Первый выход

Феникс понял, что Айлин все равно оправдывалась. Он считал, что многие вопросы могли прозвучать даже раньше, и это его бы не смутило и не задело. А в начале отношений свидания и вовсе часто напоминают собеседования. И Айлин он мог говорить больше, чем любой другой девушке, потому что её отец был фу шан шу, и она в общих чертах знала, чем занимались его люди.

- Мне двадцать восемь, - ответил Феникс. - Спрашивай все, что тебе интересно.

Он предпочел бы не рассказывать только о том, какой работой в основном занимался в Тяньцзине. Потому что это не та тема, которую хочется обсуждать с девушкой, тем более с Айлин. Остального в своем прошлом и настоящем он не стыдился, как не пытался изображать кого-то, кем не являлся на самом деле. Айлин видела, где и как он жил, и наверняка могла прикинуть, насколько его доходы отличались от доходов например, её братьев. Он не скрывал того, что не мог похвастаться ни происхождением, ни образованием и работал на триаду, поднявшись с самого низа иерархии, причем лишь недавно получил номер, которые многие получали раньше.

Разница оказалась не столь ужасной, Феникс был даже моложе Шоушэня, но Айлин и раньше не придавала такого уж значения этим цифрам. Сейчас она с переменным успехом чувствовала себя то на десять лет, то на восемьдесят, и это не имело ничего общего с тем, сколько ей было на самом деле.

- Я не знаю, - немного растерянно призналась Айлин, когда Фэнжэнь предложил спрашивать обо всем,о чем ей хочется. Как обычно это случается, все вопросы, даже те, которые она хотела бы ему задать ранее, вдруг успешно из ее головы улетучились. Она не могла просто взять и сказать что ей интересно о нем все, потому что это было слишком обширным. Нужна была какая-то конкретика, потому что на обобщающий вопрос можно получить такой же обобщенный ответ.

- Что самое важное о тебе мне еще стоит знать? - Айлин не хотела спрашивать о каких-то привычках Феникса. Они уже довольно много, пару месяцев, жили вместе, и она большую часть его привычек уже успела изучить или хотя бы их заметить, потому что из этих привычек складывалась большая часть жизни человека. Но они никогда раньше об этом не говорили, и у Айлин все равно было ощущение, что она его не знает. Доверяет, но не знает до конца, какой он на самом деле.

Феникс немного растерялся от такого вопроса, потому что сложно сразу понять, что такого стоило знать Айлин, чего она не знала до сих пор. У него не было каких-то страшных тайн, которые могли сказаться на его жизни в настоящее время. Кроме тех, что касались триады, и о которых Айлин могла догадываться.

- Наверное, что я много чего не знаю и не умею, - сказал Феникс. - Я хочу, чтобы ты была счастлива, и чтобы ты пришла в себя. Я пытаюсь делать для этого то, что мне кажется правильным. Но если тебе что-то не нравится, ты с чем-то не согласна, или у тебя есть какие-то другие идеи - говори.

Он хотел, чтобы Айлин его услышала и поняла. Чжоу слишком долго запрещал ей быть собой. Она забывала, что интересно ей самой, она привыкла отказываться от собственных желаний. Феникс понимал, что последнее, что поможет ей очнуться - это если он сам будет решать, что теперь будет лучше для Айлин. И боялся, что что-то в его поступках она будет расценивать как попытки ей управлять, и либо отнесется к ним враждебно, что лучше для неё, либо по привычке подчинится.

Она ожидала не совсем этого, но сегодня вообще все шло не так, как она ожидала, и, наверное, это было хорошо, что все не соответствовало ее иллюзиям и ожиданиям. Не сказать, чтобы она ждала от Феникса страшных признаний, да она вообще не знала, чего ждала. У нее было ощущение, что она совершенно не хозяин своей собственной головы.

- Мне кажется, я уже совсем разучилась думать о том, что нравится мне, - Айлин заметила, что растерзала салфетку напрочь только когда она закончилась, а под ее руками оказалась горка обрывков. Она уставилась на нее с выражением не то ужаса, не то удивления на лице, потому что совершенно не отдавала себе отчета в том, что делала нечто подобное. - Я постоянно думаю о том, чтобы не сказать или сделать что-то...что будет тебе неприятно, или обидит, или просто тебе не понравится.

Она говорила это, упорно глядя в сторону, потому что предчувствовала как раз после этих слов, что они ему точно не понравятся. Она не думала, что многое не знать и не уметь - это ненормально, как раз наоборот, человек не может знать всего. Но он может учиться, чтобы знать и уметь больше.

- Я пока не знаю, как сделать так, чтобы думать о себе, - продолжила она, чтобы у Феникса не возникло ощущение, что она его в чем-то обвиняет.

Феникс понимал, откуда у Айлин были такие мысли. Чжоу был тем еще персонажем, под которого ей приходилось подстраиваться. Это в лесу в пижаме перед двумя инфорсерами триады он не казался грозным монстром, а перед юной девушкой он был настоящим тираном. Феникс видел это лишь мелком во время банкета, а Айлин несколько месяцев в этом жила.

- Это привычка. Ты привыкла думать о том, что не понравится Чжоу, потому что боялась, как он отреагирует. Ты не можешь просто по щелчку пальцев от этого избавиться, для этого нужно время, - сказал Феникс. - Но вообще меня сложно задеть. Мне не понравится, если в меня будут целиться из пистолета. Моя самооценка - не минное поле, ничего не рванет, если даже ты скажешь что-то неприятное.

У него не было такой роскоши как возможность быть ранимым. Когда Феникс понял, что выбираться может только сам, у него было два варианта: хвататься за любую возможность или смириться и скатиться. И он видел многих, кто в пятнадцать или двадцать лет плохо кончил, потому что не смог выплыть. Когда встаешь на ноги, понимаешь, что есть вещи, на которые наплевать. В десять лет задевают слова о том, что отец бросил, потому что мать - шлюха. В двенадцать задевает, что тебя считают безнадежным маргиналом и внимательнее следят за сумками, даже если ты просто зашел в магазин за покупками. В шестнадцать ты пропускаешь все ненужное мимо ушей и просто выделяешь то, что лично ты можешь сделать, чтобы лично тебе было лучше. А еще через несколько лет ты можешь спокойно говорить "да, я быдло, родом из порта, отец бросил, мать спилась, а я еле подбираю слова в приличном обществе, потому что мой родной язык - феня". Фениксу не нужно было видеть чужие страх или покорность, чтобы чувствовать себя значимым. Он вырвался в Пекин и стал сорок девятым, этого было достаточно, чтобы он был крутым в собственных глазах.

- Ты привыкла ходить по тонкому льду. Сейчас, когда ты стоишь на твердой земле, ты все равно прислушиваешься, хрустит или нет, - добавил Феникс.

Айлин слушала Феникса. Он говорил вещи, о которых она уже не раз сама задумывалась, но для нее они все равно до сих пор оставались только словами, в которых она не видела пути выбраться из болота, в котором оказалась. Наверное, потому что этого проторенного пути не было, и она должна была выбраться самостоятельно, и слова Феникса были костылями, на которые она могла опираться до тех пор, пока не сможет идти сама. Здесь нет готового решения, и решить она должна сама за себя, даже если ей кажется, что она совершенно разучилась это делать. Ей хотелось снова стать такой же уверенной в себе, какой она была раньше, но было не так-то просто поднимать из грязи, куда ее втоптали, собственную гордость.

Периодически она ловила себя на мысли, что ей хочется причинить кому-нибудь такую же боль, какую причинили ей, не потому что она была злой сама по себе или ей нравилось наслаждаться чужой болью, а потому что ее внутри было так много, что она не помещалась в ней и пыталась найти выход. Хорошо, что это быстро проходило. Она казалась самой себе отвратительной в такие моменты.

- 器知難定* - невесело изрекла она пришедшую ей на ум строку из стихотворения Юй Сюаньцзи, может быть, благодаря которой и стали возможными эти отношения. Оказывается, раньше Айлин многого не понимала, не пыталась вникнуть в суть прочитанного, а сейчас все воспринималось совсем по-другому.

Наверное, ей нужно было пожить отдельно, чтобы перестать быть водой, которая принимает форму сосуда.

- Но лед способен разбить сосуд. А потом вода забудет форму этого сосуда и снова станет свободной, - ответил Феникс.

Ему показалось, что он читал фразу, которую произнесла Айлин. Он читал не так много книг, чтобы было из чего угадывать.

- Это из стихотворения Юй Сюанцзи? - спросил Феникс.

Он вспомнил, как Айлин выступала, читая стихи. Она была в своей стихии и занималась тем, что ей нравилось. Тогда в ней еще были силы, чтобы поступать так, как ей нравилось, хоть паутина уже начинала свиваться вокруг неё, и приглашение на тот вечер она передала лишь украдкой. Чжоу ограничивал её свободу шаг за шагом, пока клетка не стала слишком тесной. Феникс предпочитал не думать о том, что могло бы стать с Айлин, если бы он не успел за ней приехать, и Чжоу сам забрал её из клиники. По тому, как Айлин до сих пор боялась выходить из дома, было понятно, что она хорошо чувствовала опасность, которую было сложно признать вслух.

- Я не знаю, как правильно, - призналась Айлин. - Каким бы большим ни был океан, у него все равно есть берега. Как и у озера. А у реки есть русло. Когда вода распадается на капли, она быстрее исчезает. Значит, она существует только тогда, когда у нее есть сосуд?

Это было сложно. Если бы она хоть чуть-чуть разбиралась в магии Воды, ей было бы немного легче принять и осознать все это, но Айлин никогда не интересовалась магией, ни Воды ни какой-то еще. Можно бы было спросить об этом маму, вот уж кто умел заполнять собой сосуд, меняя его под свои формы, а не наоборот, но Айлин опасалась, что это запутает ее только еще больше.

- Да, оно называется "Прощальное". Она написала его, когда рассталась с мужем. Она сравнивает замужнюю женщину с водой, принимающей форму сосуда, - а после того, как развелась, Юй Сюанцзи заявила о праве женщины на образование, самостоятельность, занятие государственной службой и свободный выбор любимого, стала жить за счет любовников и заводила связи с женщинами. И не заподозришь, что она могла считать женщину чем-то подобным.

Думала ли она, что их разговор в итоге свернет на какую-то философию? Вряд ли. Но ей было приятно, что Феникс не отмахивается от ее мыслей и переживаний и старается как-то ее поддержать. Даже если просто бросая ей костыли, на которые она должна встать самостоятельно.

- Но она научилась быть твердой, - ответил Феникс.

Он читал предисловие из той книги, которую давала Айлин. Там немало говорилось о судьбе Юй Сюанцзи, которая очень опередила свое время. Её жизнь была непростой, но стала вызовом для многих. И будь она более покладистой, никто никогда бы не узнал, что жена цензора писала стихи.

- Если бы ты решила написать стихи, когда ушла от Чжоу, о чем бы ты писала? - спросил Феникс.

Этот вопрос был личным, он понял бы, если бы Айлин не захотела отвечать. Но в то же время Феникс подумал, что так ей было бы проще понять и отпустить страхи и боль, которые все еще в ней сидели, потому что Чжоу очень постарался, когда пытался её сломить. И Феникс верил, что та Айлин, которая разбиралась в старинной поэзии, каталась на коньках и выручила его пачкой сигарет, просто затаилась где-то глубоко, чтобы Чжоу не смог её добить.

Айлин сомневалась, что она могла стать настолько же твердой, насколько стала Юй Сюанцзи, с которой произошла сильная перемена, стоило ей только уйти от мужа. Никто ей, конечно, не бросился давать все те права, что она требовала, но само по себе это было уже беспрецедентным. Но Феникс задал вопрос, который поначалу показался ей очень сложным.

- Я бы не решила, - она покачала головой, затем постаралась разгладить обрывки салфетки, которые все еще кучкой лежали перед ней на столе. Грязную посуду здесь не торопились убирать, как это делали в местах более...презентабельных - там можно было наоборот не успеть остановить излишне ретивого официанта и досрочно попрощаться с частью своего ужина. - Мне было не до стихов.

Ее состояние было похоже на застывший несвежий кисель, когда она не замечала времени, сидя, сжавшись в клубок, на диване в ожидании, пока вернется с работы Фэнжэнь, а она сможет наконец хоть немного ослабить внимание и напряжение, не отпускающие ее на протяжении всего дня. В ее голове не было ни одного связного слова. Там не было ровным счетом ни-че-го. Чтобы слагать стихи, нужны хоть какие-то слова, а как переложить на бумагу пустоту?

- Я бы просто закрасила лист черными чернилами, - немного подумав, продолжила она.

Мятые салфетки никак не желали расправляться, но Айлин, даже понимая тщетность этих попыток, все равно продолжала методично их разглаживать, потому что это давало ей возможность сосредоточиться на них и пятачке пространства, а не на целой комнате, полной самых разнообразных людей. Люди приходили и уходили, что она отмечала лишь мельком, но она уже не так волновалась, как в начале вечера. Хотя ее беспокойные пальцы, никак не желающие оставить несчастную салфетку в покое, явно говорили совершенно о другом.

- Да, думаю да, - снова сначала обдумав свои слова, ответила Айлин. И хотя слов по-прежнему не хватало, чтобы грамотно сложить их в одно целое, теперь уже она бы добавила в черноту немного красок, разбавив ее. Она думала о дождевых лужах, в которых отражаются неоновые огни вывесок и уличные фонари, о бездомных котятах, доверчиво жмущихся к чьим-то ногам - мужским, если судить по обуви и черным классическим брюкам, о маленьких чифаньках, где тепло и много людей, и неподдельной подкупающей нежности, что была разлита между этим всем. - Черного уже намного меньше. Меньше, чем всего остального.

И хотя он все еще присутствовал в каких-то количествах, а остальные цвета выглядели немного тусклыми на его фоне, это было лучше, чем раньше.

- Поначалу мне было непросто, - призналась она. Особенно сложно оказалось в такси, хоть это длилось недолго. - Но я не жалею. Я понимаю, что мне нужно учиться жить дальше. Я не могу бояться всю жизнь.

Феникс был рад услышать такие ответы от Айлин. Они подтверждали то, что он видел: она справлялась. И побеждала свои страхи быстрее, чем можно было ожидать. Феникс все еще понимал, что тут нет быстрых универсальных решений, и ничто не лечит лучше, чем время. Но все равно считал, что сегодня Айлин одержала важную победу.

- Ты очень сильная. И очень крутая, - сказал Феникс. - Ты об этом вспомнишь, я уверен.

Он был уверен в этом по нескольким причинам. Во-первых, Айлин училась в очень крутом институте, и сколько бы ни зарабатывал её отец, туда нельзя было попасть без хороших мозгов. Айлин была спортсменкой и участвовала в соревнованиях. Феникс не разбирался в фигурном катании, но его очень впечатлило то, что он видел, когда попал на её тренировку. Все то, что он знал о семье фу шан шу, говорило об одном: какими бы разными ни были Гунмао, его сыновья, леди Грей и Чун Янлин, они все были людьми неординарными и уверенными в себе. И Айлин была такой же, когда Феникс видел её в клинике. Она сильнее этого треклятого Чжоу и должна будет это понять со временем. Когда он просто станет неприятным воспоминанием, а не нависшей над головой черной тучей.

Айлин качнула головой, не сдержав несмелой и какой-то призрачной улыбки. Это слово "крутая" - Айлин никогда его не использовала, но ей понравилось, как оно звучит. Разве что сейчас она совсем себя такой не чувствовала.

- Да, я надеюсь, - согласилась она. Ей тоже хотелось бы вспомнить, какой она была раньше, до того, как встретила Чжоу Шоушэня. Если бы она знала, что все так будет, она бы не пошла на тот благотворительный вечер. Или не отходила бы от родителей, чтобы у нее не было возможности познакомиться с Шоушэнем. Она замолчала, думая о своем. Иногда, когда оставалась в квартире одна, не считая Пикси, Айлин вдруг начинала думать о том, что отношения с Шоушэнем были не такими уж и плохими, и она понимала, что скучает по нему. Однажды она даже набрала номер его телефона, остро чувствуя необходимость услышать его голос, чуточку насмешливый и высокомерный, но всегда звучащий как-то вкрадчиво, бархатно, но ей отвечал совсем другой, механический женский, что номер не обслуживается. И тогда Айлин до самого вечера ходила подавленной и почти не разговаривала с Фениксом, погруженная в свои переживания. Если бы она что-то знала о ломке, она бы сравнила свое состояние в такие моменты именно с ней.

- Пойдем домой, пожалуйста? - попросила она Феникса после своего молчания. Она вдруг почувствовала себя очень уставшей от такого количества людей. - Только давай не будем брать такси?