Горечь побед

Оронар поднялся, кивнул и направился сопровождать принца к гэру хана. Он все также не доверял юной Кобре, но видел его в бою и уже за это мог его уважать, признавая мастерство принца. Он, в отличие от большинства Лис,остался жив и даже не был серьезно ранен, и это уже о чем-то, да говорило. Но в этом мире было очень мало людей, кому Оронар действительно доверял бы. Сейчас один из таких людей не мог присутствовать на совете из-за недомогания, и именно к нему боевой командир собирался отвести принца.

Алахчит проводила взглядом уходящих принца и его сопровождающего. Теперь можно было говорить свободно - ей не хотелось выносить сор из хаты при госте. Стоило только спинам мужчин скрыться за стенами лазарета, как она повернулась обратно к старейшинам ее отца - или они теперь должны были стать ее старейшинами?

- Я не прошу вас любить Садхира-джи, - обрушилась она на них, адресуя свои слова преимущественно на Дэй-Сэцэна. - Но он наш гость, и мы - и вы, Дэй-Сэцэн-гуай - будете уважать его и причину, по которой он оказался в клане и остался здесь. Хотите увидеть закат клана Тибетских Лис? Вы этого добиваетесь, разжигая спор? Горстка Белых Тигров смогла сделать то, что не смогли сделать Лисы - уничтожить отряд Шакалов, который иначе уничтожил бы нас. Сейчас не время демонстрировать гордость, сейчас время научиться смирению, если вы хотите, чтобы ваши дети и внуки и дальше могли спокойно жить в степи. Мы потеряли многих и не может допустить, чтобы их жертва стала напрасной. Если вы не согласны со мной - я вас не могу удерживать, вы вольны покинуть совет, который мы продолжим без вас. Но, каким бы ни был ваш выбор, всех остальных я прошу высказаться, чтобы решение наше было сделано совместно. Мое мнение такого, что мы должны дождаться ответа от врачевателей монастыря, а затем продолжить путь, чтобы к сентябрю прибыть на совет кланов, где с остальными ханами будет решаться вопрос, что делать дальше?

На этот раз Дэй-Сэцэн промолчал. Остальные кивали и выражали свое согласие. Наконец и старец с неудовольствием кивнул, тем самым обозначив свой выбор.

Если бы Дэй-Сэцэн продолжил что-то говорить, то Яшви нашла бы в себе силы, чтобы кинуть в него этот кувшин, но, его счастье, он промолчал, что и спасло его. Было вообще глупо встревать в этот разговор, потому что Садхир-джи мог и сам за себя постоять, но в итоге все свелось к тому, что он и Оронар покинули гэр, а Алахчит набросилась на советников.

Она была куда умнее и хитрее старых лис. Она видела, к чему все могло привести, и всеми силами старалась это предотвратить. В отличие от стариков, которые слишком привыкли к старому укладу жизни и держались за него. Их можно было понять, Яшви их не судила. Возможно, только Дэй-Сэцэна, и то скорее за нелестные высказывания в адрес принца, а не за узколобость и упрямство. Упрямство вообще было клановой чертой характера, как и гордость, и настолько глубоко въелось в Лис, что искоренить их было бы очень трудно.

Яшви выразила свою поддержку в числе прочих присутствующих. Но ей сейчас было одновременно и приятно, что не она решает, что делать дальше, как кто-то другой, и тошно от собственной слабости и невозможности решить или придумать, что делать дальше. Она должна была быть идейным и духовным лидером клана, а она в итоге только отмалчивается и кивает, как заведенная, потому что в голове у нее нет ни единой здравой мысли.

Первое, что бросилось в глаза Сонгцэна, когда он увидел хана - нездоровый землистый цвет лица. В ауре было очень много ша-ци, не столько в области довольно неприятной раны на боку, сколько глубже, в самом сердце. Лекарь клана мельтешил рядом и толком ничего не мог сделать. Принес воду, откинул полог, чтобы в гэр шло больше воздуха. Сонгцэн попросил воды и вытянул, сколько смог, ша-ци из области груди, но на смену этой негативной энергии приходила новая, а Сушумна-нади слабела.

На какое-то время боль могла отступить, но Сонгцэн видел, что не может ни понять, ни исправить причину этого состояния. Хубилай хаан остался отдыхать, а Сонгцэн, посоветовавшись с лекарем по поводу лекарств, вернулся в лазарет, у входа в который передал список гонцу, который собирался отъезжать в Улан-Батор.

В лазарете было на удивление тихо. Сонгцэн зашел внутрь и вновь занял свое место возле Яшви. Он не хотел говорить о здоровье хана при всех Лисах, но он понимал, почему духи сказали Яшви, что клан на совет поведет Алахчит. Сонгцэн посмотрел на дочь вождя, но промолчал.

Самые важные вопросы были улажены, теперь нужно было дожидаться решения врачевателей из монастыря, а до этого стараться не сделать еще хуже, чем было. Алахчит заметила, что в гэр вернулся принц Кобр, но сложно было по его лицу сказать, что ему стало известно про отца. Но сейчас было не время показывать свой страх. Сообщили, что гонец готов к пути. Он будет сказать всю ночь, чтобы утром быть в Улан-Баторе и вернуться к следующему вечеру. Алахчит надеялась, что раненые дождутся его возвращения и приезда врачевателей, если они все-таки решат приехать.

- Это все, что я хотела с вами решить, - сказала девушка. - Благодарю всех, теперь можете отдыхать. Садхир-джи, дождитесь меня здесь, я передам ваше письмо Тайчу и вернусь.

Она хотела поговорить с принцем наедине, чтобы узнать о здоровье отца. Так будет правильно по отношению к хану. Она приняла из рук Садхира-джи письмо и последней вышла из лазарета, чтобы дать последние наставления Тайчу. Алахчит старалась скрыть нервную дрожь, что ей неплохо удавалось. Она до конца не осознавала, во что сейчас только что ввязалась, но знала единственное - если есть хоть малейшая возможность помочь клану, она ею воспользуется, чего бы ей это не стоило.

Все стали расходиться после того, как вернулся Садхир-джи. Он ничего не сказал по здоровье хана, но Яшви чувствовала, что духи не так просто шептались у нее над ухом. Она почти не обращала на это внимание, но это звук был практически постоянным, как жужжание пчелы или писк назойливого комара. Иногда он становился тише, иногда громче, и с ним можно было научиться жить.

Алахчит тоже вышла. Яшви начало казаться, что этот совет только добавил новых вопросов, а не ответил на ее старые, тем более, что ее роль во всем этом сейчас была минимальной. Она просто еще одна раненая, которая не может ничего решить самостоятельно. Даже когда появилось какое-то направление, Яшви не знала, что делать лично ей. Дождаться врачевателей, если они согласятся приехать, это понятно, но а дальше? Все же уехать в Покхару или Линь Ян Шо, оставив клан, который все равно будет слабее, чем раньше? Особенно теперь, когда здоровье и жизнь хана находились под угрозой?

Она взглянула на принца, когда они остались наедине, но в голове теснилось столько мыслей, что она даже не знала, что ей спросить или сказать, поэтому промолчала о себе и спросила о хане:

- Духи ведь сказали правду? - уточнила она.

Сонгцэн кивнул на слова Алахчит. Он все равно не собирался никуда уходить из лазарета. Только планировал дождаться местного лекаря, чтобы понять, чем может помочь с другими ранеными. Это будет намного тяжелее, чем следить за одной Яшви, но куда полезнее для Лис. А самой девушке будет лучше восстанавливаться там, где не нужно постоянно переезжать с места на место.

- Похоже на то, - ответил Сонгцэн. - Что-то с сердцем, я не знаю, как здесь можно помочь.

Если лекари Линь Ян Шо и согласятся приехать, им нужно время на дорогу. Сонгцэн считал, что у Хубилай хаана этого времени могло не быть. Возможно, ему могли бы помочь в обычной современной больнице, но до неё он не доедет. Особенно в седле, а гордые кочевники не признают других способов передвижения.

- Я надеюсь, что кто-нибудь из мастеров монастыря согласится приехать, - сказал Сонгцэн. - Иначе не представляю, как Лисы могут куда-то ехать.

Алахчит в этом плане была очень разумна. Хватило бы ей опыта и авторитета, чтобы справиться со всем остальным, что сейчас на неё свалилось.

Яшви поежилась, но так, чтобы не тревожить раненое плечо. Здесь очень не хватало сильного врачевателя, а лучше нескольких, чтобы помочь раненым. Один Садхир-джи скорее вымотается в край, чем существенно исправит ситуацию. Она не сомневалась, что если бы это было в его силах, он помог хану, но, по-видимому, ему не хватало опыта, чтобы понять, чем тот болен. Алахчит говорила, что хан ранен, но не в само же сердце.

- Так и поедут, верхом. Говорят, что Лисы умирают в седле. Как и все кочевники, - ответила Яшви, хотя от мысли, что нужно с прибинтованной к туловищу рукой залезть в седло, становилось, мягко скажем, не по себе. Дэй-Сэцэну помогали забраться в седло аж трое - один держал лошадь, другой поддерживал старейшину, а третий ловил его с другой стороны. Это наверняка выглядело смешно со стороны, но это было часть культуры, и к этому стоило относиться с уважением. Хоть каким-то.

- Сколько будет идти ответ из монастыря, если мастера не смогут приехать? - спросила Яшви. - Они же ведь тогда напишут письмо?

Клан не мог здесь оставаться надолго, потому что все лето они зависели от дождей, засухи и скота, которому нужно было пастись. Они и так простояли здесь очень долго, несколько месяцев, и пастухи уходили с животными все дальше от стоянки, чтобы найти свежую траву.

- Иногда Лисы очень напоминают мне Белых Тигров, - признался Сонгцэн.

Он не считал это сравнение обидным для клана Яшви, потому что клан матери очень уважал. Да и воины Тигров показали себя в бою за Лис с самой лучшей стороны. Просто всегда должно быть место для разумных решений, если традиции и убеждения заставляют слепо идти в пропасть.

- Я думаю, что стоит ждать недели две, - сказал Сонгцэн. - Ответ придет в любом случае, но лекарь доедет раньше, чем дойдет ответное письмо.

Он рассчитывал, что помощь сможет прибыть быстрее. Вряд ли за неделю, но хотя бы дней за десять. Болезнь хана и несколько раненых, один врачеватель-недоучка в лице самого Сонгцэна и один лекарь клана, который знал и того меньше. Это все было не очень оптимистично для раненых Лис. А в клане было еще очень много других дел, которые сложнее делать, когда погибли или выбыли из строя самые сильные и молодые.

У Яшви не успело сложиться о Тиграх какое-то конкретное впечатление или мнение, но они были очень хорошими воинами, что не могло не вызывать уважение. Лисы когда-то тоже были хорошими воинами, а затем столкнулись с Асакой и Шакалами, и оказались почти уничтожены. Печально понимать, что некогда великий народ переживает такой сильный упадок.

Но получалось даже забавно - Оронар говорил, что Сонгцэн похож на Лис, а Сонгцэн заметил, что Лисы имеют нечто общее с Тиграми. Получается, что в Садхире-джи больше от Тигров, чем он сам думает. Но Яшви почему-то стало от этого понимания приятно и даже тепло. Лисы были упрямыми, гордыми, свободолюбивыми. пусть не всегда эти качества шли им на пользу, все же они не были плохими качествами. И, как бы мало времени она не провела среди Лис, Яшви успела привязаться к ним и чувствовала себя здесь как дома.

- Две недели?! - не удержалась Яшви. До нынешнего момента она даже не задумывалась о том, какое на самом деле огромное расстояние между Тибетом и Монголией. - Так долго...

У многие этих двух недель не будет. Многие не дождутся. И лишь часть сможет справиться с ранами и выжить, вернувшись к обычной или почти обычной жизни. Ужасное чувство - чувство беспомощности. Но Яшви не могла сказать об этом принцу, чтобы это не выглядело так, будто она ноет. Он делает все возможное, чтобы она быстрее пошла на поправку.

- Я надеюсь, что лекарь приедет быстрее. Но у нас нет возможности позвонить в Линь Ян Шо, поэтому придется ждать, пока дойдет письмо, - сказал Сонгцэн.

Кланам и монастырю не хватало оперативной связи. Был какой-то способ дозвониться до деревенского старосты, чтобы он при первой возможности сообщил новости в монастырь, но у Сонгцэна не было с собой его номера телефона. Обычно так решали вопросы мастера, или так Бу-джи искал мать по срочным вопросам.

- Мне кажется, две недели - не такой большой срок, когда речь идет о возможности спасти больше раненых, - заметил Сонгцэн.

Это все было решать не ему и не Яшви. Он вообще был здесь чужаком, и его мнение будут слушать в последнюю очередь. Но Сонгцэн считал, что Лисы не в том положении, чтобы рисковать жизнями раненых, когда этот риск можно было уменьшить. Их и так оставалось слишком мало. И Алахчит не могла это не понимать.

Яшви могла бы возразить, что две недели - слишком большой срок, чтобы за это время было уже некого спасать, но ей не хотелось спорить в таких вещах. Она относилась к смерти несколько иначе, чем Садхир-джи. Можно сказать, что она слишком привыкла к мертвым, но это не значило, что она хотела видеть их вокруг себя как можно чаще и в больших количествах. Совсем наоборот, вид жизни вокруг был намного приятней.

Она не успела ничего ответить, потому что вернулась Алахчит и сразу спросила об отце. Яшви могла только догадываться, что сейчас чувствует подруга. Да и были ли они вообще подругами? Яшви не очень понимала смысла этого слова - в детстве у нее не было друзей, потому что некогда было заниматься чем-то, кроме домашних дел, а потом и вовсе с ней перестали общаться и старались никак не пересекаться. В монастыре она почти не завела никаких знакомств, и только с Алахчит они могли разговаривать о чем угодно и обсуждая все подряд, хотя их точки зрения часто не совпадали, из-за чего возникали споры.

Но сейчас, какими бы ни были их отношения, ЯШви хотела остаться возле Алахчит и помочь ей хоть чем-то, не бросая наедине с трудностями, которые та взвалила себе на плечи. Она была всего лишь ненамного старше, но должна была уже вести за собой целый клан. Полный стариков, детей, женщин и раненых, которым нужна была помощь. Уехать сейчас значило предать их дружбу, пусть это будет называться так.

Вернулась Алахчит. Гонцу предстоял долгий путь до города, но чем быстрее будет отправлено письмо, тем быстрее может прибыть помощь. И эта тема была чуть легче, чем разговор о здоровье хана.

- Его рана не слишком серьезна, - сказал Сонгцэн. - Но у него больное сердце, плохо стало из-за этого. И моих знаний не хватит, чтобы понять и вылечить причину этой болезни.

Он считал, что должен говорить честно. Лисы и так ему не доверяли, и он не должен был держать лицо по ханськой традиции, чтобы пытаться выставить себя в более выгодном свете, позволив рассчитывать на него там, где он не мог реально помочь.

- Я убрал боль, насколько смог, - добавил Сонгцэн. - Но больше ничего не могу сделать. Я не уверен, что Хубилай хаан сможет дождаться помощи из Линь Ян Шо.

Хану могло стать хуже в любой момент. Сонгцэну не приходилось сталкиваться с такими больными, он не знал, как быстро будет развиваться болезнь, но видел, что без помощи кого-то более опытного Хубилай хаан не сможет долго прожить.

Алахчит не хотела признаваться себе, что надеялась совсем на другой ответ, но постаралась не дать страху и волнению проскользнуть на поверхность через собранность и серьезность.

- Спасибо за честность, Садхир-джи, - все, что она могла сейчас сказать, понимая, что не может просить или требовать большего. - Мы будем следить за его состоянием, чтобы он дождался помощи. Вы многое сделали для нашего клана, наша благодарность будет бесконечной.

Она снова ощутила нервную дрожь, которую поспешила унять, чтобы не выдавать ее перед гостем. Всего неделю назад она улыбалась ему в надежде на ответную улыбку, но сейчас ей не хотелось улыбаться. Она потеряла старшего брата и может потерять еще и отца, и ей было не до веселья.

- Я больше не буду отнимать ваше время. Вы можете оставаться в клане столько, сколько пожелаете, и будете нашим гостем, - Алахчит пожелала обоим спокойной ночи, потому как день клонился к своему завершению, и покинула гэр.