Горечь побед

Радость от победы быстро сменилась горечью, когда посчитали раненых и убитых, коих оказалась большая часть клана. Шакалы не щадили никого, ни мужчин, ни женщин, прошлись по рядам Лис, словно с косой, значительно сократив их численность. От клана остались одни слезы - старики и дети, и лишь небольшая горстка взрослых Лис, которые все еще могли держать оружие. Но из них чуть ли не половина оказалась ранена, серьезно или не очень. Печалило и то, что в числе погибших оказался Сохроншар, но хану некогда было горевать и убиваться по поводу гибели собственного старшего сына. Как некогда и давать себе отдых и время на выздоровление - в бою его зацепило вражеской саблей, скосило клок мяса на боку, но он ограничился одной лишь перевязкой, и снова взялся за дела.

Уже был возложен последний камень на курган, похоронивший под собой всех погибших, а хан намеревался собрать вокруг себя всех старейшин и тех, кто мог еще решать, что делать дальше. Наступали темные времена, и клану грозило исчезновение. Если бы не Белые Тигры, подоспевшие вовремя, их бы перебили подчистую. Тигры отправились в Покхару, все, за исключением гостя из клана Кобр, что оставался подле раненой Яшви-Удган. За ее жизнь Хубилай всерьез опасался, поэтому и совет устраивал в лазарете, в не в своем гэре, как обычно, или у большого костра.

Оказавшись в шатре, хан первым делом проверил, не спит ли шаманка, и, увидев, что застал ее бодрствующей, подошел ближе.

- Лежи-лежи, - поспешил он сказать, - куда подскакиваешь. Раз прыткая такая, значит, силы будут совет послушать, глядишь, мысли тоже какие у тебя появятся. Справишься?

Яшви снова спала почти весь день - тяжелая ночь, кровопотеря и боль, на которую она старалась не жаловаться принцу отнимали у нее почти все силы. Их хватало только на то, чтобы, проснувшись, выпить воды, и затем заснуть обратно. К вечеру ей стало немного лучше, но она расстроилась, узнав, что не смогла присутствовать на похоронах, хотя должна была, будучи единственным проводником между миром живых и мертвых. Ее бы никто не осудил за отсутствие, но среди погибших были люди, с которыми она хотела бы и сама проститься, а не встречать их затем в своих снах.

Сразу после похорон к ней заглянул Садхир-джи (про себя все еще было проще называть его именно так, а не по имени), а потом начали подтягиваться и другие Лисы - приползли. едва шевелясь старейшины вместе с Оронаром, еще несколько людей из тех, кто были главами самых старых родов, прибежала Алахчит, как всегда, взбалмошная и подвижная, как капелька ртути, но Яшви видела, что ее глаза были заплаканы, ведь она похоронила брата. Наконец, появился и сам хан.

Поняв, что он направляется к ней, Яшви постаралась приподняться на своей постели, но послушно легла обратно, встретив протест хана и боль в плече, которую благоразумно предпочла не разжигать дальше.

- Справлюсь, - решительно ответила она, но слушать лежа было не очень удобно. - Помоги мне сесть, пожалуйста, - обратилась она к принцу, потому что сама бы не справилась.

Настало время для каких-то решений. Мертвые были похоронены, живые должны были выживать дальше. Сонцгэн смотрел на то, как мужественно Лисы переносили все, что на них свалилось. Жизнь и так их не баловала, но бой с Шакалами стал страшным испытанием, которое унесло очень многих. Сонгцэн вежливо поздоровался с ханом, когда тот пришел в лазарет. Яшви хотела сесть, но в её ауре снова были видны следы сильной боли. Она все равно старалась терпеть и не жаловаться, хотя Сонгцэн видел, что эта боль её выматывала, когда сил не было и так. Он ненадолго направил на плечо девушки синюю ци, чтобы успокоить боль, затем помог Яшви сесть и подложил под её спину подушку.

- Голова сильно кружится? - спросил Сонгцэн, внимательно глядя на девушку.

После сильной кровопотери проще лежать пластом и восстанавливать силы, а не сидеть, когда можно слушать лежа. Но Сонгцэн не хотел сейчас спорить с Яшви, ни к чему хорошему это бы не привело. Он сел на колени возле девушки и задержал руку у её бедра, чтобы передать немного красной энергии, которая должна была придать Яшви хоть немного сил, чтобы та могла сидеть ровно.

Яшви-Удган пыталась храбриться, и хан кивнул, затем отошел от нее, чтобы сесть в центре гэра на циновку возле очага. Остальные из тех, кто еще мог самостоятельно передвигаться, устроились вокруг. Хан смотрел на свое бравое воинство из стариков и калек и пытался хотя бы прикинуть, как быть дальше. Милосерднее было бы признать, что клан свое отжил, но безграничная, как монгольские степи, гордость кочевников не позволяла сдаваться, пока бьется еще хотя бы одно лисье сердце. Подождав, пока все старейшины устроят свои кости у очага, хан обвел всех взглядом, задержавшись на принце Кобр, но затем все же заскользил дальше.

- Победа далась нам нелегко, - сказал Хубилай хаан, когда все затихли и обратили на него внимание. - Мы потеряли много людей, но потеряли бы еще больше, если бы не Садхир-джи и отряд Белых Тигров. Наш клан в долгу перед вами, Садхир-джи, и перед Бо-джи.

Хан слегка поклонился, насколько могли позволить его гордость и рана на боку.

- Теперь нам нужно думать, что делать дальше. Мы не можем оставаться здесь дольше, но не все наши раненые перенесут долгий путь по пастбищам. Если мы вернемся на стоянку, то зимой будем голодать. При условии, что клан до нее доживет. Что думают наши старейшины? Брат Их-Чэрэн? Брат Тэмужин?

- Стоит остаться до тех пор, пока все не будут в состоянии сесть в седло, - предложил Тэмужин. Ни у кого не возникло и мысли, что можно перевозить раненых на телегах. Их обычно использовали только для имущества.

- Пастбища скуднеют, - проскрипел Дэй-Сэцэн, самый старый из присутствующих. Он кутался в толстую шубу даже летом, даже в прогретом гэре. - Лошади начнут голодать, если останемся здесь надолго.

- Ты, брат Дэй-Сэцэн, думаешь о лошадях, когда стоило бы думать о людях, - возразил ему Их-Чэрэн. В его интересах было остаться на месте до полного выздоровления Яшви. - Что лошади мертвым.

Боль в плече стала чуть меньше, когда Садхир-джи снова стал делать что-то с энергией врачевания, и Яшви смогла, наконец, сесть, чтобы чувствовать себя более уверенно. Хотя принц оказался прав, голова тут же начала кружиться, а еще накатила тошнота.

- Нет, не сильно, - ответила она тихо, чтобы не привлекать к себе внимание хана и старейшин, которые могли ведь и передумать, а потому совещаться в гэре хана, а не здесь. А ей хотелось послушать, что в итоге решат. Она выпрямилась и облокотилась спиной на подушку, которая упиралась в стену гэра. - Спасибо.

Она чувствовала себя ужасно из-за того, что вынуждена лежать без дела, когда клану нужна была помощь. Она могла бы охотиться в то время, пока спала после ранения. Могла бы и сама ухаживать за другими ранеными, пусть не очень понимая во врачевании, но могла менять повязки, давать раненым воды или просто быть рядом, когда это необходимо. Она могла делать много вещей, которые не требовали бы от нее больших знаний или умений, но так она бы освободила других, более опытных людей, для более важной работы.

Она пока молчала, потому что старейшины решали, что делать, а у Яшви не было никаких дельных предложений на этот счет, как и у большинства присутствующих здесь.

У Сонгцэна не было права говорить от лица Королевских Кобр, он мог рассчитывать только на себя, ища возможности помочь Лисам. Он был готов обсуждать с дедом возможность оказать Лисам помощь, но пока не мог озвучивать никакие свои идеи на этот счет, не получив одобрение от клана, иначе это могло поставить его Величество в невыгодное положение.

- Я могу еще задержаться у вас, - сказал Сонгцэн, обращаясь к хану. - И помочь с лечением раненых. Я немного знаю врачевание, хотя у меня не очень много опыта.

Как он ни хотел сосредоточиться на помощи Яшви, сейчас он чувствовал, что она согласится с таким решением. Хотя её лечение все равно останется для него в приоритете. Он не знал, насколько серьезными были раны остальных Лис, но жизнь Яшви лишь недавно оказалась вне опасности.

- Я могу еще написать в один монастырь, где есть более опытные лекари. Возможно, кто-то из них сможет приехать на помощь, - добавил Сонгцэн. - Мастера этого монастыря не первый год воюют с Асакой.

Хан слушал пререкания своих старейшин, стараясь услышать в высказывании каждого рациональное зерно, к которому можно прислушаться. Но правы были все, и тем сложнее было сделать правильное решение. К тому же от духоты в гэре и боли в раненом боку хан чувствовал себя неважно. Возраст и неспокойная обстановка брали свое. Ему стоило послушаться Алахчит и остаться вместе со старейшинами вне боя, но он считал это трусостью, недостойной хана, а потому сам вел в бой своих людей наравне с более молодым и крепким Оронаром. В какой-то момент он почувствовал, как что-то кольнуло в сердце, и невольно схватился рукой за грудь, как раз на словах молодого принца Кобр и врачевании, которое было совсем неразвито в клане. На этом он на какое-то время выпал из обсуждения.

- Папа! - выкрикнула Алахчит, проворно в мгновение ока оказываясь возле хана и опускаясь перед ним на колени. - Папа, тебе нехорошо? Ты упрямее самого старого мула! Принесите, кто-нибудь, воды! Где лекарь Чулуун? Папа, тебе нельзя так трудиться сейчас, когда ты ранен. Тебе нужно отдохнуть.

Хан пытался что-то возразить, но Алахчит нетерпеливо оборвала его возражения.

- Говори за меня, дочь, - сказал ей хан, и несколько молодых людей помогли Хубилаю подняться и вывели его из гэра, сопровождаемые лекарем Чалууном.

- Совет придется отложить, - сказал Дэй-Сэцэн.

- Нет, мы его продолжим. Я буду принимать решения, - Алахчит встала в середине собравшегося кружка.

- Куда лезешь, пигалица, - проворчал Оронар, хмуря кустистые брови. - Без хана нечего тут решать.

- Я знаю, Оронар, что ты бы предпочел кого-то из мужчин, желательно, чтобы у него уже росли усы, - дерзко ответила Алахчит. Высокая и стройная, она была похожа на гордую тростинку перед каменной глыбой. - Но сейчас за моего отца буду говорить я. Все слышали его слова. Садхир-джи, - она обратилась к принцу Кобр. - Вы говорили про монастырь, почему вы думаете, что там нам помогут? Что они попросят взамен? Мы не можем сейчас достойно отблагодарить за труды, но мы не в том положении, чтобы отказываться от помощи.

Яшви заволновалась вместе с другими, когда хан вдруг схватился за сердце. Она часто сравнивала Хубилай хаана например, с Ниламом Садхиром, поражаясь тому, насколько разными они были людьми, хотя оба были вождями. Хубилай был как-то проще, приближеннее к ним, обычным людям, к нему не нужно было обращаться с этим высокопарным титулом. И относилась она к нему не как к королю клана, а как к человеку более опытному и умному, но к которому она всегда, в любой момент, могла прийти за советом, или словами от духов. Яшви даже в голову не могло прийти, что она так спокойно возьмет и придет к Его Величеству в резиденции Кобр. Но она сейчас не могла даже подойти ближе, потому что не было сил подняться с постели.

- Сонгцэн, ты можешь ему помочь? - она схватилась за руку принца чуть повыше запястья, даже не за руку, а за рукав его рубахи. Она не знала, что было с ханом, но Алахчит, единственная, кто могла им так спокойно командовать, потому что он был ее отцом, а здесь к родству относились несколько иначе, уже отправила хана отдыхать и сама стала говорить за хана. На ее месте должен был быть Сохроншар, но он отправился к духам вместе с другими погибшими, оставив молодую жену вдовой.

Яшви взглянула на Сонгцэна, когда заговорили про монастырь. Ей казалось, что мастера монастыря не попросят взамен ничего, но она была в этом не уверена, потому что провела там не так много времени, как Садхир-джи. Клан мог дать лошадей, но это все, что было в его силах. Они не могли рассчитывать на чудо.

Сонгцэн не знал, что случилось с Хубилай хааном, он не успел разглядеть ауру, но если это был сердечный приступ, он мало что мог сделать. Потому что знаний катастрофически не хватало. В Линь Ян Шо он помогал дежурным в лазарете, но в основном мытьем полов. И за эти дни возле Яшви узнал о врачевании больше, чем за годы учебы до этого. Он проводил хана взглядом и посмотрел на Алахчит, которая вышла говорить, поэтому не успел ответить Яшви.

- Они не будут ничего просить взамен, но я не могу быть уверен, что они согласятся помочь сейчас, - сказал Сонгцэн. - На моей памяти лекари монастыря помогали всегда, когда их просили о помощи. Но они в районе Лхасы, им нужно время, чтобы добраться сюда. Обычно их звали соседние деревни.

В Линь Ян Шо было много сильных и опытных врачевателей. Даже один из них мог бы сильно улучшить положение, в котором сейчас находились Лисы. Но нужно было время, чтобы письмо дошло до деревни у монастыря, и чтобы тот, кто на него отзовется, доехал сюда и нашел стоянку.

- Я могу написать письмо сейчас, вы сможете отправить гонца с ним на почту в Улан-Батор? - спросил Сонгцэн.

Это предложение принца было выгодным. Главное проблемой всех Лис постарше была неуемная гордость, которая вынуждала их раз за разом отказываться от помощи и справляться своими силами, и только критическое положение могло заставить кочевников переменить свое мнение. Алахчит тоже была лисой, но в ней не было этой гордости, наоборот, сейчас она готова была использовать любые возможности, чтобы клан жил и дальше. Гордость уже довела их до той отметки, когда дальше уже некуда.

- Мы и так многим обязаны клану Тигров и Кобр, - подал голос Дэй-Сэцэн. - Было хорошо заметно, что ему эта затея категорически не нравится, но здесь он мог по степени вечного недовольства переплюнуть даже Оронара и заслужить лавры главного пессимиста клана. - Мы можем справиться своими силами, не прибегая к чужой помощи еще и здесь.

- Вы, Дэй-Сэцэн-гуай, можете забыть о своей гордости хотя бы здесь? - в тон ему ответила Алахчит. Она совершенно не стеснялась указывать старейшинам, как не стеснялась указывать отцу. - От клана и так ничего не осталось, кроме кучки стариков, детей и женщин, которые не держат оружие. Если мы откажемся от помощи, то о нашей гордости будут слагать легенды. Жаль что только посмертные.

Остальные загудели, но было сложно понять в общем шуме, одобрительно или наоборот, неодобрительно. Только Оронар хмурился все сильнее.

- Скажите Тайчу, чтобы седлал коня. В Улан-Батор поедет он. И принесите бумагу и ручку Садхиру-джи. Мы не можем просить вас о большем, Садхир-джи. Клан останется здесь, пока не придет ответ от врачевателей, но затем пойдем дальше по пути, чтобы к сентябрю быть на совете кланов. Отец поправится к тому времени.

Сонгцэн считал, что Алахчит была права, соглашаясь принять помощь. Потому что Лисы были в том положении, когда нужно использовать все возможности, чтобы хотя бы сохранить то, что сейчас у них осталось. Когда речь шла о здравом смысле, даже Белые Тигры могли придержать гордость и согласиться на более рациональный вариант. Сонгцэн взял принесенную ему бумагу и написал письмо настоятелю Линь Ян Шо. Он написал о том, что клан кочевников сильно пострадал после боя с людьми Асаки, и что им нужна помощь лекарей, чтобы ехать дальше. Сонгцэн просил об этой помощи от своего имени и надеялся, что кто-нибудь из лекарей отзовется. Настоятель озвучит им просьбу, но ехать или нет, решат только сами врачеватели.

- Алахчит, раз один из ваших людей все равно будет в Улан-Баторе, вы можете поручить ему, чтобы заехал в аптеку и купил антибиотики, растворы для обработки ран и обезболивающее? Это поможет уменьшить риск осложнений, пока не приедет помощь из Линь Ян Шо, - сказал Сонгцэн. - Я составлю список необходимого и дам деньги на эти лекарства. Но нужно узнать у Чулууна, может ему нужно что-то еще.

Насколько понял Сонгцэн, лекарь Лис хоть и знал свое дело, от него не стоило ожидать чудес, чтобы обходиться магией и травами без обычных лекарств. Особенно когда раненых много.

Алахчит кивнула, услышав слова Яшви, хотя от этого мороз продрал по коже. Она могла видеть и знать больше, чем говорила вслух, но Алахчит никогда не настаивала на том, чтобы Яшви все рассказала. У нее и у духов могли быть свои причины молчать, Алахчит была благодарна уже просто за то, что духи им помогают и направляют. Она расправила плечи, чувствуя их молчаливую поддержку. Значит, она на верном пути.

- Чулуун сейчас с отцом. Если вы сможете помочь ему чем-то, Оронар вас проводит к гэру хана. Нам не нужно денег на лекарства, Садхир-джи, просто решите вместе с Чулууном, какие вам необходимы, и возвращайтесь. Тайчу будет вас ждать здесь.

Чулуун был слишком молод и не успел перенять все знания своего учителя перед неожиданной смертью последнего. Он не успел научиться от него врачеванию, что было самой большой проблемой, а больше в клане никто не владел этой магией. Алахчит уже думала о том, где Лисы могут научиться хотя бы основам малоразвитых у них магий, чтобы стать независимыми от других кланов. И она не была бы Лисой, если бы согласилась взять деньги.

- Нельзя доверять чужакам, Алахчит, - продолжал гнуть свое Дэй-Сэцэн, но уже на монгол хэл, потому что не все здесь понимали путунхуа, на котором из уважения к гостю вели разговор. - Молода ты еще, чтобы разбираться в людях.

Упрямство некоторых советников начинало выводить ее из себя. Дэй-Сэцэн был очень стар, иногда разум начинал ему отказывать, иногда ноги, но сегодня лучше бы ноги, чем разум.

- Садхир-джи не чужак нам, Дэй-Сэцэн-гуай, - может быть излишне резко отрубила Яшви. Она никогда не спорила со старейшинами до этого дня, предпочитая промолчать и делать по-своему, но слова старика заставили ее голос прорезаться. - Он сражался за нас, когда мог бы не вмешиваться и уехать. С нас нечего брать, если вы еще этого не видите. Садхиру-джи нет причины предавать нас и использовать все, что он здесь услышит, в своих целях. Если вы доверяете мне, Дэй-Сэцэн-гуай, значит, доверяете и ему.

В отличие от советника, Яшви говорила на путунхуа, чтобы сказанное ею было понятно и самому принцу, ведь он не знал монгол хэл. Так было честно. сколько бы она ни сомневалась в правильности своего решения уехать с принцем в Покхару, сомневаться в ней или в ней самой она бы никому не позволила.

- Если мы и дальше будем отворачиваться от предложенной помощи, клан погибнет, но не в бою, как мечтают многие, а от голода или болезней, - продолжила она.

- Довольно, Яшви, - оборвала ее Алахчит, и Яшви замолчала, хотя ей было много чего высказать старому советнику. - Ни к чему разводить споры в семье, - более миролюбиво продолжила Алахчит. - Я благодарю вас, Дэй-Сэцэн-гуай, за ваше мнение, но я уже решила, как мы поступим.