Ветер цвета серебра

Алахчит редко когда было действительно неловко, потому что она привыкла думать о том, что собирается сказать, прежде чем начинать говорить. А тут словно пустозвон, пообещала не подумав, теперь не знает себе места - и просить неловко, и к Тургэну с пустыми руками идти не пристало, обидит мальчишку, начнут люди говорить, что Хан за свои слова не может ответить. И перед Санджар-гуаем нехорошо поступила. Алахчит закусила губу.

- Спасибо, Санджар-гуай, передам ему твои слова. Коли справится он с конем - отдам тебе кохейлана моего брата. Славный конь, вышколенный. Пятилеток. Продать рука не поднимается, а в табуне держать как ножом по сердцу.

Алахчит отдала бы все сокровища этого мира, чтобы вернуть брата или отца живыми, да знала, что не вернешь их обратно. Из всей большой семьи остались только она, да дядька Оронар.

- Но и не договорится - все равно забирай. Захочешь - продашь, а нет - так подаришь кому-нибудь, - Алахчит отвернулась к леваде, наблюдая за капризным и подвижным коньком. Все равно подарю Тургэну коня, - решила она. Не такого, как в табуне Санджар-гуая, но и ничуть не хуже. Молодого, сильного и быстрого.

- Такой подарок - большая честь для меня, - ответил Санджар. - Я оставлю коня твоего брата у себя.

Он мало знал семью Алахчит, ведь лисьи племена редко встречались друг с другом, а во время общих сборов было мало времени для личных разговоров. Но Санджар понимал, что для Алахчит конь был памятью о брате, и готовность этого коня отдать была сложным и очень личным решением.

- Пусть Тургэн берет и справляется, - сказал он. - Для мальчишки это полезная наука. Просто таким коням нельзя грубить, их нужно увлекать и договариваться.

Бывали кони, которых можно дернуть, осадить, продавить упрямством и заставить подчиниться. Но этот двухлетка был другим. Он был совсем молод, если его увлечь, а не разозлить, все получится. Если же бороться с ним, он сделает все, чтобы избавиться от грубого всадника.

- Пусть приходит, я научу его, как договориться с этим жеребцом, - сказал Санджар.

Алахчит кивнула. Если бы у Сохроншара был сын или дочь, она бы оставила коня его детям, но его жена после похорон вернулась к своим родителям. Никто не стал ее останавливать, она не была Лисицей и кочевой образ жизни ей не подходил. Ей не было смысла оставаться в клане, а ее приданое было и без того богатым, чтобы Алахчит в тот момент думала еще и о коне брата, которого можно бы было подарить ей. Отдать его Санджар-гуаю было лучшим решением.

- Он способный и прилежный лис. И сделает все, что подружиться с таким конем, - ответила Алахчит. Вдоволь налюбовавшись на гуляющих в леваде лошадей, Алахчит повернулась к Санджар-гуаю. - Скажи, когда я могу прислать его к тебе, чтобы не отвлекать тебя от дел, братец.

Нужно было возвращаться - скоро солнце уйдет через зенит, иона позовет к себе еще нескольких ханов, чтобы их выслушать. Алахчит не теряла надежды что-то решить так, чтобы это устраивало всех. И пока склонялась к заключению союза, чем была против него. Осталось убедить в этом остальных. Шакалы были настроены да мирные отношения, но Алахчит не забывала о том, что нельзя им безоговорочно верить. И лучше договориться о чем-то такое, чтобы в случае расторжения этого союза обе стороны пострадали в наименьшей степени.

- Пусть приходит завтра с самого утра, - сказал Санджар. - И берет с собой узду и что-нибудь, чем он будет подкупать коня.

Жеребца нужно было обучать с самого начала. А для этого первым делом он должен был привыкнуть к человеку и погулять в узде. До того, как на него можно будет сесть верхом, пройдет время. И жить в эти дни жеребцу стоило со своей семьей. Только после того, как он привыкнет к Тургэну, его можно будет стабунивать с другими лошадьми и разлучать с родными.

С Салхи такой проблемы не было - он достиг того возраста, когда жеребец уходит из семьи на поиски новой. И он уже был хорошо объезжен, чтобы Алахчит не пришлось тратить на это время. Санджар обернулся в сторону большого поля, где сейчас пасся основной табун. Он заметил, как один из жеребят принялся бегать, и мать попыталась его угомонить. Но это произвело противоположный эффект: черно-белый жеребец, который руководил этой группой, бросился догонять кобылу, перепугав еще пару лошадей поблизости. И вскоре уже все поле пришло в движение. Лошади гонялись галопом, не разобрав, в чем дело, и не зная, от кого и куда все бегут. Санджар вздохнул. Пепел вопросительно на него взглянул, затем подошел к одной из кобыл и положил голову ей на шею. Рыжий жеребец тихо заржал, глядя на табун, но метаться не стал.

- Всего один глупый жеребец может устроить панику во всем табуне, - сказал Санджар, глядя за тем, как постепенно успокаивались лошади в поле.

Алахчит не успела ответить - отвлеклась на шум на поле, где мать бросилась ловить разыгравшегося жеребенка, а в итоге поднялся весь табун. И даже несмотря на то, что причиной для этого послужила всеобщая паника, это было красиво - пушистые после зимы, ухоженные и довольные кони, полные силы и жизни. Алахчит улыбнулась - разве для монгольского кочевника может быть зрелище приятнее.

- И все совсем как у людей, - заметила она, подумав вдруг о том, что один неразумный Джагатай привел Лис почти к самой погибели, и если бы не сплоченность и желание выжить во что бы то ни стало, то не было бы больше жизни Лисам. Алахчит переступила с ноги на ногу - идти было проще, чем стоять на одном месте.

- Должна я возвращаться, Санджар-гуай, - сказала она затем. - Тургэн придет с утра. Давай ему всю работу, что посчитаешь нужным, не скупись. Хочу, чтобы коня он заслужил за дело.

Иначе мог возгордиться, что Хан делает ему такие дорогие подарки ни за что, и вызовет зависть у остальных. А коли достанется ему конь за работу в качестве награды, да семь потов сойдет прежде чем с конем найдет общий язык, тут и повод для гордости и уважения, да относиться к подарку будет со всей бережливостью и вниманием.