказался бы от добавки.

Маркус не стал скупиться на выпивку, за что ему можно было сказать отдельное "спасибо". Пожалуй, настойка в относительно небольших количествах - это было именно то, что могло помочь ему переключиться. Главное было не доводить до ощутимо измененного состояния сознания, чтобы снова не отправиться в какое-нибудь "путешествие" из которого его потом пришлось бы вытаскивать какими-нибудь стрессующими средствами.

- Я думаю, искал бы. - Опустошив второй стакан, перевел Джун свое внимание на Маркуса. У того явно был не самый простой период в жизни, вроде тех, за которыми следует переоценка многих вещей и непростой выбор - как жить дальше.

- Мы часто оставляем в жизни других людей больший след, чем кажется нам самим. Я понимаю, что моя семья и их ценности сильно отличаются от множества других, но человек всегда остается человеком, неважно японец он, испанец или мексиканец... А людям свойственно дорожить своими близкими, даже если они не умеют это показывать.

Наверное, сейчас Джун произнес больше слов, чем за посление несколько дней, но, похоже, настойка "развязала" ему язык, вернув былую словоохотливость. И сейчас это казалось чем-то совершенно естественным, несмотря на обстановку, и странное стечение обстоятельств, которое сегодня свело их с Маркусом под одной крышей.

Маркус снова разлил напиток по чашкам и взял свою. Обнял её руками и глубоко задумался. Его жизнь никогда нельзя было считать праведной, но ведь ему никто не рассказывал, как нужно правильно жить. Он жил так, как хотел, воровал деньги, не общался ни с кем и никого не любил. И он сильно сомневался, что кто-то бы сильно оплакивал его потерю.

- Не знаю. Лет в четырнадцать у меня была компания, чего мы только не делали, кто-то из ребят даже избил бомжа. Но мой отец, даже когда об этом узнал, предпочёл быть на работе. Когда мне было плохо он был на работе. А потом плоххо стало ему, и из его уст посыпались слова, как он меня любит. А где он был раньше? - Маркус повысил голос и закрыл глаза. Вдохнул-выдохнул и отпил немного настойки. - Ладно, извини, это было глупо. Так что не думаю, что чего-то значу для него. Скорее всего, мы с ним увидимся только на его похоронах. - Холодным голосом произнёс Маркус и допил свою порцию.

- Знаешь, я бы не советовал тебе лететь к ним в таком состоянии. Боюсь, что твой племянник, если тебя увидит в таком состоянии, то станет заикой на всю жизнь, - хмыкнул он и улыбнулся. - Может, воспользуешься помощью моей сестры? Она, кстати, говорила, что ты можешь немного пожить у них дома. Ты же не прям сразу полетишь домой? Тебе для начала надо поговорить с живыми людьми, которые знают о твоей способности. Это лучше, мне кажется...

Наверное, Маркус немного частил, разливая настойку сразу, как только они успевали расправиться с предыдущей порцией, но Джуна этот расклад вполне устраивал. Пока голова оставалась еще относительно светлой, а вот тело заметно подрасслабилось, что он отнес бы к приятным последствиям употребления алкоголя. Да и откровения Маркуса он начал слушать даже с некоторым участием, что являлось явным признаком возвращения его к состоянию до затянувшегося погружения в мир духов.

- Думаю, встреча на похоронах - не самый лучший вариант. Сейчас тебе кажется одно, а потом ты можешь начать жалеть об упущенной возможности поговорить с отцом и узнать его настоящие чувства, даже если он и не был хорошим родителем.

Слушая Маркуса, Джун понимал, как сильно повезло ему самому. Несмотря на строгость воспитания, он с самого рождения купался в любви своей семьи, и плохо мог представить, каково это - чувствовать себя одиноким.

- Да ладно, не все так плохо, - усмехнулся он на комментарий по поводу его внешнего вида. - Помоюсь, побреюсь, - Джун провел рукой по щетине на подбородке, - переоденусь, нормально посплю, и за ожившего мертвеца меня уже никто не примет. Может даже в лазарет загляну со своей головной болью. А Яреци и без меня забот хватает.

Джун очень не хотел навязываться кому-то со своими проблемами, тем более Яреци, у который и так после истории с гиеной, ментальной магией и ссорой с дядей жизнь была не сахар. Он слышал, что за последнее время все стало немного лучше, но не сомневался в невозможности просто так все взять и забыть, словно еще недавно в отношениях мужа и жены не было здоровенной трещины.

- Да если бы он сам хотел со мной поговорить, то я бы попробовал. Но он не желает меня видеть. Никогда не находилось ему времени для меня. А, один раз был. Тогда мне было лет пять или шесть, и он из России привез скворечник. Мы его собрали и повесили за домом. А потом я его увидел через несколько месяцев. Он оставил деньги мне и снова уехал. Пока я с нянями жил в квартире он был дома с сестрой, родителями. Те не хотели со мной иметь ничего общего, ведь я был рождён от простой уборщицы в какой-то Польше.

Маркус внезапно почувствовал, что его голос дрожит, притом дрожит достаточно сильно. В горле почему-то появился противный комок, и он хмыкнул. Вот ещё нехватало, чтобы Джун назвал его "плаксой". Как в детстве. В детстве его иногда называли плаксой, а потом он научился быстро бегать, и больше его никто не бил. Точнее, не так часто. И кто в этом был виноват? Правильно - его отец. Который занимался всем кроме воспитания своего сына.

Он снова наполнил чашки и вернулся к разговору с Джуном по поводу его возвращения домой. Окинул внимательным взглядом, прикинул, что к чему, и кивнул головой, будто говоря, что согласен с тем, что тот если помоется, побреется и выспится, будет похож на человека. Он зевнул и встал. Взял свою чашку.

- Я пойду подышу воздухом.

Он не люби так много разговаривать. Он даже, когда встречался с отцом, не говорил так много. Но тогда ему было страшно, и он просто предпочитает не видеть его и не знать ничего о нём. Потому что о чём с ним говорить - он не знает, а просто так болтать на отвлечённые темы... отец для этого не подходит. Друзей нет. Одиночество. А ведь он до двадцати одного года не знал этого слова. Ему было комфортно с друзьями, он всегда был в центре внимания, мог спокойно назвать себя представителем "золотой молодёжи". Только вот он никогда не думал, что так легко может это потерять. И обрести зверя внутри себя.

Он вышел на улицу и посмотрел на небо. Прислонился спиной к стене домика и достал из заднего кармана джинсов пачку сигарет. Закурил и стал с безучастным видом смотреть на еле различимую струйку дыма.

Джун не стал убеждать Маркуса в том, что его отец так и жаждет поговорить сыном, просто не знает, как это сделать. Он не знал его отца и не имел права давать советы, исходя из своего личного опыта, который сильно отличался от того, что пришлось пережить распивающему вместе с ним настойку парню. Поэтому молодой Мотидзуки предпочел просто слушать, считая, что его молчаливое участие принесет больше пользы, чем ненужные сейчас разговоры. А послушать стоило, поскольку Маркус ненадолго погрузился в болезненные детские воспоминания, проявив по отношению к нему неожиданное доверие.

В какой-то момент, его сегодняшний сосед по домику решил выйти подышать воздухом, оставив молодого шамана одного. И если незадолго до этого Джун чуть ли не мечтал избавиться от его общества, то после всех этих разговоров испытал некое сочувствие по отношению к человеку, который был лишен любви и поддержки своих близких, и желание его поддержать. По своей натуре младший из половозрелых мужчин Мотидзуки отличался добротой и умением сопереживать людям, столкнувшимся с жизненными трудностями или тянущим за собой тяжелый груз прошлого, поэтому, снова начав замечать происходящее вокруг, не мог проигнорировать отдающий жутким одиночеством рассказ Маркуса.

Долго сидеть на своем месте Джун не стал, тоже через пару минут покинув домик, чтобы обнаружить родственника Яреци с сигаретой, и его вид заставил молодого человека сказать то, чего он не ожидал от самого себя.

- Можешь угостить меня сигаретой?

За свою жизнь Джун курил всего несколько раз, но сейчас ему почему-то захотелось разделить с Маркусом сигаретный дым и молчание, которое могло сказать больше, чем любые слова.

Некоторое время была тишина, и молодой человек вздохнул. Он так и не закурил, и сигарета постепенно тлела. А потом послышался голос Джуна, и он лениво протянул ему пачку сигарет с зажигалкой. Хотя, если честно, он был удивлён тому, что Джун курит. Хотя это было абсолютно не его дело, и если тому это помогало, то почему нет? Запрещать же он ему не имеет права. Он не родственник, не друг, да и вообще не является кем-то значимым для этого японского шамана.

Он выпил немного напитка и посмотрел на небо. На нём светили большие и яркие звёзды, они освящали путь. Интересно, если идти за той мигающей звездой, то куда она приведёт? Раньше ему было интересно смотреть на звёзды, но не с кем было это делать. Няни почти им не занимались, а отцу всегда не хватало на него времени. А тётка... та ничего не понимала в звёздах. Скучные люди.

- Спасибо, что выслушал, мне стало легче. Хоть немного. Спасибо.

Он выкинул сигарету и затушил её. Потом стал медленно пить свою порцию напитка.

Протянутые пачку сигарет и зажигалку Джун взял на автомате, поскольку сам плохо представлял, что будет с ними делать. Какое-то время он просто вертел пачку в руках, словно не понимая, как она в них оказалась, а потом вытащил одну сигарету и не без труда раскурил, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не закашляться. Сейчас он чувствовал себя бестолковым школьником, сбежавшим с уроков покурить, но, наверное, именно это детская глупость и придавала всему происходящему вкус чего-то настоящего, происходящего только в мире живых людей.

- Да не за что, - хрипло произнес Джун, следя за огоньком, постепенно "съедающим" сигарету. Думаю, каждому иногда нужно высказаться.

Следующая затяжка все-таки сделала свое черное дело, и он закашлялся, чувствуя некоторое смущение. Вместо лирической сцены, где два молодых человека курили в многозначительном молчании, которую он изначально представлял, выходил какой-то цирк с двумя бестолковыми мальчишками, коими они с Маркусом, наверное, и являлись.

- Красиво, - произнес он глядя в потемневшее небо, чтобы как-то перевести внимание со своей неудачной попытки стать курильщиком. Его с детских лет учили восхищаться красотой природы и ценить ее дары, поэтому Джун привык обращать внимание даже на малейшие изменения привычных пейзажей и сейчас просто смотрел на небо, стараясь восполнить пробел, появившийся в те дни, когда он перестал замечать то, что некогда делало его счастливым.

В отличие от Джуна Маркус так и не сделал ни одной затяжки, только когда раскуривал сигарету, хотя это затяжками было нельзя назвать. Поэтому как только Джун закашлялся, Маркус усмехнулся, но не стал никак это комментировать. Он смотрел на ночное небо и медленно пил настойку, будто это была простая вода. Горло драло от неё, даже немного жгло, но это не мешало ему дальше пить эту гадость.

- Да, здесь красиво. Мне старик рассказывал про ночное небо в Аргентине, там вообще всё другое, там же южный полюс. Созвездия другие. А в Турции, или в Марокко, месяц даже по-другому повёрнут.

Сам Маркус не был ни в Бразилии, ни в Турции, он не был даже в Мексике, откуда родом его отец. Он птешествовал по Испании и некоторым европейским странам. И по России. Ему эта страна нравилась. Он наконец допил свой напиток и посмотрел на Джуна. Зевнул.

- Ладно, надо потихоньку ложиться спать. Завтра вернёмся в монастырь, а потом ты поедешь к своей семье. Передавай Яреци привет. Хотя нет, не стоит. Она и без того будет знать, что я тебя нашёл. Ладно, спокойной ночи.

И он скрылся в домике. Лёг на одну циновку, которая была ближе к очагу, и закрыл глаза. Через несколько минут он уже спал, сражённый тем количеством настойки, которую выпил.