Тонкие нити

- Я уже поспала, - вяло ответила девушка, посмотрев на часы. Было четыре утра, через полчаса зазвенит будильник, и надо будет собираться на работу. А потом она пойдёт в институт, затем снова на работу в антикварный магазин. И приползёт домой, чтобы заниматься учёбой. С этими конкурсами и выставками она совсем не занималась учёбой, и китайский язык был далёк от совершенства. Надо было его подтянуть. И китайскую литературу тоже. Прочитать что-то, кажется, об учении Конфуция. И кажется, это надо подготовить к завтрашнему дню. Она вздохнула.

Тору опустил её на диван, а сам ушёл в душ. Девушка немного посидела на диване, а потом достала большой банный халат бордового цвета, который она стащила из той квартиры, где жила после расставания с Тору. Этот халат был большой, а самое главное, он был мужским. Достав ещё и полотенце, она зашла в ванную комнату и, стараясь не смотреть на Тору, положила на стиральную машинку вещи, собрала его одежду, аккуратно сложила и положила туда же. А потом вышла на кухню. Поставила чайник и стала разбирать свою сумку. Вытащила сертификат на обучение и слабо улыбнулась. Она была счастлива. Не тому, что у неё есть возможность уехать учиться в другое место, а тому, что смогла чего-то добиться. Всё-таки третье место - это тоже хорошо.

Чайник закипел, и она насыпала себе кофе и задумалась о том, что будет дальше. Тору выйдет из ванной, и она не имела представления, чего будет дальше. Но одно она знала точно - она не хотела, чтобы он уходил. Но она не будет его удерживать. Наверное, выпитый вчера алкоголь, эйфория от участия в конкурсе заставили её пересмотреть всё прошлое. Она должна двигаться дальше, но она не поедет учиться, хоть и соблазнительно это всё выглядит. Потому что Тору никогда не уедет вместе с ней, а Кимико... наверное, ей будет проще остаться с папой, чем с ней. Потому что Кимико знает только китайский, а испанский ещё надо будет учить. Она вздохнула и зевнула. Ладно, посмотрим, как дело обернётся...

На вторжение в ванную Яреци с полотенцем и другими вещами Тору резко дернулся, хотя ничего нового и неожиданного девушка в любом случае бы не увидела. Да она и не смотрела, оставив вещи и скрывшись где-то в районе кухни или комнаты, что Тору мог проверить, только выйдя из ванной. Но, в любом случае, спать она уже не собиралась, не позволяя ему оставить записку с извинениями и уехать к себе домой, своим присутствием не бередя раны, которые так и не смогли зажить.

Любезно принесенным полотенцем Тору воспользовался, а вот халат трогать не стал, нацепив на себя свою не самым лучшим образом пахнущую одежду, которую следовало помянять сразу, как появится такая возможность. Но сначала ему стоило извиниться перед девушкой, что он и собрался сделать, выйдя из ванной и остановившись в проходе, ведущем на кухню.

- Яреци, прости меня. - Тору уже давно не приходилось просить прощения, и соответствующие слова давались мужчине с некоторым трудом. - Я поступил отвратительно. И из-за меня ты не смогла ни как следует погулять после выставки, ни нормально отдохнуть.

Судя по какому-то обрывистому воспоминанию, когда Яреци появилась рядом с ним, то выглядела отлично, из чего Тору сделал вывод, что ей удалось начать жить той жизнью, которой она хотела и которую по ряду причин не могла себе позволить, пока они были вместе.

Как она и ожидала, Тору не воспользовался халатом, нацепив на себя свою одежду, и девушка качнула головой. Он всегда был таким, упрямым до мозга костей. Ему было легче одеться в старое и грязное, чем воспользоваться помощью. Это уже не исправить, как и то, что происходило раньше, из-за чего произошли все эти проблемы. Если бы он только знал, как ей было скучно и тяжело без него. Она не была уверена, что и ему это всё далось с лёгкостью, но Кимико как-то сказала, что папа иногда грустный и очень много устаёт. Она старалась не выглядеть грустной, забирая к себе Кимико, игра с ней, но на самом деле ей тоже было тяжело.

- И ты меня тоже прости. Точнее, моего дядю, если он задел тебя за живое и оскорбил, - невозмутимо ответила девушка и посмотрела на мужа. Указала рукой на стул и встала, чтобы налить ему крепкий чай, как он любит. - Выпей хотя бы чаю. В таком состоянии я тебя всё равно никуда не отпущу, можешь воспользоватся гостеприимством.

Она усмехнулась, вспомнив одну песню российского барда, которого одно время очень уважал папа. Сейчас ситуация была очень похожа, и пусть Тору не был её сосседом, а в соседней комнате не спала Кимико, почему-то стало как-то тепло. Пить они, конечно, с ним не будут, но поговорить можно. Если, конечно, будет о чём.

- Про выставку не волнуйся, я всё равно собиралась уже уходить, - сказала, она, посмотрев на него и опустив глаза в кружку с кофе.

- Да меня мало волнует, что там говорил твой дядя, - устало ответил Тору. По большому счету он и не помнил толком слов Рикардо Агирре, которые ему, вроде как, не понравились. И сейчас не хотел возвращаться к этой теме, в очередной раз напоминая себе, в каком безобразном состоянии его нашла жена.

Против предложения выпить чаю Тору выступать не стал, посчитав, что споры здесь неуместны. Естественно, реши он уйти прямо сейчас, и Яреци не смогла бы его остановить, но подобное поведение казалось мужчине недостойным со всех сторон, поэтому он тихо сел на указанное место и стал ждать пока перед ним появится обещанный крепкий чай, который должен был окончательно вернуть его в нормальное физическое состояние.

- Все прошло благополучно? - На извинениях набор слов, которые Тору был готов сказать практически иссяк, поэтому он постарался уцепиться за относительно нейтральную тему, чтобы не сидеть в тягостном молчании. В принципе, он и так не сомневался, что у девушки все прошло хорошо, как на самой выставке, так и после. По крайней мере до того момента, как ей не пришел ехать и разбираться с пьяным телом, которое самым позорным образом не смогло добраться до своей квартиры, воспользовавшись тем, что мозг уснул и попытавшись снова ухватиться за прошлое, к которому не было возврата.

- Вот и отлично, что тебя это не волнует, - ответила девушка, улыбнувшись. Сама она не хотела это оставлять просто так, решив потом позвонить ему и высказать всё, что о нём думает. Хотя если бы не он, то Яреци вряд ли бы смогла вообще поехать за Тору. Потому что после того случая она боялась не только обниматься с кем-то, но и находиться наедине с посторонним человеком. Потому что она всё ещё боялась, что Дженинг не погиб, или кто-то из сектантов избежал наказания, и могут её найти и убить. Это было очень страшно, но, как это ни парадоксально, из-за этого она смогла написать эти картины, вложить в них свою душу, эмоции и надежды, и получить третье место. Не из-за того, что поссорилась с Тору, а вот из-за всего этого шлака, которым наполнилась их жизнь...

Это был как нарыв, который прорвался. Она жалела о многом, но сейчас, глядя на мужа, пока ещё не бывшего, она понимала, что должно было что-то произойти, чтобы когда-нибудь они сидели за столом в маленькой квартирке и пытались о чём-то поговорить.

- Да... всё прошло хорошо, - сказала она, совершенно не зная, о чём говорить. А если он сейчас допьёт чай и уйдёт? Нет, она его не будет удерживать. Не будет говорить, что ей скучно, плохо и одиноко без него. - Я... соскучилась, - вырвалось у неё, и она прикрыла глаза. А потом снова посмотрела на мужа.

Они уже очень давно не разговаривали просто так, на темы не касающиеся Кимико. И, как оказалось, связывать обратно разорванные ниточки было очень и очень непросто, о чем прекрасно говорило неловкое молчание, пришедшее на смену банальным фразам. Но когда за молчанием последовали слова Тору пожалел, что тишина не может быть вечной, поскольку от простого признания его грудь пронзило такой болью, что, казалось, в ней снова застряла пуля.

Что ответить на попытку донести до него чувства Тору не знал, чувствуя себя последним идиотом. Сказать, что тоже скучал, он не мог никак, боясь сделать им обоим только больнее, а потому принялся сосредоточенно смотреть в свою чашку, словно пытаясь найти ответы в ее содержимом.

- Я действительно был таким плохим мужем, что жизнь со мной стала невыносимой? - Вопрос сорвался с его губ до того, как Тору успел его осознать. И хоть мужчина тут же пожалел о сказанном, забрать слова обратно не имелось возможности, а потому он просто оторвал взгляд от чая и перевел его на Яреци, ожидая ответа. Заданный вопрос беспокоил его давно, но именно признание девушки, напомнившее о том, что было утеряно, вызвало острое желание его задать, которому Тору так и не смог сопротивляться.

- Да нет, это... - она запнулась, закусив губу. Сказать, что это все она виновата она не могла. Точнее, она могла, но тогда это приведет к тому, чем все закончилось - он уйдет от нее, оставив кружку с чаем, на которой останется еле уловимый его запах. И в следующий раз они встретятся только по поводу Кимико.

Она не знала ответ на этот вопрос, и молчание затягивалось. Она вздохнула и допила свой кофе

- Наверное, мы оба были в чем-то виноваты. Но... может, попробуем начать все сначала? - вырвалось у нее, и она почувствовала, как сердце колотится где-то в горле. Она оторвала руку от кружки и накрыла его ладонь. Слабо сжала и улыбнулась. - У каждого теперь своя жизнь, но я... вижу, что она тебе не нравится, что тебе тяжело. А я... я просто постараюсь быть рядом, если ты позволишь.

Договорив свою речь, из-за которой все может закончиться, она снова закусила губу и опустила глаза. Что же, если он сейчас уйдет, то она останется здесь. Она не сможет бросить Кимико. Она не будет больше влезать в его жизнь, но продолжит заниматься воспитанием дочери. Наверное, это будет неправильно, но ни за какие богатства мира она не бросит дочь.

- Как папа? Ты с ним часто общаешься? Как его новая девочка? - Спросила Яреци чуть погодя. С папой она общалась только посредством сообщений, уже несколько месяцев не слышала его голос и не видела его. Но она знала, что папа часто звонит Тору и разговаривает с ним. Но Яреци предполагала, что общается он с Тору только из-за того, что у того осталась Кимико. Он очень любит свою внучку. Она вздохнула.

Если своим "я соскучилась" Яреци легко смогла выбить его из колеи, то предложение сойтись снова добило Тору окончательно и, не найдя сразу что ответить он предпочел уцепиться за вопросы о Моррисе.

- Переживает, - Тору решил ничего не скрывать и не попытаться представить ситуацию в более светлых тонах, чем это было на самом деле. - Но справляется. Хлопот у него сейчас хватает, но, как я понял, отношения с приемной дочерью у него хорошие. - В другое время ему было бы интересно наблюдать, как Япония все глубже проникает в жизнь Морриса, но сейчас мужчина был занят немного другими вопросами, один из которых так и продолжал висеть в воздухе.

- Что же до остального... - Тору снова ненадолго замолчал, прежде чем продолжить, - я не хочу возвращаться к тому, что было. Меньше всего на свете я желаю видеть, как рядом со мной страдает любимая женщина. Но, видимо, делаю что-то не так. Я не помню, чтобы пытался сделать домохозяйку из тебя или Харуки чего-то запрещая или пытаясь навязать какой-то образ жизни. Но, по факту, имею два развалившихся брака. Наверное, из меня действительно не получается хорошего мужа, так что не стоит продолжать мучить друг друга. Тем более сейчас, когда ты начала получать именно то, что хотела, но не видела возможности реализовать все это рядом со мной.

Тору много раз задавал себе вопрос, что именно делает не так, раз отношения с самыми важными женщинами повторялись в своей пугающей сути. И если в случае Харуки он долгое время винил ее отца, душившего дочь представлениями о том, какой должна быть японская жена, против чего она не смогла выступить до самого развода, то с Яреци все было иначе. Здесь не имелось возможности приплести чье-то дурное влияние, а значит проблема крылась в нем самом, пусть Тору так до конца и не нашел ее корня.

После слов Тору в груди появилось какое-то неприятное чувство, вроде боли. Девушка просто кивнула и прикрыла глаза, а потом допила кофе, который остыл и стал отвратительным и безвкусным. Она не знала, что сказать на его речь, но поняла, что все закончилось. Все закончилось еще тогда, когда он простил ее после того случая в горах. Наверное, она сама была во всем виновата, просто влюбившись в человека.

Семь лет назад... уже прошло семь лет... Она влюбилась в своего одноклассника. Она подарила ему рисунок на день рождения, а он... при ней порвал его, да еще и высмеял, сказав, что у нее нет таланта. Она очень тяжело переживала разлуку с ним, и ей казалось, что жизнь кончена. Жизнь была закончена. И она не знала, что бы делала, если бы не пробуждающиеся способности к ментальной магии, разрешение мамы и папы уехать в монастырь... и сейчас она снова наступила на те же грабли. Она влюбилась. Пять лет назад она влюбилась в Тору, сначала побывав с ним на одном занятии, а потом и вовсе столкнувшись у дуба.

Влюбляться нельзя. Она больше ни в кого не влюбится.

Зато сразу в голове начали возникать новые мрачные образы. Она напишет еще несколько картин, а потом... что будет потом? Он будет с ней дальше разговаривать только из-за Кимико или папы. Потом они как-нибудь разведутся, и снова будут разговаривать о Кимико. У них нет даже общих тем для разговоров.

- Хорошо. Я рада, что у него все хорошо. Надеюсь, новая дочка будет его радовать. И новая жена тоже, - с обидой и раздражением в голосе сказала девушка, внезапно ощутив, как на глаза наворачиваются слезы.

Папа даже не поздравил ее с днем рождения, только написал сухое сообщение. И на выставку он не пришел. И даже не написал, как она прошла. Все, кто ей был дорог и кого она любила, отвернулись от нее. Она виновата. Потому что она глупая истеричка.

- У тебя скоро будет день рождения. Давай сходим куда-нибудь, отметим? - Спросила она и быстро вскочила со стула, чтобы налить себе чаю. Вообще, больше она не хотела ничего пить, но нужен же был какой-то повод не показывать ему слезы. Она уже несколько месяцев не плакала, но тут стало как-то противно и одиноко. Она предала близких людей. Она стала размешивать ложечкой сахар, которого там не было.

Тору плохо представлял, каких слов он ждет от Яреци. Но, наверное, где-то в глубине души надеялся, что девушка сможет опровергнуть его идеи, как несоответствующие действительности. Намного проще было бы понимать, что они просто друг друга где-то не поняли. А раз не поняли, то, возможно, могли бы понять, каким бы безумным это сейчас ни казалось. Но нет. Яреци кивнула, показывая, что принимает его слова, и тем выражая свое с ними согласие. И от осознания своей правоты на душе стало еще противнее, чем было. Настолько противно, что Тору предпочел бы снова валяться пьяным где-нибудь перед дверью, чем сидеть здесь, в этой давящей атмосфере безысходности.

- Яреци, ты же понимаешь, что мы не сможем отметить мой день рождения так, как это было раньше? - Предложение девушки после всего, что было сказано до этого стало по ощущением чем-то вроде ножа, попавшего под ребро. - Не сможем веселиться и радоваться? А вместо этого станем думать о том, что потеряли и причинять себе и другу другу боль?

Этот разговор давался Тору нелегко, но, наверное, он должен был рано или поздно состояться, чтобы расставить все по своим местам и избавить их обоих от нелепых фантазий, которые, несмотря на доводы разума, так или иначе продолжали приходить в голову.

Она тыльной стороной ладони стерла слезы, а потом посмотрела на кружку с чаем. Хмыкнула и отпила немного горячего напитка. Обожгла губы.

- Хорошо, - пожала она плечами и повернулась к нему. Поставила кружку на столешницу и вздохнула. Протерла лицо руками. Скоро надо собираться в институт. На первую работу она не пойдет сегодня. И все продолжится как обычно. Как было эти несколько месяцев.

- Я не считаю, что все проблемы в тебе. Я уже сказала, что мы виноваты оба. Но... - она закусила губу. - Знаешь, я не уверена, что все это получилось бы, не будь тебя в моей жизни. Я благодарна тебе за все, что ты для меня делал и делаешь, и я... мне на выставке было очень страшно, но я... поняла, что без тебя не смогла бы ни написать ни одной нормальной картины, ни поступить в институт. Ни... поверить в себя. Как бы ни сложилась наша жизнь, я... буду всегда помнить о тебе и хранить воспоминания о тебе в сердце. Даже если мы никогда не будем вместе.

Она слабо улыбнулась и с трудом удержала себя, чтобы не обнять мужа. Потому что ей было очень скучно без его объятий, и она, увидев его пьяного на лестничной клетке, подумала, что у них может случиться близость. К сожалению, этого не произошло. Она вздохнула.

- Спасибо, что навестил меня, - пробормотала она, думая, что это было лишнее. Но в любом случае, надо двигаться дальше. Нужно готовиться к сессии и решать, что делать с сертификатом. Если его можно отдать кому-нибудь, то будет хорошо. А если он именной, то... Она не хочет бросать дочь и мужа одних. И забирать дочь она не хочет. Не потому, что не справится, а потому, что Тору будет одиноко, если у него не будет рядом Кимико.

Смотреть на Яреци было нелегко. Но и долго отводить глаза Тору тоже не мог. В конце концов, он был мужчиной, а не мальчиком и должен был вести себя соответствующим образом, особенно после слов, которые ему непросто было произвести, а Яреци, наверняка, услышать. Только вот видеть лицо, хорошо знакомое, но какое-то совсем другое и влажные глаза, оказалось очень и очень нелегко. А когда ко всему этому еще добавились и благодарности в его адрес, Тору показалось, что его и вовсе принялись выворачивать наизнанку, прекрасно демонстрируя, почему он до этого старался ограничивать контакты с женой и разговаривать с ней на темы, касающиеся только Кимико и каких-либо формальных моментов.

- Яреци... - повинуясь порыву Тору прихватил тонкие пальцы женской руки, находящиеся близко от его собственных, и чуть сжал. - Не надо. Я же живой, и от таких слов могу наделать глупостей. И как мы потом будем все это разгребать?

Сказать по правде, он и сам не знал, какую реакцию на свою просьбу прекратить, надеяться увидеть. Но это царившее на маленькой кухонке напряжение увеличилось до таких размеров, что грозилось каким-либо образом прорваться наружу, и Тору не мог дать никаких гарантий за последствия, если это все-таки произойдет.

Когда Тору схватил ее руку, она вздрогнула и сглотнула. По телу пронесся какой-то разряд, и если бы это был мультик, то наверняка где-то позади нее что-то задымилось. Но это была жизнь, и ничего не задымилось, и девушка вздохнула. Хотелось сесть на колени Тору, обнять его, прижаться щекой к его щеке, поцеловать в губы, наконец. Хотелось, чтобы ничего этого не было. Хотелось все оставить в прошлом. И постараться собрать эти разрушенные мосты. Быть вместе. Не ради Кимико, а потому, что им так хорошо и спокойно.

- А может сейчас все будет иначе? Ты привлекателен, я чертовски привлекательна. Не отрицай, что тебе было скучно без меня. Мне было одиноко. Да мне и сейчас одиноко, любимый. Я все еще люблю тебя и хочу тебя. Давай попробуем хоть с чего-то начать.

Она говорила какую-то чушь, которая была в голове, но которую мозг не хотел обдумывать. Эти слова могли его оттолкнуть, но она искренне надеялась, что он примет это.

Немного подумав, она села на его колени и обняла за шею. А потом осторожно поцеловала в губы. Сердце забилось где-то в районе горла.

Тору не считал себя умственно неполноценным, но когда его просьба не давить на больное привела к совсем иным результатам, нежели он предполагал изначально, почувствовал себя последним дураком. По большому счету, он сам и спровоцировал Яреци на сомнительные слова и действия и теперь должен был решить, что со всем делать, когда на его коленях появилась девушка, имеющая на его счет вполне себе определенные интересы.

- Яреци, - Тору все-таки нашел в себе силы прервать поцелуй еще в самом его начале. - Ты уверена, что нам стоит идти на поводу у чувств и желаний? Ведь все это может вернутся к тому, от чего мы ушли.

Тору прекрасно понимал, что самым правильным сейчас было бы снять девушку с колен, поблагодарить ее за чай и бежать в свою пустую квартиру, пока эмоции не взяли верх и не перечеркнули всего, что было достигнуто за последние месяцы, пусть эти достижения и были более чем сомнительными. Но вместо этого, наоборот, обнял Яреци в ответ, понимая, что если та продолжит гнуть свою линию или даже просто задержится у него на коленях, то он не сдержится и поддастся искушению. Причем искушению не только физического характера, но и желанию хотя бы каким-то образом быть рядом с женщиной, которую должен был оставить в прошлом, но по которой продолжал дико скучать.