Люди-звери

- Я больше не поеду в Риван, - пообещала Яшви. Она сделала все, что могла, чтобы хотя бы попытаться наладить отношения с той семьей, которая там осталась, но они не пошли к ней навстречу ни в тот раз, ни в этом, а, значит, пора было смириться с тем, что мира не будет. Успокоиться и сосредоточиться на тех людях, для кого она еще хоть что-то значит. - Кочевники говорят, что если лошадь сдохла - слезь с нее. Эта лошадь сдохла, но я до сих пор это не могу принять.

Это было очень тяжело, принимать, что твоя семья отказалась от тебя, и даже теперь, когда ты не живешь с ними, и только приезжаешь раз в полгода для очередной попытки понять их мотивы и увидеть в их взгляде что-то помимо презрения и неудовольствия, встречаешь только еще большее отторжение. Это уже просто немой вопрос "почему?" на который тебе все равно не дают понятного тебе ответа, ограничиваясь одним только брошенным тебе в лицом обидным прозвищем бокши. Но ведь она ничего не сделала плохого, она не проклинала, не наводила порчу, не делала или говорила гадости, старалась быть послушной, правильной, примерной дочерью, но так сложилось, что ее нежелание выходить замуж наложилось на реальную ситуацию, когда замуж ее просто не брали, и на умение слышать мертвых.

Она ничего не ответила, потому что здесь и правда нечего было говорить. Она ничего не могла сделать с этой ситуацией, приползи она на коленях к родительскому дому, они скорее бы отогнали ее палками и камнями, чем признали ее невиновность. Потому что им было проще не вдаваться в подробности и отвернуться, чем как-то проблему решать. Если быть честной до конца, то Яшви не очень-то и ожидала от отца и мачехи какого-то понимания, но ведь надежда, как известно, всегда умирает последней.

- Я надеюсь, что они приедут, - сказала она позже. - Но боюсь, что это может не случиться. Я не получила ни одного ответа с тех пор, как уехала из клана. Я стараюсь успокоить себя тем, что письма просто затерялись, ведь мне они не снятся.

Это было главным, почему она еще до сих пор могла сохранять какое-то спокойствие и сетовать на перебои в работе почты. Клан был ослаблен, в живых осталось мало взрослых воинов, в основном старики, дети и женщины, которые не держали оружия, и он мог стать легкой добычей для тех, кто не прочь поживиться за чужой счет и живет набегами. Глупо полагать, будто в степи есть только лисы и шакалы, ведь полно и других кланов. Наверное, ей просто нужно было войти в транс и спросить, но Яшви боялась, что ей просто не дадут ответа после того, как она отказалась уходить тогда, после боя.

- Я уверен, они приедут, - ответил Сонгцэн.

У них не было сильных союзников в Монголии, кто оперативно передавал бы новости. Пока Яшви была с Лисами, Сонгцэн довольно регулярно получал её письма и отправлял свои, но в степи маршрут мог смениться в любой момент, и тогда письма прибывали бы на стоянки с опозданием. Кочевники не получали почту, только тогда, когда могли сами доехать до почтового отделения.

- Я могу спросить маму или мастера Раджа, если хочешь, - добавил Сонгцэн. - Можешь и сама их спросить.

Они могли узнать почти что угодно. В том числе новости о Лисах, ведь у Яшви могли остаться от них хоть какие-то вещи, чтобы получить информацию. Можно было получить её даже от коня, что приехал из Монголии. Сонгцэн не верил, что с Лисами могло случиться что-то страшнее, чем та стычка с Шакалами, в которой он участвовал, когда погибли многие воины этого кочевого клана.