В небе белая полоска

Моррис Фернандез не был в Китае больше года. Точно сказать он не мог, но ему в какой-то момент надоело работать и вкалывать, и он решил сделать себе отпуск. По двум причинам: во-первых, совсем скоро у дочки и внучки будет день рождение, а во-вторых, его не покидало ощущение какой-то недосказанности в связи с письмом Лауры, которое он получил в самом начале зимы. Он хотел забыть о нем и отпустить свою жену, но что-то его держало. Он до сих пор хранил верность ей и любил ее. И он хотел позвонить Рикардо, чтобы узнать, что Лаура имела ввиду, говоря в письме, что это было желание Рикардо, их брак. Но самый богатый человек в семье Агирре вечно был в разъездах, и его телефон всегда был выключен.

О его прибытии в Пекин знал только Тору. Моррис не стал ничего говорить дочери, только сказал, что собирается приехать зимой к ним, но дату не называл. Об этом знал только Тору.

Четырнадцатого февраля, в день рождения Яреци и Кимико, его двух любимых девочек, которых он очень долго не видел, он ожидал Тору около входа в Запретный город. Сам Моррис прилетел пару дней назад и остановился в отеле неподалеку. Остановился он не один. Обсуждать свою личную жизнь и события последних дней он пока не планировал, точнее он это хотел обсуждать явно не с дочерью. Да и старался не думать об этом, ведь он все еще любил Лауру. Настроерие у него сегодня было хорошее, и он ждал Тору, чтобы обсудить с ним моменты поздравления с днем рождения...

Когда Моррис позвонил ему и сообщил о желании прилететь из Японии и поздравить с днем рождения дочку и внучку, Тору даже как-то не сразу в это поверил. Он уже давно не виделся с тестем и был безумно рад возможности встретиться с ним после затянувшегося периода сплошных телефонных разговоров. Но, при всех плюсах, идея Морриса сделать Яреци сюрприз порождала одну трудность - сокрытие от жены тайных планов ее отца. Особенно с учетом того, что Яри, словно специально несколько дней подряд вспоминала застрявшего в Японии родителя и переживала из-за невозможности с ним увидеться.

Проявив удивительную даже для него силу воли, Тору все-таки ничего ей не рассказал и, за час до встречи с Моррисом, придумал достойную отговорку, чтобы уйти из дома в день рождения своих девочек, которые на пару бухтели ему вслед что-то очень недовольное и недобро сверкали глазами. Но и это он как-то пережил, в назначенное время подойдя к указанному тестем месту, чтобы обнаружить уже ожидающего его Морриса.

- Здравствуйте, отец, - Тору привычным жестом протянул мужчине руку для рукопожатия. - Рад вас видеть.

Он окинул тестя внимательным взглядом и пришел к выводу, что тот выглядит вполне себе неплохо, особенно с учетом его возраста и напряженного рабочего графика, в котором уже давно напрашивался хотя бы коротенький отпуск.

Небо над Пекином было на удивление чистое и безоблачное. И смога не было, что радовало. В Пекине было тяжело, здесь был совершенно другой воздух, тяжелый. Почему-то сейчас мужчина стал ощущать его влияние на свой организм. Уже второй день дышать было трудно, начиналась одышка. И это было неправильно.

Он докурил сигарету и посмотрел на небо. Где-то далеко и высоко летел самолет гражданской авиации, оставляя за собой белую полоску. Моррис тяжело вздохнул и прикрыл глаза. Прислонился к стене и вспомнил то время, когда был близок с Лаурой. Когда у них была близость. Как духовная, так и физическая. Когда они были молоды и, как он надеялся, счастливы.

В памяти всплыли строчки песни, под которую они в ресторане танцевали. Это был один из немногих дней, когда Лаура была счастлива во время беременности.

По аэродрому, по аэродрому
Лайнер пробежал как по судьбе.
И осталась в небе светлая полоска,
Чистая как память о тебе.

Возможно, слова были другими, но это не так важно. Важно то, что где-то в груди завелся маленький червячок сомнений. Потому что в самолете Моррис познакомился с прекрасрой женщиной, которой было слегка за пятьдесят. Разговоры и шутки в салоне самолета переросли в посиделки в ресторане отеля, а потом они оказались в одном номере. Еще три дня, и она уедет в свою Францию, и он ее больше не увидит. А он... А он не хотел думать, что будет потом. Потому что он все еще любил свою жену.

Когда Тору подошел к нему и протянул ему руку, он затушил сигарету и привычным жестом обнял его. Потом посмотрел на него, слегка улыбнувшись. Тору, несмотря на загруженность на работе, выглядел хорошо.

- Я тоже рад тебя видеть. Как они? Она, небось, долго ругалась, что ты ушел в их день рождения? - Усмехнулся он.

Когда Моррис обнял его в первый раз, Тору был удивлен, если не сказать шокирован, но постепенно такая форма общения с тестем стала для него чем-то естественным и вполне приятным. И в этот раз он был готов к подобному развитию событий, поэтому сразу ответил на объятия, несильно похлопав Морриса по спине.

- С Яреци и Кимико все хорошо, - ответил Тору, когда с приветствиями было покончено. - Они не ругались, когда я придумывал причину уйти из дома, но смотрели на меня как на последнего негодяя.

Тору усмехнулся, представляя, что жена уже успела напридумывать по поводу его сегодняшнего поведения. Скорее всего, даже несмотря на приятный сюрприз, она потом припомнит ему наличие от нее секретов, из-за которых ей пришлось расстраиваться , но, по его мнению, это стоило возможности посмотреть на реакцию Яри при встрече с отцом.

- У вас есть какие-то конкретные планы?

До этого они с Моррисом не обговаривали, как именно будут поздравлять девочек, так что сейчас им стоило обсудить основные моменты, не теряя времени, которое кое-кто мог потратить на придумывание всяких ужасов на темы безответственного блудного мужа и минусов раннего брака.

Мужчина улыбнулся. Он уже купил подарок для внучки, а вот по поводу Яреци не знал, что подарить. Хотелось подарить ей что-то значимое, нужное, а не просто какую-то безделушку, о которой она забудет. Потому что в ее жизни этих самых безделушек было достаточно много, а настоящих ценных подарков почти не было. Последний ценный подарок ей подарила Лаура, на пятнадцатилетие, и это была золотая цепочка с кулоном, которую Лауре в пятнадцать лет подарила ее мама, а той - ее мама. Этот кулон Яреци не нравился, и она его куда-то дела. Кажется, отдала маме обратно. А больше ценных и приятных подарков не было.

- Нет, планов у меня конкретных нет. Я до сих пор не знаю, что купить Яреци, чтобы это было что-то запоминающееся. И, думаю, можно будет направиться в сторону дома,чтобы не такой сильный гнев на нас обрушился. И... может, купить алкоголь? Как у них тут с вином?

Как оказалось, Моррис ничего конкретного не планировал, а значит у них была полная свобода для импровизации, с которой не стоило затягивать, чтобы не разозлить Яреци окончательно. Несмотря на небольшой рост и изящное телосложение жены, Тору ни за что не стал бы лишний раз ее раздражать, поскольку там где девушка не могла взять грубой силой, прекрасно справлялась женской хитростью, которой он боялся больше чего-то другого.

- Да, давайте двигаться в сторону дома, - согласился Тору. - Если что, можем заходить в магазины, которые будут встречаться нам по дороге и попробовать найти достойный подарок. А по поводу вина... Я уже все закупил, и надеюсь, что Яреци не начала отмечать день рождения без нас.

После истории с глинтвейном, в котором Яри себе не отказывала во время празднования Рождества, Тору бы не удивился, реши жена как следует приложиться к бутылке, обидевшись на его уход. Оставалось надеяться, что Кимико не решила немного вздремнуть, давая маме, которая при дочери не стала бы баловаться с алкоголем, простор для маневра.

Он усмехнулся и направился следом за Тору, согласившись, что медлить не стоит, а то Яреци им может устроить разнос. Ещё и Кимико подговорит. А то, что Яреци может подговорить Кимико с ними не общаться какое-то время Моррис не сомневался, хоть и надеялся до последнего, что характером дочь пойдёт не в свою мать. Хотя последнее время у Яреци появлялись примерно такие же истерики, как и у Лауры когда-то. Но Лауре было проще - она, как только дочери исполнилось два месяца, ушла на работу.

- Я помню, как-то похожая ситуация была с ней. У неё был день рождения, а я задержался в поездке. Яри тогда было пять лет, кажется. Она мне устроила большой разнос, а потом долго со мной не разговаривала. Даже обижалась на меня, а я ей тогда в шутку сказал, что ещё никто не придумал телепорт, и что не от меня зависело опоздание рейса, - усмехнулся Моррис и посмотрел на вывеску ювелирного магазина. Яреци была равнодушна ко всякого рода украшениям, и хоть в этом был от неё огромный плюс - не надо было тратиться на серьги и прочие цацки, которые любят девчонки. - Она даже дочь пыталась подбить, чтобы не общалась со мной.

Но дочка, увидев его, сразу обо всём забыла, и Лаура потом обижалась уже на них двоих.

- Я тоже надеюсь, что Яреци не начнёт пить без нас. Всё-таки это как-то неправильно, пить в одиночестве... Может, ей веник подарить? В смысле цветы? - Усмехнулся он, задумчиво глядя на вывеску цветочного магазина.

- К счастью, Яреци все-таки не ее мать. - История Морриса в очередной раз заставила Тору задуматься, насколько слепой бывает любовь, раз заставляет мужчину жить с женщиной, ведущей себя совсем не так, как подобает нормальной жене. - Да и, при всем моем к вам уважении, со мной такие фокусы, вроде настраивания ребенка, закончились бы достаточно быстро.

Тору был терпелив, но, подобно Моррису, никогда не допустил бы по отношению к себе открытого неуважения. И, наверное, он был готов простить и забыть многое ради своей любимой семьи, но вот только не все. Далеко не все. И повторись ситуация, подобная той, что случилась в горах прошлым летом, Тору не мог гарантировать, что все закончилось бы, как в этот раз, относительно благополучно.

- Ну, поскольку к цветам прибавляетесь вы, то подарку Яреци в любом случае обрадуется. Ваша дочь без вас очень скучала и, как мне кажется, в своей голове строила планы по возвращению меня в Японию.

Тору прекрасно понимал, что Яри не хватает отцовской поддержки, но практически все его активности сейчас были завязаны на Пекине, так что он старался быстро переводить тему разговора, если чувствовал, что жена начинает клонить в сторону, где ему нечем будет ее порадовать или обнадежить.

- Самое печальное, что мне казалось это шуткой, ведь мне было с ней хорошо. Я делал все возможное, чтобы она была счастлива и ни в чем не нуждалась. Мы смеялись, шутили, радовались жизни. И мне казалось, что она... любит меня.

Моррис осекся, поняв, что его голос дрожит. Он хотел разобраться в своих чувствах и понять, любит ли он Лауру или уже нет. Близости с женщиной у него не было много лет, но недавно оказалось, что он очень даже ничего. И осознание того, что он изменил своей любимой женщине, действовало на него двояко: с одной стороны он любил Лауру, все эти годы хранил ей верность, а с другой - он не переставал быть мужчиной. И эта физическая близость с женщиной будто вернула ему несколько лет жизни.

- Она мне в декабре написала письмо. Сказала, что считает брата во всем виноватым. Но я не жалею ни о чем. Если бы мы с ней не встретились в Барселоне двадцать пять лет назад, то не было бы Яреци...

Он улыбнулся своим мыслям и, кивнув, что букет цветов очень даже подойдет, зашел в цветочный магазин и купил букет из белых лилий для Яреци и маленький букетик из роз для Кимико. А потом пошел дальше с Тору.

- У тебя совсем нет возможности вернуться в Японию? Или ты просто не хочешь туда возвращаться?

Моррис снова начал проваливаться в тяжелые воспоминания, связанные с бывшей женой, и Тору предпочел лишний раз не цепляться за его слова, чтобы не сделать тестю еще больнее. По его мнению, вернуться в прошлое было невозможно, а значит, все попытки за него уцепиться, приводили лишь к бесконечному хождению по кругу, в результате которого несчастными оставались все. Сам он всегда долго думал, прежде чем принять непростое решение, но, сделав это, уже никогда не возвращался к тому, что решил оставить за своей спиной.

- В любом случае, я рад, что Яреци появилась на свет, поэтому не могу с вами не согласиться.

Как мужчина он искренне сочувствовал Моррису, прожившему свою жизнь рядом с не любящей его женщиной, но как муж его дочери Тору радовался стечению обстоятельств, подаривших ему в итоге семью.

- С этим все сложно. - Он одобрил выбор тестя, когда тот покупал цветы, в отличие от последовавшего в свой адрес вопроса. - С одной стороны, хорошую работу по профессии мне там будет не найти из-за проблем со злопамятным бывшем тестем, а с другой... Я, наверное, за все эти годы отвык от жизни в Японии. Все-таки, когда я уехал мне не было и тридцати, а сейчас уже сорок. Я слишком долго болтался вдали от дома и теперь уже не могу считать его своим...

Тору очень не любил тему, связанную с его возвращением в Японию, хотя и понимал, что этот вариант не стоит сбрасывать со счетов, поскольку в нем имелась куча плюсов для Яреци и Кимико.

Сегодня был какой-то странный день. Потому что несколько дней Тору ходил какой-то странный, а сегодня вообще куда-то очень быстро ушёл, сославшись на какие-то серьёзные дела. Кимико, как только папа ушёл, стала беситься и громить квартиру, потом успокоилась и стала собирать конструктор. Яреци как всегда прибралась в квартире, а потом помогла дочке построить замок из конструктора и поселила туда несколько животных.

- Фр, хоодно, - сказала девочка, прижимаясь к ней. Нос был холодный, и Яреци улыбнулась.

Почему-то вспомнилось давнее, очень давнее занятие по офуда, когда они с Джуном делали феникса. Тогда у неё вроде не получилось, и она сильно расстроилась, даже чуть не заревела. Вспомнив иероглиф, она сложила лист бумаги ромбом и достала набор для каллиграфии. Открыла тушь. Кимико сразу сунула свой любопытный нос, а потом стала смеяться, почувствовав, что он мокрый. Растёрла тушь по лицу и стала бегать. Яреци покачала головой и попыталась сосредоточиться. Снова перед глазами предстал феникс, грациозная птица с распростёртыми крыльямии, с огненно-красным оперением, от которой исходило тепло. Девушка обммакнулакисть в туш, удалила остатки туши и быстро нарисовала два иероглифа. А потом задержала руку над листом бумаги. И улыбнулась. Получилось! У неё получилось! Руке стало тепло. Настроение было прекрасное, и она уже не хотела обижаться на Тору. да и не обижалась она на него, просто не дело это в её день рождения куда-то уходить.

Кимико с раскрашенной тушью физиономией остановилась около входной двери, и Яреци поняла, что вернулся наконец-то Тору. Убрала набор для каллиграфии и вышла из комнаты.

После покупки цветов, в результате которой у него в руках появился букетик для Кимико, они с Моррисом практически не разговаривали, думая каждый о своем. Тесть не стал агитировать его вернуться в Японию и разобраться со старыми проблемами, за что Тору был ему премного благодарен. Все эти вопросы он предпочитал отложить на неопределенный срок, поскольку сейчас не видел смысла тратить на них время и нервы, что было неизбежно при решении такого застарелого конфликта.

До их с Яреци квартиры они с Моррисом добрались достаточно быстро и, соглашаясь с желанием тестя не появляться сразу перед дочкой и внучкой, Тору спрятал за спину букет для Кимико и, открыв дверь, первым перешагнул порог, обнаруживая встречающую его дочь.

- Кими, что это у тебя с лицом? - покачал он головой, глядя на малышку с разукрашенным тушью лицом. - Вот так, стоило мне ненадолго отойти и вы с мамой уже хулиганите.

Из комнаты вышла Яреци и, понимая, что держать Морриса за дверью больше нет смысла Тору немного отошел в сторону, освобождая для него проход и торжественно сообщил.

- Я, между прочим, не просто так уходил, у меня для вас сюрприз, который сам сейчас все расскажет.

На какое-то время Тору предпочел стать сторонним наблюдателям, желая просто посмотреть на сцену семейного воссоединения, а заодно и отвлечь внимание от собственной персоны во избежание претензий по поводу его чрезмерной скрытности.

Когда Тору освободил ему проход и он вошел в квартиру, то увидел внучку с размазанным тушью лицом, а потом слегка обиженную Яреци. Широко улыбнулся и протянул дочери букет цветов.

- С днем рождения тебя, малышка, - сказал он и обнял свою дочь. Потом поцеловал в лоб. - Извини, что без приглашения. Я тебе хотел сделать сюрприз. Надеюсь, он удался.

Он отстранился от дочери и посмотрел на Кимико. Взял ее на руки и удивился ее легкости и воздушности. Девочка, к его удивлению, его сразу узнала и засмеялась. Он поцеловал свою внучку в щеку и опустил ее на пол. Взъерошил волосы и снова счастливо улыбнулся. Да, наверное ради этого можно было потерпеть двадцать с лишним лет. Хотя он все равно считал свой брак самым лучшим. По крайней мере, даже Лаура не отрицала, что какое-то время ей было хорошо.

- Я смотрю, они тебя тут не кормят, дитя мое? Ну ничего, я надолго здесь, и ты у меня будешь кушать. И вообще, что мы тут стоим? Приглашайте меня за стол, а то я же целый день ничего не ел.

И он снова усмехнулся и снял куртку и обувь.