С корабля на бал

Санджар заметил, что его ответ разозлил Алахчит. Будто она считала, что он должен с одинаковым радушием воспринимать что новости о том, что она не знает, выйдет ли замуж за другого, или слова о том, что он ничем не отличался от Ильяса в правах на власть над собственным племенем. Санджар часто бывал несдержан в словах. Он привык, что к этому обычно относились как к должному. И ему было сложно с Алахчит, которой хватало и гордости, и упрямства, и обидчивости. И в то же время иногда ему казалось, что, общаясь с нею, он смотрелся в зеркало.

- Твой народ - это много разных людей. Очень разных, - сказал Санджар. - И с годами их будет становиться все больше. Всех одновременно не понять. Для них просто должны быть правила. И главное из них - важные решения принимает Великий Хан.

Санджар считал, что Алахчит сложно из-за того, что она хотела быть хорошей для всех и при этом вести Орду туда, куда считала нужным. Но он понимал, что недовольные будут всегда. И в его племени далеко не все и не всегда одобряли его решения. Он считал, что если он сам был уверен в том, что делал, остальные должны были его слушать.

Алахчит замолчала, ей было неприятно, что нескольких слов оказалось достаточно, чтобы они снова смотрели в разные стороны и обижались. Алахчит все больше склонялась к мысли, что ее отказ Санджар-гуаю в женитьбе был одним из лучших решений за все это время - если бы все эти ссоры появились уже после свадьбы, это стало бы неприятнее в стократ. Где-то в глубине души она даже понадеялась, что у Номинжин не получится осуществить задуманное, и самой Алахчит придется выйти замуж за Медведя от безысходности, но это в ней скорее говорили вредность, упрямство и гордость, а еще желение сделать все назло Санджару. Поступок, в общем-то, совершенно дурацкий.

Она снова сомневалась в правильности своих решений, но не стала об этом говорить. Равновесие между великодушием и жестокостью может быть очень хрупким. В один момент тебя могут называть великим правителем, а в следующий - не менее великим тираном. И Алахчит пока не научилась балансировать где-то между этими двумя понятиями, как бы ей того хотелось.

- В любом случае, пока все не решится с Медведями, Менгу и Унур будут оставаться под стражей, - ответила она. - Отдохни завтра с дороги. Нет никаких срочных дел до тех пор, пока не вернутся разведчики.

Санджар не знал, на какой приём он надеялся, когда возвращался в Орду. Все было слишком сложно, сейчас было невозможно что-либо загадывать на будущее. Сейчас казалось, что те вечера у костра с Алахчит были не с ними. Санджар устал с дороги. Он понимал, что мог сказать лишнее, но все же считал, что слова Алахчит о его праве на ханство были обидными и несправедливыми.

- Мне не приходить завтра? - уточнил Санджар, имея в виду вечер, а не день.

Он не хотел, чтобы Алахчит оказалась в неприятной ситуации из-за встречи с ним. Что бы она ни решила, отношения между ними должны были оставаться в Орде. И Санджар понимал, что будет верен Алахчит как нойон, если даже ничего иного ей от него не будет нужно.

Он думал о том, почему именно с Алахчит ему было так сложно. Почему её слова задевали сильнее, почему он был с ней таким упрямым и обидчивым. Она была сильной, и эту силу в ней он признавал. Ему было сложно разделить то, что он видел, на Великого Хана и просто Алахчит. И он не понимал, чего она ждала от него.

- Не нужно, - ей было непросто произнести эти слова, но так было правильно. Если Медведи заподозрят ее в неподобающих для ее статуса отношениях, когда ее будущий жених - ведь все ждали, что она согласится, или почти все - был в той же стоянке, то скандала будет не избежать, и о союзе можно позабыть навсегда. Монголы - гордый народ, они не терпят удары по своей репутации и чести, в кого бы они при этом не превращались, в Лис или Медведей. Особенно сейчас, когда Алахчит нужно было дождаться вестей от Номинжин. Если у нее все получится, то все будет уже по-другому.

Она поднялась со скамьи, подошла чуть ближе, отчаянно хотела коснуться ладнью щеки, зная, что под пальцами будет колоться щетина, тронуть кончиками эти нахмуренные брови с морщинкой между ними и плотно сжатые губы, прижаться к груди, обвивая двумя руками плотно-плотно, просто чтобы почувствовать, что он все еще рядом, но она так этого и не сделала.

- Это небольшое утешение, но эти дни я не могла перестать о тебе думать. И когда я смотрю на Есугэя, я представляю тебя, а не его. Если бы я могла просто отказать ему, я бы это сделала, не задумываясь ни на мгновение.

Санджар выслушал то, что сказала Алахчит. Она осталась на расстоянии от него, и он не стал подходить, просто внимательно на неё посмотрел.

- Я тоже думал о тебе все эти дни. И боялся, что ты дашь согласие Медведю, пока я не в Орде. Я не знаю, что я надеялся изменить, оказавшись рядом с тобой, - сказал Санджар. - Я понимаю, что если ты дашь ему согласие, ты пожертвуешь собой, а не предашь меня. И я все еще надеюсь, что есть какой-то другой выход.

Он понял только то, что должен сейчас сказать об этом Алахчит. Он был обидчивым, он многое, связанное с ней, воспринимал слишком близко к сердцу. Но сейчас нужно было хотя бы ненадолго забыть об эгоизме и подумать о том, что происходило в мыслях и чувствах Алахчит, которой было намного сложнее. И на которой лежала ответственность за всю Орду.

- Принимая решение, думай не обо мне. Думай о себе, - сказал Санджар. - Для Лис ты намного большее, чем та, кого можно выгодно выдать замуж.

Сейчас напряженность между ними ослабла, но Санджар понимал, что дело не в недопонимании, а в вопросе, который Алахчит предстояло решить. Он не знал, на что она надеялась, но хотел надеяться вместе с ней.

- Я буду ждать, - ответил Санджар. - Не буду тебя задерживать. Сейчас сплетни ни к чему.

Он хотел бы поговорить с Алахчит дольше. но понимал, что в Орде были гости, кругом были глаза и уши, а время на обсуждение дел Великого Хана с нойоном уже слишком затянулось.

- Спокойной ночи, Алахчит, - сказал Санджар. - Я надеюсь, что все решится хорошо.

Он не представлял, можно ли заставить Медведя передумать с предложением. И не знал, как Алахчит могла бы отказать, сохранив важный для Орды союз. Ситуация казалась Санджару безвыходной. И он очень хотел, чтобы мятежные ханы за это дорого заплатили.