Черный ворон, я не твой

Санджар сел на травы поблизости от Алахчит, когда она сказала, что ему и его коню стоит отдохнуть. В Орде было много дел, иногда от них стоило отдыхать. На это можно было найти время почти всегда, если об этом вспомнить и выбраться на прогулку в степь. Все лето Орда шла своим путем, выполняя перечень привычных ежедневных, ежемесячных, ежегодных дел, которые сейчас немного менялись, но для большинства Лис не сильно.

Ветер был горячим и пряным. Санджар сорвал несколько цветков мака с длинными ножками и протянул их Алахчит, чтобы она могла присоединить их к своему уже длинному алому венку.

- Говорят, аромат маков дурманит, - сказал Санджар, глядя на Алахчит.

Поблизости щипал траву Ястреб, который никуда не торопился. Он предпочел бы пастись без узды и седла, но был не против и такого отдыха.

- Нет, это всего лишь сказки старейшин, - усмехнулась она, аккуратно, что не пересечься пальцами, принимая у Санджар-гуая сорванные им стебли. Она не так хорошо разбиралась в лекарственных травах, точнее, совсем в них не разбиралась, но старый лекарь, что был еще до лекаря Чалууна, часто использовал сок опийного мака для утоления сильной боли. - Они же почти совсем не пахнут.

Она приблизила к лицу густой венок и вдохнула его запах - трава и немного - какие-то медикаменты, как пахнет в аптеках в больших городах. Алахчит заплела последние стебли вокруг других и, скинув шапку, надела венок на голову, сразу создав вокруг себя причудливый алый ореол. Стебли торчали тут и здесь, свисая красными цветами к самому лицу, но и правда ничем таким не пахли. И уж точно не дурманили разум.

Если только совсем немного, или, может быть, так на нее действовал взгляд Садхир-гуая, который она ощущала почти что кожей, насколько осязаемым он ей казался. Алахчит сорвала еще пару маков и соединила их вместе в незамысловатое подобие букета, затем добавила к ним еще несколько белых и розовых цветков, названия которых она не знала.

Санджар заметил, что Алахчит старалась не касаться его руки. Он с улыбкой смотрел за тем, как она вдыхала аромат алых маков, а затем надела на голову алый венок. Было так непривычно видеть её в нем. а не в шапке хана, и это было очень красиво. Венок из маков был более очевидной короной для королевы над степями.

От этих мыслей Санджару было очень сложно оторваться, даже когда он почувствовал дрожь земли от топота копыт заметил, что это не мальчишка решил помешать ханам общаться на отдыхе.

Когда секунда растягивается в вечность, и в этом моменте сочетаются звон чужой тетивы, холод от ощущения близкой смертельной опасности, и решение на принятие которого нет ни мгновения лишнего времени. Санджар бросился вперед, чтобы закрыть Алахчит от летевшей стрелы, и почувствовал, как похолодело плечо, которое в следующий момент обожгло резкой болью. Он закашлялся, вспоминая, что его лук и колчан были на траве, но тянуться к ним было слишком больно. Санджар испуганно искал взглядом Тургэна, который мог в этот момент держать свой лук в руках.

Алахчит почти не видела ничего из-за высокой травы,что их окружала, да и не смотрела по сторонам, лишь изредка бросая взгляд туда, где оставался Тургэн, потому что считала себя ответственной за его безопасность. Но мальчик продолжал, далеко не отходя, охотиться на зайцев, потому что на него, как на самого молодого, была возложена эта задача, пока ханы могли заниматься своими делами. Алахчит не думала, что это может как-то обидеть Тургэна - он ждал возможности показать себя, и пользовался ею.

Она подумала, что это Тургэн возвращается к месту их привала, и лишь инстинктивно отшатнулась назад, когда Санджар-гуай дернулся вперед, потому что совершенно не ожидала этого. И только после этого увидела мчавшегося к ним во весь опор незнакомого всадника, который уже снова натягивал тетиву. И острие стрелы было направлено в их сторону. Она бы уже не успела ничего сделать, и только закрылась руками, обхватывая себя и Санджара в плотный воздушный кокон, стрела в котором увязла, словно в густом студне.

- Тургэн! - крикнула она мальчишке. Человек крупнее зайца. Даже если он едет верхом на коне в галопе. Тургэн не промахнулся - всадник свалился с коня на землю, жеребец споткнулся о труп и покатился кубарем по степи. Алахчит повернула испуганное лицо к Санджару.

Санджар пытался вздохнуть, замечая все, что происходило дальше. От следующей стрелы их закрыл созданный Алахчит поток воздуха, а затем нападавший был сражен стрелой Тургэна. Санджар уперся ладонью о землю, затем почувствовал еще более резкую боль, шумно вздохнул через стиснутые зубы и попытался усидеть, держась за землю левой рукой. Перед глазами все плыло. Он никогда не был серьезно ранен. Он был выносливым физически, но не привык к ранам и боли.

- Ты в порядке? - спросил он у Алахчит, не поднимая на неё взгляд, потому что старался удержать равновесие, глядя в одну точку, где на траву капала его собственная темная кровь из раненого плеча, в котором оставалась стрела с ярким оперением.

Санджар старался сосредоточиться на дыхании, но дышать было очень больно. Он пытался смириться с этой болью, принять её и остаться в сознании, чтобы понять, что делать дальше. Они были далеко от стоянки, до лекаря еще нужно было добраться.

Алахчит смотрела на то, как серебристый ковыль окрашивается в красный, словно пытаясь подражать головкам алых маков, но сейчас все краски вокруг, кроме этой крови, для нее словно померкли. Венок слетел с ее головы назад, когда она отшатнулась, и Алахчит о нем уже забыла.

- Да, со мной все хорошо, - подтвердила Алахчит, судорожно пытаясь придумать, что делать дальше. Когда она ранила ногу в бою с шакалами, она даже не думала о том, что ей нужно делать со своей ногой, в ее голове билась мысль, что она должна убить хана Шакалов. И только потом пришла боль, мешающая ей ходить. Сейчас Алахчит даже растерялась ненадолго, но нашла в себе силы собраться и не паниковать, когда подъехал Тургэн с лицом белее полотна.

- Скачи в ставку, скорее! - велела она ему. - Скажи, что мне нужна помощь сильных мужей и повозка. Быстрее, пусть поторапливаются!

Тургэн ударил коня пятками. Алахчит с трудом оторвала от подола своего дэгэла внушительный кусок.

- Ляг, Санджар, я зажму рану, - она прижала ткань к ране, где все еще торчала стрела. Она только сейчас поняла, что он закрыл ее собой от первой стрелы, которая сейчас не покинула его тело. - Ну же, ложись! Тургэн скоро вернется с помощью. Все будет хорошо.

Санджар с трудом понимал, что происходило. Все будто уплывало из его сознания, и реальной осталась только боль, которая становилась сильнее от дыхания. Он услышал голос Алахчит и, подчинившись её указанию, лег на спину. В глаза светило яркое дневное солнце, от которого хотелось жмуриться. Боль чуть отступила, на смену ей приходила слабость, но Санджар все еще был в сознании. Он понял, что Тургэн поскакал за помощью. Рядом послышался шум, затем снова топот копыт. Санджар догадался, сто это Салхи и Ястреб прогнали чужого жеребца с места, которое считали своим пастбищем. Противник, судя по всему, был мертв.

Дышать становилось сложнее. Санджар закашлялся и снова стиснул зубы, чтобы не стонать от резкой боли, которая раскаленным обручем охватила его ребра. Он уже понял, что сейчас не сможет собраться, чтобы сесть в седло и доехать самостоятельно, и Алахчит была права, сто сдерживала его кровь, чтобы та не сочилась из раны.

Санджар стал чувствовать, что теряет сознание, и не знал, как с этим бороться. Он чувствовал, как немели руки и лицо, и пытался прогнать это ощущение, но оно лишь нарастало. И среди жаркого дня он чувствовал холод.

Алахчит сильнее зажала рану, чтобы не текла кровь из простреленного плеча, и ее руки не дрожали, потому что сейчас ей было некогда бояться. Страх затаился внутри, как какой-нибудь паук на своей паутине, но пока держался вдали. Алахчит видела, что ей нужно было во что бы то ни стало не отпускать руки и держать Санджара здесь, рядом с ней.

- Санджар, - позвала она, осторожно укладывая его голову себе на колени, чтобы ему было удобнее лежать. Она убрала с лица его длинные черные волосы, обычно всегда аккуратно прибранные, а сейчас разметавшиеся по ее коленям. - Санджар, говори со мной. Нельзя засыпать. Тургэн скоро вернется, позовет помощь. Лекари тебе помогут. Слышишь? Не оставляй меня сейчас, только не ты. Я потеряла отца и брата, ты не можешь меня оставить!

Вот сейчас, когда она чувствовала, что он почти не реагирует, и, кажется, начинает терять сознание, ей стало страшно. Это не могло быть все так, она не хотела, чтобы все так случилось. Она думала, у них еще много времени впереди, чтобы разобраться в своих чувствах, но Алахчит боялась, что эту возможность у нее просто отнимут.

Санджар слышал голос Алахчит, но ему было сложно бороться с сонной тяжестью, в которую он проваливался. Ему было больно дышать, и он собирался с силами для того, чтобы заговорить. Его задело, что Алахчит сказала об отце и брате, он не был для неё настолько близким человеком, она все еще разбиралась в своих чувствах и не подпускала его к себе.

- Я здесь, - тихо ответил Санджар.

Он накрыл левой рукой руки Алахчит, сжимавшей ткань на его ране. Его рука была ватной, он почти не чувствовал силы в своем теле. Только озноб и ледяные мурашки, заполнявшие мышцы. Было страшно. За себя, за Алахчит, за то, что будет дальше.

- Алахчит, все будет хорошо, - слова давались с трудом, на них не хватало дыхания. - Ты построишь Тэнгэрийн-Ордон.

Солнце слепило даже через закрытые веки, а затем сменилось темнотой. Санджар терял сознание и не мог вынырнут обратно, даже цепляясь за боль, которая начала притупляться.

Алахчит не могла опустить руки, которыми сжимала кусок ткани, зажимающий рану на плече, из которой продолжала сочиться кровь, так что ее пальцы уже все покраснели, как эти злополучные маки вокруг, насмехающиеся над ней. Рука Санджара была мягкой, как у тряпичной куклы, силы покидали его вместе с медленно вытекающей кровью, которую она никак не могла остановить, как бы ни прижимала ткань к его телу. Не хотелось думать о том, что поврежден какой-то крупный сосуд, и помощь может просто не успеть.

- Нет, мы построим, - упрямо возразила Алахчит, решительным жестом головы отбрасывая назад лезущие ей в лицо волосы. - Мы построим его вместе. Это будет самый красивый город в степи, с белой мечетью и двумя минаретами и храмом, большими каменными домами и широкими улицами.

Она боялась, что снова останется одна, когда только-только смирилась со смертью отца и брата, и степь снова хочет забрать у нее кого-то еще. Он был ей другом, она доверяла ему, привыкла, что он рядом, и на него можно положиться. Привыкла ловить на себе его взгляд, привыкла к тому, как спокойно он рассуждает, как говорит ей, на что нужно обратить внимание. Какие прекрасные лошади в его табуне.

- Санджар, ты слышишь меня? - снова позвала он, а затем осмотрелась, чтобы понять, далеко ли еще помощь.

Санджар слышал, что Алахчит с ним говорила, но практически не понимал, о чем. Он проваливался в сон, больше похожий на оцепенение, в котором утихала боль. А затем выныривал обратно в сознание, понимая, что не должен сдаваться. Что за этим беспамятством ничего нет. Он вспомнил, как только сегодня Алахчит говорила о том, что лисы приходят из степи и уходят в степь, когда настает их время. И боялся, что именно сейчас, так неожиданно, настало его время.

Он чувствовал себя беспомощным перед наступавшим холодом. Уже и слепившее солнце казалось далеким, будто Санджар смотрел на него через толщу воды. Рука, которая перестала слушаться, соскользнула с руки Алахчит. Санджар поморщился, потому что новый вдох принес новую боль, но ненадолго прояснил мысли.

- Помоги матери, - тихо сказал он.

Сейчас он заставлял себя сосредоточиться на ощущении боли, потому что это позволяло оставаться в подобии сознания. Санджар не был готов смириться с тем, что чуда не произойдет, и что все закончится именно так. Он в это не верил.