О любви к...

Мужчина вздохнул. Поднял голову и посмотрел на девушку. Качнул головой и снова встал со стула. Ему не хотелось задерживать девушку, но почему-то захотелось поговорить. Он говорил мало. Обычно по работе. Все, что касалось жизненных моментов - это все проходило стороной мимо него, и он не умел как-то разговаривать. Все его разговоры, касающиеся жизненных моментов, затрагивали Лауру, Маркуса, а сейчас в жизни появился еще один человек. Наверное, самый главный человек в их жизни. Он пока не определился сам, кого любит больше - Маркуса, с которым отношения стали налаживаться относительно недавно, или же Фокса.

Поняв, что он унесся в никому ненужные мысли, он коротко кивнул девушке. Но уходить пока не спешил.

- Думаете, он меня простит? - Хмыкнул он. - А вы не знаете про то, что случилось с той новой поваром?

Ему, конечно, на это было плевать, но может быть Моррис ничего не знает, и эти новости, если они, конечно, хорошие, ему могут как-то помочь.

- Что вам врач сказал? Сколько его здесь продержат? - Вот это было важнее, чем знания про каких-то там поваров/официантов/полицейских.

Как оказалось, у Рикардо накопилась целая куча вопросов, которые он решил задать ей как человеку больше всего похожему на источник неисчерпаемой информации. И, что интересно, не прогадал, поскольку Маргарита действительно успела подсуетиться и уточнить все интересующие его моменты.

- Ну, если бы Моррис сейчас не находился в таком отвратительном настроении, то наверняка простил бы. А так особенно теплую встречу и всепрощение обещать вам не могу. - Маргарита решила не давать Рикардо напрасных надежд, поскольку по звуку разбившейся недавно посуды становилось ясно, что прямо сейчас от недовольного пациента можно ждать любых сюрпризов.

- Юлиана Кръсто сейчас в больнице. Но жить будет и возможно даже хорошо. - По поводу последнего Маргарита не была бы так уверена поскольку сейчас проводились активные разбирательства по поводу того, как гражданин другой страны, пусть и убийца, оказался истыкан ножом. Да и пережив то, что довелось пережить несчастной жертве маньяка трудно было рассчитывать на скорое как физическое, так и психическое восстановление.

- Все будет зависеть от готовности сеньора Фернандеза выполнять предписания врачей. При хорошем раскладе где-то около двух недель, а там могут отправить долечиваться домой. Естественно, ей называли минимальные сроки, подразумевающие, что кто-то будет ухаживать за больным дома, но этот момент казался Маргарите наиболее простым, поскольку сразу после выписки из больницы в ход могла вступить магия, результаты воздействия которой Моррису еще пришлось бы какое-то время скрывать.

Мужчина кивнул на слова девушки и посмотрел на неё. А потом поправил пиджак и подошёл к двери. Открыл её и вошёл в палату. Около стены лежала книга, и Рикардо её поднял. Это был томик Пушкина, который очень нравился Моррису, хотя сам Рикардо был солидарен с Яреци, которая говорила, что Лермонтов писал намного интереснее, чем Пушкин. А вообще, если быть честным, то Рикардо не нравились ни Пушкин, ни Лермонтов, ни Достоевский. Ему нравились испанские классики, Сервантес, например.

Моррис лежал на кровати и изучал потолок с таким видом, как будто никогда раньше не видел его. Рикардо подошёл к кровати и увидел на полу разбившийся стакан. Положил книгу на тумбочку и поставил стул к кровати. Сел на него и посмотрел на своего родственника. Он должен попросить прощения у него. И простить его за то, что тот выкрал Лауру из больницы. Самым неприятным было во всей этой истории, что мать обвиняла его в этом, а потом обвиняла его в том, что он не появился на похоронах Лауры. А он ничего не знал. Потому что ему казалось, что адекватный родитель будет говорить своему ребёнку о смерти кого-то из родственников.

Он смотрел на Морриса, а в горле застряла тысяча слов, но он не смог произнести ни одного слова.

- Как ты? - Вырвался у него глупый вопрос. Он тяжело вздохнул.

После того, как ушла Маргарита, прошло достаточно времени. Врач говорил громко, но спокойно, однако ничего понятно не было. Но девушка обещала вернуться, однако голоса смолкли, а она все не возвращалась. Наверное, у неё появились дела, может быть она вернулась к сыну и мужу, оставив его одного. Он не был её родственником, и о нём она не обязана была заботиться. Жюли, кажется, тоже уехала, обидевшись на него. Хотя он сомневался, что смог бы ухаживать за Жюли, если бы она попала в такую ситуацию. Он ухаживал только за Лауриттой, особенно последние часы её жизни, когда было уже известно, что путь её закончен. Она это чувствовала как-то, но старалась быть такой же весёлой и держать его за руку. У них было много всего, и это останется навсегда в его памяти. Потому что это была часть его жизни.

Он вздохнул и прикрыл глаза. Вспомнил её, она улыбалась и смотрела на него с доброй и ласковой улыбкой. Такой, какая была часто на её лице. С этой улыбкой она смотрела на него в детстве, когда он сказал, что больше не будет курить, с этой улыбкой она смотрела на него в Барселоне, когда он спас её от отморозка, эта улыбка у нее была, когда она на руки взяла Яреци. И эта улыбка была, когда она в последний раз смотрела на него. Этот день он помнит до сих пор. Они сидели на пляже, рядом с водой. Волны нежно касались их ступней, и она смеялась. Потом они пошли домой, он помог ей принять душ и переодеться, а потом обнял ей. Они спали вместе, но он проснулся рано утром и решил посмотреть на рассвет. А когда пришёл, она уже умерла. Тихо, во сне. С улыбкой на лице.

С этой самой улыбкой.

Послышались шаги, и Моррис открыл глаза и увидел шурина. Вздохнул и стал смотреть в потолок. Тот сел на стул и стал смотреть на него, явно не решаясь начать разговор. Моррис не знал, хочет ли он слушать его, разговаривать с ним, но воспоминания о любимой Лауритте заставили его стать немного мягче. Ему показалось вдруг, что она где-то здесь, оберегает его и не даёт ему срываться и страдать.

- Какими судьбами? - На вопрос Рикардо он решил не отвечать.

Заходя в палату, где лежал зять, Рикардо готовился встретить негатив. злость, ненависть, безысходность. Но этого не было. Было что-то странное. Как будто эффект чьего-то присутствия, очень слабый, но в то же время сильный и навязчивый. Здесь было ещё одно заинтересованное лицо, о котором каждый из них думал и каждый его любил. Здесь была Лаура.

Рикардо никогда не верил во всякие души, которыми наделены оболочки. Он, как и все католики, был крещён, иногда посещал церковь, а потом мир цифр, аналитики и бизнеса захватил его, и он перестал задумываться о том, что будет после смерти. Человек закроет глаза, испустит последний вздох, а потом его положат в гроб и отправят на кремацию, где в печи с температурой около тысячи градусов тело превратится в кучку пепла, который соберут в небольшую керамическую или железную урну и отдадут родственникам. И всё. А что там будет потом, что будет делать душа - это всё равно никто не знает. А раз не знает, то этого и нет.

Голос у Морриса был не недовольный, не уставший и даже не безразличный, а какой-то...другой. Это был голос того Морриса, который просил у отца руки Лауры. Рикардо посмотрел на своего зятя. Эффект присутствия был достаточно сильным, что не укладывалось в рамки материального мира. Списав всё это на переживания, недосыпы, работу и ненавистные больницы, Рикардо постарался как-то отречься от этого. Закрыв глаза, он увидел свою сестру, и мотнул головой и вздрогнул. Почему-то сразу нашлись слова, те слова, которые он должен произнести.

- Я... хочу попросить у тебя прощения. Я тогда повёл себя ужасно, подставил тебя и заставил сильно переживать. Спасибо, что вытащил меня из тюрьмы. И... в общем, прости, - сказал он сначала неуверенным голосом, но по окончании в голосе была уверенность. Он посмотрел на Морриса, а потом опустил голову.

Первые минуты Рикардо молчал, и Моррис снова прикрыл глаза. Чтобы снова увидеть её. Она кивнула, а потом стала удаляться, пока совсем не исчезла, оставляя его в темноте. Но не одиноким. Рядом с ним сидел Рикардо, и пусть он не был его родственником по крови, он был его родственником по жене. Он тоже любил Лауритту. Другой людовью, но так же искренне и нежно, как это делал Моррис.

Вдруг тишину больничной палаты нарушили слова шурина, и Моррис открыл глаза и повернул к нему голову. Он не сердился на Рикардо. Уже не сердился. Вот с того самого момента, как увидел лицо своей Лауритты.

- Ты меня тоже прости. Она не хотела оставаться в больнице, ей было страшно, и я решил ей подарить несколько недель спокойствия. Она... ни разу не упрекнула меня, она казалась самой счастливой женщиной. Я не помню, чтобы видел в её глазах столько радости и счастья, сколько было в это время. И... спасибо тебе за то, что ты для нас делал. Для меня и для неё.

Он накрыл своей холодной рукой тёплую руку своего родственника, с которым отношения были порваны, кажется, даже окончательно, но сейчас из-за какой-то неведомой силы они наладились. Моррис вообще не любил ссориться.