Случай на выставке

Девушка молча слушала подругу, и она даже позволила себе лёгкую улыбку, когда Дарсия предположила про ритуал с отрубанием головы. Хотя Дарсия не догадывалась, как близка она была к истине, и Яреци не знала, что говорить, чтобы это казалось нормальным. Хотя она не была уверена, что это хоть немного может быть нормальным.

- Папа всегда драматизирует, - сказала девушка, хмыкнув после непродолжительного молчания. - Но сейчас я могу сказать, что он не так далёк от истины. Я... - Она осмотрелась. Папа точно больше не вернётся, и Тору тоже не придёт. - В общем, мы с Тору расстались. Сначала расстались, потом помирились. Сейчас всё более-менее нормально. Но из-за этих проблем я написала картины. Я научилась писать картины, в прошлом конкурсе даже заняла третье место и получила сертификат на обучение в одном из вузов мира. Сейчас потихоньку пишу картины и стараюсь радоваться возможности... быть известной.

О картинах и профессиональных качествах говорить оказалось проще, чем вспоминать о причинах развода с Тору. Хорошо, что он не состоялся, а то она не была уверена, что сейчас была бы здесь. Развод для неё означал одно - деление ребёнка, испорченная жизнь дочки. Тогда, наверное, ей было бы проще исчезнуть из их жизни. Воспользоваться сертификатом и навсегда уехать отсюда. Забыть монастырь, семью, папу. Но сейчас всё вроде бы было не так плохо. И с Тору они вроде разговаривали, и даже пытались наладить быт. Только было видно, что они будто бы стали чужими друг другу. И Яреци стала меньше разговаривать и старалась не плакать. Она уже давно не плакала.

- А ты успела что-то посмотреть? Здесь не только мои картины, но и други ребят из моего института.

- Все-таки драматизирует, да? - переспросила Дарсия, готовая было уже обрадоваться - ну вот, не так всё страшно, как сеньор Фернандез накручивает! Но следующие же слова Яреци показали, что нет, ничего подобного, радоваться ещё рано. И дальше Дарси, замирая, слушала предельно лаконичный и сжатый рассказ о том, как Яреци разошлась с Мотидзуки-саном. Собственно, примерно в этих двух словах рассказ и состоял, и последовавшее дальше столь же лаконично "потом помирились" для Дарсии не прояснило примерно ничего. Помириться, оно по-разному можно.
- Да что же у нас с тобой такое происходит, с этими мужчинами! - огорченно сказала Дарси. И осторожно попыталась вызнать: - Но ты говоришь, вы помирились - это значит, теперь у вас всё по-прежнему? Или нет? - Впрочем, тут же закралась испуганная мысль, что Яреци, может быть, неспроста рассказывала столь сжато, и Дарси поспешила дополнить: - Нет, ты не рассказывай, если не хочешь! Если это тайна, то я пойму, тогда я лезть не буду, - и с ученической прилежностью Дарси постаралась переключиться на другую тему. На предложенное подругой обсуждение выставки.
Получалось плохо, честно говоря.
- Ой, Яри, ты знаешь - да я в живописи очень поверхностно разбираюсь, - призналась Дарси. И обернулась на несколько мгновений, с сомнением окидывая взглядом выставку: - По-моему, я успела только тот блок осмотреть, где твои картины висят. Ну, до того, как на меня набросился твой отец и сильно озадачил. Ты прекрасно рисуешь. У тебя очень красивые картины получаются, правда. Но, Яри... они же все такие грустные? Или я неправа?

- Нет, ты не причём, - она вздохнула. - Я могу рассказать тебе, только, если честно, не знаю, что именно. Полгода назад мы поссорились с Тору. Точнее, я просто ушла. Мне было плохо, а он собирался на работу и не смог со мной поговорить. И я... попала в тотальную секту.

Она посмотрела по сторонам и встретилась взглядом с коллекционером, который к ней некоторое время назад приставал. Он хитро ухмыльнулся и облизнулся, и от этого по спине девушки прошла нервная дрожь. Она сглотнула и протёрла лицо руками. Нельзя показывать вида, что что-то происходит. Ей всё равно никто не поверит и никто не спасёт её, если ей будет угрожать опасность. Главное, чтобы Дарсия не была в это втянута.

Коллекционер куда-то ушёл, и девушка снова посмотрела на подругу. Убедившись, что никого рядом нет и никто не услышит её рассказ, она продолжила:

- Потом я оттуда ушла, мне помогли оттуда уйти, но оказалось, что я потеряла Тору. Он собрался со мной разводиться. Мы жили по отдельности, и я вернулась в институт. Весной была первая выставка. Я в конкурсе заняла третье место. Странно, что в этот день мне позвонил Тору. И сейчас мы живём вместе. И... вроде бы у нас всё нормально.

Дарсия ухватилась за картины, но как-то неохотно, и Яреци внимательно на неё посмотрела.

- Ну, сейчас они более весёлые, чем были на первой выставке. Я стараюсь писать красивые картины и оставлять в них частичку себя. Я... мне приятно, что тебе нравится моё творчество. Я рада, что ты пришла, - она улыбнулась и обняла подругу. - Давай уйдём? А то сейчас надо будет фотографироваться и разговаривать. Вон, телевизионщики приехали. Пойдём погуляем где-нибудь?

Коллекционер не спускал с неё глаз, и она захотела уйти, надеясь, что он не будет следить за ними. К тому же к нему кто-то подошёл.

Зная, как Яреци порой вдруг словно выпрыгивает из осточертевшей ей манеры поведения и совершает полудикие, непривычные для неё поступки, Дарси заранее настраивалась на то, что сейчас услышит нечто неожиданное. Но даже так Яреци умудрилась и в этот раз удивить её до предела. Услышав про секту, Дарси едва голос не потеряла от изумления. И только и смогла что пораженно пискнуть: - Куда?
Ну уж нет, такие вещи не делаются потому только, что кто-то с кем-то не поговорил. Дарси подозревала, что на самом деле всё было куда как серьёзнее и одним несостоявшимся разговором дело не ограничивалось, но настаивать и докапываться не стало. А ну как раскопает сейчас какой-нибудь скелет, которому уж давно полагается лежать в могиле и тихо тлеть. Нет, спасибо, не надо.
- Ну, то есть вы в итоге не развелись. Это хорошо, - подытожила Дарси. Правда, по голосу Яреци она не чувствовала, что произошло окончательное примирение и что все вернулось на круги своя - но хоть не разбежались окончательно в разные стороны, и то неплохо. У самой Дарсии, вон, и того не вышло.
- Что же было на первой выставке, если сейчас они ещё радостные, - пробормотала было Дарси себе под нос. Но тут же спохватилась и улыбнулась: - Красивые, очень. Смотрю на них и понимаю: я сама так точно не нарисую, даже если в лепешку расшибусь. Замечательно у тебя выходит, - правда, Яреци уже печалили телевизионщики. И Дарси покорно согласилась: - Хорошо. Давай уйдём, если ты хочешь. Я не против. Куда предлагаешь спрятаться от камер? Есть идеи?

Ее откровения были выслушаны молча, и это было хорошо. Краткие комментарии она решила оставить без ответа, лишь кивнула на моменте, когда Дарсия подытожила, что у них все хорошо. Яреци улыбнулась и отстранилась от подруги.

- На тех картинах была моя боль и страхи. Дядя сказал, что они были очень красивые. Их купили. Одну картину купил этот тип, это знаменитый коллекционер, Константин Демирис. Или Дэмирис. Дядя его называет кобелем, он пристает ко всем, - шепнула девушка. А потом подумала, что Дарсия не знает ее дядю и решила уточнить:

- Дядя Рикардо подавал нам кольца на свадьбе. Если тебе интересно.

А потом она подумала, куда можно пойти. Галерея была огромная, но ей казалось, что это неправильно. Ведь она участник выставки, а не просто посетитель. А вдруг с ней захотят поговорить.

- Я думаю, можно пойти в кафе. Тут недалеко есть кафе, я угощаю. Ты расскажешь что-нибудь. А по поводу того, что ты не умеешь рисовать - это нормально. Не все умеют рисовать. У тебя есть какие-то другие таланты, в которых ты преуспела. - И она внимательно посмотрела на подругу. А потом увидела, как к ней подошли коллекционер и фотограф, и Яреци вздохнула. - Не успели. Эх, подождешь меня? - и она ушла с ними фотографироваться.

- Твоего дядю я видела, я помню, да, - чуть рассеянно подтвердила Дарси. Её мозг всё ещё с разбегу спотыкался о фразу про боль и страхи. Было что-то несправедливое в том, что именно страдания признавались красивыми и стоящими внимания, а нежный штиль тихого счастья казался пресным и никому не интересным. Впрочем, это, наверное, всегда ценишь уже после того, как безнадёжно упустишь. Дарсия вот оценила - как одну из высших драгоценностей, теперь только оценила, когда уже хватала руками рассыпающееся сухим песком и никак удержать не могла.
План, согласно которому девушкам полагалось блистательно ускользнуть и отправиться в ближайшее кафе, чтобы там продолжать беседу, в итоге так и не воплотился в жизнь. Девушки замешкались, обсуждая то свои печальные поступки, то картины, и в итоге не успели убежать. Нарисовавшийся рядом фотограф начал требовать от Яреци выразительных поз как от участницы выставки, и Дарси покорно отошла в сторону, чтобы не портить кадр. Она жестом постаралась дать подруге знать, что никуда не уйдёт и дождётся её, после чего принялась скромно топтать паркет возле одной из картин, от нечего делать разглядывая изображённый на полотне рассекающий море парусник. И время от времени Дарси оглядывалась через плечо, проверяя, скоро ли конец фотосессии и как там вообще дела у Яреци.

Девушка вздохнула, когда Константин слишком уж навязчиво взял ее за талию. Внутренне напряглась, когда почувствовала его ладонь не там, где она должна быть. Хотелось ему врезать или наорать на него, но она продолжила улыбаться и смотреть в камеру. Потом выстроилась очередь из желающих сфотографироваться с ней, и она посмотрела по сторонам. Ей показалось, что Дарсия ушла, но нет - она стояла недалеко и изучала, а может просто делала вид, что изучала, картины. Облегченно вздохнув, она вернулась к своим обязанностям как участник выставки.

Вообще, это было очень необычно, но достаточно интересно. Страх перед камерами прошел, и она чувствовала себя более раскованной, чем была раньше. И это ей нравилось. Нравилось, что люди ценят ее работы. А к вниманию привыкают почти все. Сначала тяжело и непривычно, а потом от этого получаешь эмоции и счастье, и тебе становится очень приятно, прекрасно и хорошо. И ты не можешь без этого жить.

Она не думала о том, как на это будет реагировать Тору, будет ли разрешать ей фотографироваться с коллекционерами и деятелями и ценителями искусства, да и просто с простыми людьми. Потом решила, что ничего он ей не будет позволять, и любая фотография с посторонним человеком вызовет в их семье скандал. Но ведь если он не будет присутствовать на выставке, то будет совсем сложно. Она вздохнула.

Фотосессия длилась минут пять, но это время ей показалось вечностью. Наконец, от нее отошли, и она вернулась к подруге.

- Спасибо, что дождалась меня. Пойдем? Как ты, рассказывай? - она воровато оглянулась и направилась к выходу.

- Ой да ладно, это не популярность, - усмехнулась девушка. - Держу пари, лни завтра забудут и обо мне, и о картинах. Даже о том, что были на выставке. Они идут сюда потому что здесь есть выпивка и закуска. Настоящих ценителей искусства очень мало.

Они вышли на улицу, и Дарсия стала рассказывать о себе. Что у нее все хорошо, она хочет стать мастером, но у нее не получается, и в этих словах чувствовалась какая-то фальш. Как будто у нее что-то случилось, но она не хочет ни с кем делиться своими проблемами и бедами. Яреци слабо пожала плечами и решила не навязываться. Все равно она ничем не может помочь, да и никто не просит ее о помощи.

- Понятно, - протянула она, когда Дарсия закончила говорить. - Надеюсь, у тебя получится стать мастером. Главное, чтобы у тебя получилось преподавать. Вот у меня не получается. А что касается монастыря, я пока не знаю. Одной туда ехать нет желания, а у Тору пока нет возможности. Но как только возможность появится, мы обязательно приедем.

Она остановилась и внимательно посмотрела на подругу.

- У тебя точно все хорошо?

Услышав от Яреци пассаж о том, что на выставку большая часть народа ходит ради закуски и выпивки, Дарси сперва едва не споткнулась, а потом с подозрением уставилась на подругу. Она, кажется, догадывалась, откуда у этой сентенции ноги растут, да и вообще начинала подозревать, что это нечто семейное.
Действительно, зачем ещё ходить на выставки, как не затем, чтобы выпить бокал шампанского и заесть тартелеткой. Это ведь так логично. Не в кафе же за этим идти, в самом-то деле.
- Преподавать пока вообще страшно пробовать, - отмахнулась Дарси, старательно уходя от неуютной темы еды и картин и охотно переползая к чему-то более нейтральному. - Я самой себе-то некоторые вещи объяснить не могу, куда уж к другим с объяснениями лезть. Ну и опять же, знаю ещё недостаточно. Но спасибо, что веришь в меня. Это очень, очень приятно, - и Дарси слегка порозовела.
А потом тут же побледнела, когда вспомнила, как нежно в неё всегда верил Стефано, а разговор стремительно свернул к больной теме.
- Я? Нет, почему же, у меня... все не более чем в порядке, наверное, - суетливо промямлила Дарси. И до боли закусила губу, решая, поделиться ли с Яреци своей бедой.
Наверное, всё же, стоит, потому что оно сидит в груди раскаленным сгустком горя, и никак выхода не найдёт себе, хоть попробовать выплакать его, что ли - и Дарси на одном дыхании выпалила: - Мы расстались. Со Стефано. Он попросил меня уйти.
Сказала вслух, и даже не умерла. Пока что.

- Я тоже не уверена, что смогу научиться преподавать. Разве только каллиграфию или офуда. Я в них немного разбираюсь, и эти науки немного очищают сознание. Также как ментальная магия.

Хотя менталкой она уже почти не пользовалась, точнее сказать, не пользовалась вовсе, было что-то другое, чем можно было заняться. К этой способности она до сих пор относилась с опаской и понимала, что слишком слаба. Раз тогда Дарсия смогла с легкостью сломать ментальный щит, который она постоянно укрепляла, то что можно сказать про сегодняшнюю Яреци Мотидзуки, которая не смогла воспользоваться ментальной магией, когда это было необходимо. И она не уверена совсем, что когда-нибудь сможет заниматься преподаванием ментальной магии или ее изучением.

А вот последующее признание подруги, сказанное на выдохе и чуть ли не скороговоркой, заставило девушку остановиться и посмотреть на Дарсию.

- Как расстались? Почему? Давай присядем, и ты мне все расскажешь? - спросила она и повела подругу к скамейке, после чего опустилась на нее.

- Расстались вот. Мы больше не вместе, - почти что на автомате повторила Дарсия. Разрешив себе эту печальную тему, она почти тут же провалилась в своё горе с головой, опять начинала его смаковать и остановить себя не умела. Очень быстро Дарси перестала даже соображать, куда именно её ноги несут, понимала только, что Яреци, надавливая ей на локоть, умело куда-то её ведёт и в конце концов усаживает её на скамейку.
На которой с лёгкостью можно было расплыться окончательно, превратиться в неразборчивую кляксу. Дарси задержала дыхание, словно это могло помочь ей собраться с силами - ну, должно было.
- Мы расстались, потому что я глупа, - наконец выдавила из себя Дарси. Она не чувствовала в себе сил углубиться в детали и потому очерчивала картину произошедшего широкими мазками, самыми общими фразами. - Ах, Яри, я так ужасно, убийственно глупа! Я говорила ему отвратительные, жестокие вещи - и самое страшное в том, что это все было ложью. Я наговорила ему много-много жестокой лжи, - попыталась объяснить Дарси. Ну, не наговорила - написала. Велика ли разница. Даже, наверное, ещё хуже, когда все её дурные слова оказались запечатаны на бумаге. - Конечно, он после этого не захотел меня больше видеть. Он прав, я на его месте сама бы не захотела себя больше видеть, - Стефано, правда, говорил какими-то другими, бесконечно более деликатными и правильными словами, но Дарси внутренне объясняла себе его поведение именно так. - Яри, я не знаю, что мне теперь делать. Я люблю его, всё равно люблю.

Дарсия села на лавочку, и это, наверное, стало каким-то спусковым крючком к тому, чтобы все рассказать. Яреци внимательно слушала ее, не перебивая, и осторожно поглаживала по спине одной рукой. Вторую руку положила на ладони девушки, чтобы не болталась без дела. Почему-то в памяти всплыл момент, когда она так же сидела со своей одноклассницей на лавочке на школьном дворе и утешала ее из-за неразделенной любви к учителю английского языка. Тогда ей было лет двенадцать, и, кажется, с тех пор прошла вся жизнь.

Странно, что никто ей не помог, когда Паша разорвал на ее глазах подарок ко дню рождения, который она очень долго готовила. И только тот самый учитель английского вернул ей веру в себя. Он тогда был единственным человеком, кто просто разделил с ней ее боль. И Яреци была очень сильно благодарна ему.

И сейчас, сидя рядом с Дарсией, она старалась оказать ей какую-нибудь поддержку.

- Ох, Дарси, - пробормотала девушка, когда подруга закончила говорить. - Я... не знаю, что тебе посоветовать. Может, это к лучшему? Ты молодая, красивая, у тебя все еще будет хорошо, ты будешь счастлива, - выпалила она и сглотнула.

Дарси сидела и глубоко-глубоко, размеренно дышала, стараясь не зареветь. Слезы ей ещё ни разу не помогали, а в последний раз, так, кажется, и вовсе только хуже сделали, и сейчас их проливать ни к чему. Яреци молча гладила подругу по спине, и её молчаливая поддержка успокаивала, немножко привязывала к твёрдой земле и помогала понять, что жизнь ещё не закончилась.
Правда, предположение о том, что у неё ещё все будет дальше, но уже без Стефано, по-прежнему не казалось девушке хоть сколько-нибудь обнадеживающим.
- Яри, я не знаю, - призналась Дарси и вцепилась в протянутую к ней ладонь подруги, крепко держась за неё. - Я так к нему привыкла! Что он рядом. Такой тёплый, такой надёжный, так меня любит... знаешь, теперь без него все время как-то пусто. Его уже давно рядом нет, а я все продолжаю его глазами искать. Всё надеюсь, что вот он сейчас появится, подойдёт ко мне, и будет все по-прежнему. Яри, я не уверена, что научусь быть счастливой без него. Я не знаю, как его разлюбить, - в глазах Дарсии юноша по-прежнему оставался едва ли не воплощением любви, самым дорогим и лучшим, что она могла найти в этой жизни. А она своими руками все разломала, разбила и выкинула. Винить даже некого, кроме самой себя.
Дарси огорченно шмыгнула носом. И, считая, что хватит уже вываливать на Яреци свою печаль, попыталась пободрее спросить: - Ну да ладно, чего это мы все обо мне. Мы ведь шли куда-то? В кафе, кажется?