Спроси у огня

Если бы Джуна попросили рассказать о его жизни в последнюю пару месяцев, он наверняка бы рассыпался в тысячах эпитетов, показывающих насколько у него все хорошо и благополучно. И действительно, мучившие его головные боли прошли, хотя он так и не стал отказывать себе в общении с духами, стремления отшельничать у него больше не возникало, а личная жизнь не переставала радовать положительными эмоциями. Во всем этом великолепии имелся только один момент, который с течением времени стал Джуна заметно напрягать - его нездоровое стремление делать деревянных журавликов.

Сначала он просто списывал это на свою любовь к работе с деревом, но после четвертого, который изначально вообще не планировался птицей, задумался. А после шестого и вовсе напрягся так, что решил с этим безобразием как-то разобраться. И для начала постарался получить какую-нибудь подсказку у духов, но, к своему глубокому разочарованию, безрезультатно. Зато в процессе медитации, когда вместо привычного синтоистского храма Джун увидел японского журавля, отрывающегося от земли и взмывающего в небо, ему в голову пришла одна, как ему показалась, светлая мысль, истинность которой он решил проверить каким-нибудь доступным способом. Он прекрасно знал, что в монастыре имелось немало людей, способных превращаться в животных, но никогда не думал попасть в их число, довольствуясь уже имеющимся "общежитием" в голове. Хотя игнорировать имеющиеся факты Джун больше не мог, в очередной раз решив попробовать решить проблему самостоятельно.

И как всегда, вместо того, чтобы сразу подойти к какому-нибудь не слишком загруженному мастеру и попросить его о помощи, Джун начал сам искать решение своей небольшой проблемы. И, к своему удовольствию, нашел, побольше почитав об искусстве офуда и его возможностях. Как оказалось, существовало замечательное заклинание помогающее человеку осознать свою звериную сущность, для которого всего-то и надо было - сносно начертить необходимые иероглифы и организовать какой-нибудь огонь.

Поговорив с местными, молодой шаман выяснил, что все даже проще, чем он представлял, поскольку подобное задание как-то давал мастер Ши Ньяо, используя для создания огня обычную свечу. А значит, ему не нужно было изобретать велосипед, хотя бы опосредованно воспользовавшись помощью весьма уважаемого им мастера. Так что, в один свободный и, к сожалению, одинокий зимний вечер, Джун решил попробовать воплотить в жизнь свою задумку, для чего притащил в свою комнату свечу и старую глубокую тарелку, которую раздобыл среди какого-то хлама, от которого в ближайшие дни собирались избавиться. Заготовки для офуда он взял за привычку держать под рукой, как и набор для каллиграфии, хотя и брался за него не так уж и часто, поэтому предварительная подготовка заняла у него не больше пяти минут, а вот на то чтобы как следует настроиться у Джуна ушло еще минут десять, поскольку дело ему предстояло серьезное и требующее полной сосредоточенности.

Конечно, такой маленький листок не мог гореть долго, так что смотреть стоило очень внимательно, чтобы не пропустить самое главное. И Джун старательно вглядывался в пламя, пытаясь обнаружить хоть какую-то подсказку, способную подтвердить или опровергнуть его подозрения. Сначала ему показалось, что ничего не получилось, и его кривые, в определенные моменты, руки не справились со своей задачей, но затем в огне появился какой-то образ, постепенно приобретающей из бесформенной массы конкретные очертания.

За этими метаморфозами Джун следил чуть ли не открыв рот, поскольку ему впервые доводилось увидеть, как изначально темное пятно, превращается в прекрасную птицу с белоснежным оперением, чтобы через пару секунд рассыпаться искрами догоревшего листа бумаги. Наверное, используй он солидный костер, образ задержался бы на большее время, позволяя свыкнуться с увиденным, но и этих секунд ему оказалось достаточно чтобы понять - у его отца появилась еще одна причина сетовать на странности сына. И если истории с духами тот мог посчитать бредом или преувеличением, но его вероятное будущее превращение все ставило на свои места, еще сильнее увеличивая пропасть, образовавшуюся между тем миром, где он родился и тем, где жил сейчас.