Новая информация

Яшви выслушала шакала. Картинка наконец сложилась. Видение и то, что рассказывал шакал, имени которого Яшви так и не знала, были об одном и том же. Яшви оглянулась на Сонгцэна, который стоял рядом. Он единственный из присутствующих знал новый смысл того видения, и Яшви казалось, что сейчас они могут думать об одном и том же.

- Все сходится, - заметила она ему. Она все еще не доверяла шакалу, у нее были вопросы, откуда у него эта информация и действительно ли Алахчит ему верит, но сомнений уже не оставалось, что она верно истолковала то, что хотели сказать духи. Они говорили вовсе не о Великом Хане, они говорили об Угэдэй хаане, который был готов поставить на колени триста лис, превратив их в рабов. Потому что только рабы стоят на коленях.

- Я могу говорить при нем? О том, что я поняла от духов? - уточнила Яшви у Алахчит, и, дождавшись ее согласия, рассказала о том, что чуть ранее утром уже говорила шаманам.

- Все это время мы неправильно толковали то, что видели, - сказала она. - Лис объединит не Великий Хан, они объединятся против него. Против того, кто поставит лис на колени, как рабов. И он это только что подтвердил, - она глянула на безымянного гостя.

Сонгцэн не доверял тем, кто предавал своих. Он считал, что не бывает хороших предателей, что невозможно клясться в верности одним, а затем переходить к тем, у кого выгоднее. Но не мог понять мотивы молодого шакала: лисы сейчас были в проигрышном положении. Новости от шакала не радовали, но совпадали с тем, что говорило видение Яшви. И подтверждали, что Алахчит не стоило выходить замуж за одного из шакалов, это не спасет лис, лишь ускорит их окончательный разгром.

- Рассказывая об этом, ты предаешь свой клан, - сказал Сонгцэн, глядя на шакала. - Что заставляет тебя так поступить?

Если Алахчит позволила ему присутствовать при этом разговоре, он считал, что в праве задавать вопросы, которые его интересовали. Сонгцэн не так уж хорошо знал традиции кочевников, но был уверен, что они относились к предателям ничуть не лучше чем Тигры или Кобры. Тем более парень наверняка был военным и служил шакальим командирам.

Алахчит снова выслушала то, что уже слышала до прихода Яшви и принца, но рассказанное ничем не отличалось . Она была склонна больше верить шакалу, чем нет, но ее, как и Оронара, беспокоил вопрос преданности этого юного воина. Ток, кто предал однажды, может сделать это снова, Алахчит не могла этого допустить, но она была не в том положении, чтобы торговаться. Ей нужна была любая информация о планах шакалов, чтобы сохранить лис в живых. Если для этого ей придется использовать этого мальчишку - так тому и быть.

По реакции удган она поняла, что той есть что сказать, и пришла она не просто с дружеским визитом, но по делу. Алахчит, помедлив, кивнула в ответ на ее вопрос доверия к шакалу. Лисы сейчас были слабы. Триста человек - это мало для шакалов, но огромное количество лис, лишившись которых, лисы просто перестанут существовать не только как клан, но и просто как народ. Оставшиеся двести человек стариков уже не будут представлять никакой угрозы для остальных. Пока Алахчит не видела выхода. Если она выйдет замуж, лисы станут рабами, если она откажется - их уничтожат.

- Значит, ты говоришь правду, - подытожила она, глядя на шакала.

Тенджин не ожидал, что хан разрешит шаманке говорить при нем, но он не надеялся, что это проявление наивысшего доверия. Он больше склонялся к мысли, что это какая-то уловка - именно этого всегда и ждали от лис. Хан хоть и была молодой девушкой, вряд ли была столь же наивна, как это присуще молодости. Он убеждал себя, что ему нечего бояться и стыдиться, он принял для себя решение, но тон принца ему не нравился.

- Я уже говорил о причинах Алахчит хаану и нойон-гуаю, - сдержанно ответил Тенджин. Если у них не возникло дополнительных вопросов, значит его ответ их удовлетворил. Но принц кобр, хоть и показал себя опытным воином, в свою очередь не давал Тенджину никакого повода безоговорочно доверять ему, несмотря на слова девчонки-хана. На поединке кобра защищал честь своей жены, а не всех лис. - Если Алахчит хаан посчитает нужным, чтобы я их повторил, я это сделаю.

Ему не было никакого смысла сейчас говорить ложь, но Тенджин не мог просто так сказать, что испытывает нечто странное при виде Алахчит хаан и потому не хочет, чтобы она выходила замуж. Он считал, что все просто наложилось одно на другое - недовольство действиями шакалов и хана зрело уже давно.

Алахчит почти никак не отреагировала на новость, но она и не могла сделать это как-то по-другому при чужаке. Но это убедило ее в мысли, что шакал говорил правду. го мотивы все еще оставались непонятными, но Яшви чувствовала, что он действительно прав. Те незримые, кто постоянно стоял у нее за спиной, не чувствовали к нему отторжения, скорее одобрение, но Яшви не могла бы объяснить это словами, потому что все было на уровне ощущений. Все могут ошибаться в своих предположениях.

Но Сонгцэн не стал молчать, его как и всех интересовала истинная подоплека действий шакала. Но тот не стал отвечать, что снова отбросило назад начавшие зарождаться зачатки доверия. Яшви не знала, какую цену шакал назначил за свою информацию, но понадеялась, что это не сильно ударит по клану в частности и лисам в общем.

- Они верят ему, - сказала Яшви. - Они, но не я. Если хочешь доверия, тебе лучше сказать все, как есть.

Она полагала, что если человек умалчивает, значит, ему есть что скрывать, а доверительность в таком случае становится невозможна. При том, что сама Яшви редко когда вообще открывала кому-то свою душу и предпочитала держать все внутри. Но сейчас речь шла не о ней, а о жизни сотен лис.

Шакал не стал ничего объяснять, и Сонгцэну этот ответ не понравился. Предатель своего клана находился не в том положении, чтобы диктовать условия. Но и лисы сейчас, судя по новой информации и новому толкованию видения, находились в очень опасном положении. Нельзя было пренебрегать помощью, но не стоило слепо доверять никому.

- Если Алахчит хаан скажет, что доверяет твоим мотивам, я ей поверю, - сказал Сонгцэн. - Но я доверяю ей, а не тебе.

У Алахчит не было причин покрывать врагов, и в этот момент её цели и цели Сонгцэна полностью совпадали. Он считал, что командовать должен кто-то один, и остальные при самой дружелюбной мотивации могли лишь помешать, если нарушали субординацию. Поэтому Сонгцэн был готов соглашаться с решениями хана лис, чтобы не усугублять нынешнее положение.

Им предстояло обсудить, согласна ли Алахчит вызвать подкрепление, но этот разговор не предназначался для ушей молодого шакала. Пусть он будет во всем честен и поручится головой за свои слова, ни к чему обсуждать такие вопросы при ком-то кроме Оронара и старейшин племени, которое вела Алахчит. Даже нынешнему великому хану эта информация могла быть лишней, потому что выходило, что он по своей воле или по заблуждению предал свой же народ.

Тенджин нахмурился. Он был сейчас не в том положении, чтобы торговаться, но на своей правде хотел стоять до последнего. Не устоял - девочнка-хан поступила по лисьи, вроде бы верит, а вроде бы и нет. Хитрая. Красивая и хитрая. Опасная.

- Не хочу служить тому, кто наживается на рабстве, - процедил Тенджин, рассудив, что лучше скажет сам, чем раздует спор с коброй. - Шакалы никогда не нападали на соседние кланы, пока Угэдэй не стал служить Асаке. Он продаст собственный клан в погоне за наживой. И все командиры его поддерживают, потому что получают власть и деньги. Бектер нойон насиловал мою мать и сестру, а потом выбросил ее, беременную, умирать в снегу. Угэдэй не сделал ничего. И такой случай - не один единственный.

Сколько молодых шакалов, которые не угодили командирам, не были достаточно расторопны или не так посмотрели, не то сказали, были растерзаны голодными собаками, будучи не в силах от них защититься, потому что перед этим им ломали все кости. Это называли наказанием.

- Я шакал по отцу, но моя мать из племени зайцев, которую он увез и взял силой, научила меня думать над приказами, а не слепо выполнять их. Я буду предателем клана, который подчиняется человеку, потерявшему свою честь настолько, что даже своих соплеменников ставит на колени, чем одной из его собак, которые рвут друг друга на части из-за обглоданной кости.

Яшви замолчала, почувствовав стыд, словно она и правда пыталась невесть что доказать шакалу, у которого могли быть причины умалчивать о вопросах своей преданности. Но она боялась его, как лиса боится шакала, а потому этот страх заставлял ее требовать от него всей правды, чтобы она могла понять, можно ли ему доверять даже тогда, когда Алахчит ему верит. Насколько может верить лисица шакалу.

Она снова почувствовала холодок по спине от слов шакала, в той части, когда он говорил о своей сестре. Должно быть, он ее любил, а его отняли у него, сломав и выбросив, как куклу, просто потому, что она не пришлась по душе одному из командиров шакалов. Яшви представила, что бы было, если бы шакал исполнил свою угрозу и убил Алтана? Что бы она тогда почувствовала?

- Она не винит тебя, - сказала Яшви. Она вдруг увидела мелькнувшее на одно мгновение лицо, неясную тень, которое пропало так же быстро, как и появилось. - Нет зла, нет боли и нет страха. Не держи, тогда она уйдет.

Умерших нужно отпускать. Как бы тяжело ни было, как бы ни хотелось отчаянно, хотя бы на секунду увидеть тех, кто ушел, нужно учиться их отпускать. Иначе они остаются привязанными к этому миру, и бродят здесь, беспокойные и несчастные, и каждая боль живых, тех, кого они любили при жизни, отзывается в них еще большими страданиями.

Сонгцэн сдержал ухмылку, когда Алахчит велела прекратить балаган. Тут она была хозяйкой, и он лишь кивнул, когда она велела шакалу все же пояснить свою позицию для всех. Ситуация, которую описывал парень, была страшной для любого человека. И, если он говорил правду, его решение можно было понять. Но Сонгцэн услышал больше - шакалы не были единой преданной армией, они грызлись между собой. Для того, кто собирался с ними воевать, новость была очень хорошей. Сонгцэн взглянул на Яшви. Она сказала шакалу о своем видении, которое значило куда больше в подтверждение слов этого парня, чем все догадки самого Сонгцэна и слова Алахчит.

- Я верю тебе, - сказал Сонгцэн. - Есть кто-то, кого ты хочешь забрать от шакалов?

Он не понял, была ли жива мать этого парня. Если шакалы узнают о предательстве, они будут мстить тем, кто ближе, и пострадают те, кто мог быть дорог этому перебежчику. Нужно было вызволить их до того, как станет известно, что лисы в курсе планов Асаки.

- И сколько таких как ты, кто не хочет идти за нынешним ханом?

Прочность стен определяется преданностью их охраны. Так всегда было и всегда будет.

Мужчины прекратили соревнования, Алахчит еще раз метнула на каждого острый взгляд, чтобы больше вздумали, и затаила дыхание, пока Тенджин-шакал снова рассказывал о страшных шакальих деяниях. Как, должно быть, тяжело жилось их женщинам, и как они боялись за свою жизнь. Алахчит хотела бы им помочь, но ничего не могла сделать - ей нужно было позаботиться сначала о своем клане.

Яшви-удган увидела что-то еще, понятное только им двоим, и это убедило Алахчит, что все же шакал не лжет. Теперь у нее не было в этом никаких сомнений. Говорил он зло, отрывисто. Алахчит вспомнила, что шакалы все по большей части маги земли и огня, и если несколько минут назад Тенджин выглядел спокойным, сейчас он заметно рассердился. Она могла бы его понять.

Она позволила принцу задавать свои вопросы, сама раздумывая о том, а не торопится ли Садхир-джи делить шкуру не убитого медведя. Как бы хотелось ей положиться на чье-то мнение, послушаться беспрекословно, как раньше, когда все было просто, но нет, теперь она должна была думать, когда другие будут подчиняться.

- Мне твоя помощь пригодится, Яшви-удган, - заметила она подруге. - Хочу с отцом поговорить, мне совет его нужен. Поможешь?

Тенджин подумал зло, что уж такой ответ наверняка удовлетворит принца, и тому хватит поводов, чтобы поверить в правдивость его намерений. Он бы давно увез мать, но она не могла ехать верхом - проклятый Бектер ее совсем измотал, и теперь не могла сесть в седло, а ехать на телеге было бы слишком заметно.

Но гораздо сильнее ее удивило то, что сказала затем шаманка. Тенджин угрюмо промолчал, он понял, о ком она говорила. Как сильно он винил себя, что не смог защитить сестру, а когда попытался - потом три дня провел в постели, зализывая раны, прежде чем смог подняться. Она не злилась, а он не мог себя простить. Тенджин кивнул, но промолчал, он и так сказал больше необходимого, чтобы ему поверили, и для этого пришлось снова коснуться памяти его сестры.

- Моя мать не может ехать верхом, иначе я давно бы ее увез. Больше никого нет, - ответил он кобре. Он столько передумал разных способов, но ни один ему не подходил. Может, хоть сейчас появится шанс.

- Не знаю, - он покачал головой в ответ на следующий вопрос. - Об этом вслух не скажут, побоятся. Шакалов двести, вряд ли больше. Из тех, кто помнит, как было раньше. Шакалий век недолог.

Мало кто из низ доживал до действительно уважаемого возраста. Когда шакал слабел и уже не мог участвовать в бою, он уезжал умирать в степь.

Яшви отступила назад, моргнула и постаралась отрешиться от снова казавшихся ей навязчивых духов, которые с готовностью подобрались ближе найдя свободные уши, куда можно было шептать. Это были те бесцеремонные духи, которых было полно в любой местности, не все из них хотели чего-то конкретного, некоторым просто было одиноко, и они с радостью цеплялись к тому живому, кто мог их услышать, а в идеале и понять.

- Помогу, - ответила Яшви, когда Алахчит сказала, что ей нужно поговорить с отцом. Яшви до этого еще так никогда не делала, но она считала, что сможет справиться с такой задачей. Это отвлечет ее от мыслей о собственном страхе, а Хубилай хаан мог дать совет Алахчит касательно всего, что сейчас происходило, чтобы она могла с достоинством и наименьшими потерями что-то решить. - Сегодня на закате.

Она чуть побледнела, когда поняла, что мать парня не может сесть в седло именно после издевательств над ней ныне мертвого нойона. Такая бы участь скорее всего ждала и ее, если бы Сонгцэн не успел приехать вовремя. Это страшно. Как может хан спокойно смотреть на то, как над его людьми издеваются так бесчеловечно и жестоко, и ничего не делать, чтобы это исправить?

- Может быть, мы сможем увезти ее вместе с Алтаном? - предложила Яшви принцу.

Сонгцэн задумался. Если удастся вызволить мать шакала, можно быть уверенным в его преданности. Особенно если в безопасности его мать будет далеко и среди союзников лис. Но дорога до Непала была дальней, а до аэропорта еще нужно было добраться.

- Мы поручим Алтану о ней заботиться. И я попрошу отца в письме, чтобы ей дали убежище в нашем клане, - ответил Сонгцэн на слова Яшви. - Я даю слово, что там она будет в безопасности, - добавил он, глядя на шакала.

Он был уверен в своих словах. В кланах слово значило больше, чем письменный договор: если ты хоть раз это слово нарушишь, тебе никогда впредь не будет веры. Сонгцэн был приучен за свои слова отвечать.

Он замолчал, давая Алахчит возможность решать вопросы самой. Он считал, что шакала можно было просить о том, чтобы он собрал тех, кто поддержит лис против Асаки. Но все равно хотел обсудить присутствие кобр без посторонних ушей.