Купальня Забвения

Яшви не думала, что Сонгцэн прикажет убирать розы прямо сейчас, скорее она ожидала, что служанки займутся этим потом, в другое время, когда здесь никого не будет. Амрита однажды принесла свежие розы в комнату – по незнанию – и Яшви безо всяких объяснений бросила их в огонь очага. Больше розы в ее покоях никогда не появлялись, но Яшви не могла сделать так, чтобы они навсегда прекратили появляться в саду и в других помещениях дворца. Наверняка это выглядело смешно – обижаться и ненавидеть цветы, но Яшви ничего не могла с собой поделать.

Она на какое-то время осталась одна, слушая, как где-то среди многочисленных растений в дальней части бассейна даже слышен фонтан. В любой другой момент она бы этим заинтересовалась и отправилась бы исследовать купальни самостоятельно, сейчас же осталась на месте, просто рассматривая многочисленные мозайки, от которых немного рябило в глазах. Они никогда не видела ничего подобного, и не врала, когда говорила, что это и правда красиво. Наверное, Лакшман Садхир действительно сильно любил свою наложницу Парвати, раз построил для нее это место. И вообще может ли любовь измеряться в строениях, возведенных для кого-то другого?

Сонгцэн вернулся, розы все-таки унесли. У Яшви снова возникло ощущение сосущей пустоты внутри, когда они вновь оказались наедине с Сонгцэном.

- Безвыходности, - прошептала Яшви. У нее дрожали руки, дрожал голос и вся она сдерживалась, чтобы не дать волю слезам.

Сонгцэн подошел на полшага ближе, но не стал касаться Яшви, потому что боялся, что это напугает её только сильнее. Он чувствовал, что ей больно и страшно, и он искренне хотел найти способ её от этого страха избавить.

- Здесь ты в безопасности, - сказал он. – Ты боишься того, что я что-то сделаю?

Они были наедине. Сюда не вломится никто из слуг или охраны, им хватило один раз увидеть его звериный облик. Да и некому было сейчас плести против Яшви интриги во дворце. Она спешила уехать из Монголии, но и здесь ей не становилось легче. И Сонгцэн видел, что ей самой больно и страшно быть в нынешнем положении. Будто она потеряла часть той себя, которую успела обрести.

Снова оказавшись беспомощной, она почувствовала, что вернулась в прошлое. И сейчас перед ним была знакомая ему Яшви Садхир, которой показали, что она снова может быть слабой. Сведя почти на нет все то, чего она успела добиться. Сонгцэн считал, что это несправедливо. И что ей нужно справиться с этим ощущением, чтобы избавиться от страха.

Яшви пристально следила за тем, как Сонгцэн подходит еще ближе, и она заставила себя стоять на месте. Хоть они и не были близки все это время, и Яшви избегала близкого общения, они все равно продолжали жить в одном гэре и спать в одной постели. Яшви не ждала, что Сонгцэн что-то сделает, ей просто был неприятен сам факт чужих прикосновений. А еще в голове прочно застряло то, что она теперь какая-то грязная, мерзкая, порочная. Что она то, что должно вызывать у него отвращение, и, хотя она не видела в его словах, жестах или взглядах чего-то подобного, она не могла избавиться от чувства собственной отвратительности. И когда вечерами он обнимал ее, когда они ложились спать, Яшви замирала и не двигалась до болей в спине, пока Сонгцэн не засыпал, и только после этого она могла отстраниться и лечь удобнее.

- Нет, не боюсь, - ответила Яшви. Ей очень хотелось отойти на полшага, а лучше сразу на шаг, назад. – Я боюсь, что это может сделать кто-то другой. Кто-то, кто сильнее. И у меня не будет выхода.

Поначалу она все свое время уделяла раненым после битвы, и ей было даже проще не думать о себе и справляться с тем опустошением и апатией, но когда все самые срочные дела были улажены, она как будто махом осознала произошедшее, и оно придавило ее своей тяжестью. С которой Яшви не могла никак справиться.

- Ты можешь быть сильнее кого угодно, - ответил Сонгцэн, прямо глядя на Яшви. – Нельзя жить в страхе, это разрушает. Пойдем со мной.

Он подошел к краю бассейна и снял с себя рубашку, затем брюки. Сонгцэн сложил вещи на каменной плитке на самом берегу. Он понимал, что они могут намокнуть, но уже заметил, что возле подушек были сложены сухие халаты. Сонгцэн разделся полностью, затем нырнул в воду, выставив вперед руки.

В этой части бассейна было глубоко. Он открыл глаза, чтобы видеть, как отблески света отражались на похожей на чешую мозаике. Стихия позволяла ему надолго задерживать дыхание. Он проплыл вдоль дна бассейна, вытянув руки вперед и управляя своим телом так, как управляла бы рыба. Лишь через пару минут Сонгцэн вынырнул и вдохнул.

- Не обращай внимания на меня, почувствуй воду. Ей есть, что тебе сказать, - объяснил он.

Сонгцэну нравилось это ощущение от воды, скользившей вдоль его кожи с каждым движением. В Непале почти всегда было жарко, здесь вода дарила ощущение прохлады, которое возвращало силы.

Яшви осталась на месте. Ей казалось, что при всем желании ей помочь, Сонгцэн просто не понимает, что она чувствует и как сложно это побороть. Когда страх и отвращение к себе копятся в каждой клетке тела, заполняют с головой и не могут найти выхода, потому что мысли об этом непременно возвращаются, и когда кажется, что стало немного легче, потом обязательно становится снова хуже. Эти постоянные качели выматывают, и даже ночью ты не можешь отдохнуть, потому что реальность оборачивается кошмарами. Если бы Яшви только знала, что может ей помочь. Но она раз за разом пыталась отмыться в воде – и холодной и горячей, так что потом горела вся кожа, но ощущение собственной нечистоты ее не оставляло. Она вспомнила, как в деревне боялись, что она отравит воду.

Она деревянными руками развернула сари, длинная полоса шелка упала на плиточный пол прямо там, где Яшви стояла, но она не смогла заставить себя избавиться ни от короткого топа, ни от длинной юбки. Яшви никогда не стеснялась своего тела, она просто не понимала, зачем это нужно. Но это было до того, как интерес к ее телу проявил командир Шакалов.

Сонгцэн уже погрузился в воду, а Яшви все стояла поодаль от бассейна, не решаясь приблизиться, и, так и не решившись, пошла вдоль его края в ту сторону, где шумел фонтан. Это был украшенный мозайкой неглубокий альков с чашей в виде большой морской раковины – вода, вырываясь из желоба в стене, стекала по хитроумному расположению каменных раковин поменьше, на дне которых Яшви заметила настоящие жемчужины. Вода здесь была прохладной и никак не соединялась с водой в бассейне, а сам фонтан прятался среди многочисленных кадок и клумб. Яшви присела на край большой раковины и опустила руку в воду. Она не знала, что хочет ей сказать вода, она не слышала ничего, кроме журчания, но и ей самой нечего было рассказать воде. Ведь воде не было никакого дела до того, что происходит в ее жизни.

Сонгцэн удивился, что Яшви отошла в сторону. Она отправилась к фонтану, который находился немного в стороне от бассейна. Это тоже была вода. Другая, более спокойная, менее сильная, но Яшви поступала так, как ей сейчас было легче. Она была шаманкой, у неё была сильная интуиция, которой стоило доверять. Он не пошел за ней. Решил подождать и оставить девушку наедине с её мыслями, чтобы она чувствовала себя в безопасности. Некоторое время Сонгцэн наблюдал за ней сквозь зеленые ветви, затем снова нырнул под воду.

Он считал, что сейчас мало чем мог помочь Яшви, ей нужно было сосредоточиться на ощущении от стихии, не отвлекаясь на то, что он рядом. Она сейчас чувствовала себя неловко, иначе избавилась бы не только от длинного сари. Сонгцэн надеялся, что она ему все равно доверяла. Он не давал ей поводов считать иначе. И в эти дни не проявлял никакой настойчивости, понимая, что ей не до него.

Он скользнул вдоль украшенного мозаикой дна, оттолкнулся от борта и снова ненадолго вынырнул подальше от Яшви, чтобы осмотреться и вдохнуть.

Яшви нащупала на дне каменной раковины крупную жемчужину и вынула ее из воды. Она услышала плеск позади, но не стала оборачиваться, продолжая рассматривать жемчужину. Она была неровной, скорее овальной, чем круглой, но Яшви знала, что так можно понять, подлинная жемчужина или нет. Настоящее не бывает идеальным. Она небрежно выронила жемчужину обратно в раковину, глядя на воду. Здесь она уже не казалась бирюзовой, даже циановой – в бассейне такое впечатление создавалось из-за дна чаши, выложенной мельчайшими кусочками цветного стекла. Это была обычная проточная бесцветная вода.

Всегда, когда ей было плохо, она шла к воде. Уходила дальше от деревни, чтобы ее никто не видел, долго сидела на берегу реки, опустив ладони в воду, пока руки совсем не переставали ничего чувствовать, но после этого ей всегда становилось легче. И тогда, в Дадале, наутро она пошла к озеру возле деревни, стояла в ледяной воде, но, наверное, тогда в ней что-то надломилось. Ей не стало легче, воде не удалось смыть все, что Яшви чувствовала, особенно чувство грязи и отвращения к самой себе. И сколько бы она ни пыталась – это ощущение все еще было с ней до сих пор. Никакая вода не могла это смыть. И Яшви не знала, сможет ли снова начать доверять другим людям, самой себе и воде.

Она вспомнила первые дни в монастыре, когда Сонгцэн рассказывал ей о ключах Воды. Что вода переживает каждый момент своего существования, запоминает, впитывает и позволяет чувствам быть. Какими бы они ни были, она их принимает такими, какие они есть. Но Яшви было сложно принять то, что она чувствовала, сложно принять этот момент, чтобы прожить его и отпустить навсегда, отправив дальше по течению в прошлое. Ей казалось, что каждый, кого она встречала в коридорах резиденции, знает, что произошло. Ей чудились то жалость, то отвращение, то презрение, то равнодушие в этих взглядах.

На край большой раковины упали две капли, сорвавшись с щек – и Яшви поспешно утерла влажные глаза, затем зачерпнула в сложенные ковшиком ладони воды из фонтана и умылась, смывая остатки слез.

Сонгцэн оставался в бассейне. Он заметил, как Яшви умылась. Задержал на ней взгляд, но не слишком долго, что она не расценила его внимание как излишнее. Он считал, что у каждого был свой путь постижения стихии Воды, и его вмешательство сейчас было бы лишним. Яшви могла почувствовать прошлое этого места, какую-то память, которую не ощущал он.

Для него главной здесь была Вода. Её было много, она давала силы, она позволяла не чувствовать свой вес и тяжесть своих мыслей. Он преодолел бассейн в несколько сильных гребков, затем снова нырнул под воду, которую просил о том, чтобы она помогла Яшви. Ей было виднее, как помочь девушке.

Лучи солнечного света, проходившие через полупрозрачную крышу, отражались на мозаике золотистыми чешуйками. Сонгцэн чувствовал, как вода забирала его усталость. Он теперь мог забыть о долгом пути из Монголии в Непал, расслабиться и раствориться в собственных ощущениях, если бы не мысли о том, насколько это все могла почувствовать Яшви. Он была магом воды, он в этом не сомневался. Он был уверен в этом куда больше, чем она сама.

Яшви показалось, что вода немного отдает металлом, поэтому стряхнула остатки с ладоней. Если у нее и были какие-то крохи желания оказаться в этой воде целиком, сейчас оно пропало. Ничего не получалось, она не чувствовала ничего из того, что могла бы ощутить, оказавшись наедине с водой. Все равно, что пытаться убедить ее в том, что чучело тигра перед ней – это настоящий и живой зверь. Возможно, когда-нибудь позже она оценит всю прелесть этого великолепного сада, когда для этого будет более подходящее время. Она вернулась к бассейну и подобрала с пола сари, затем посмотрела на Сонгцэна.

- Я хочу вернуться в покои, - наконец сказала она. – Эта не та вода, которая мне сейчас нужна. Здесь очень красиво, но я не чувствую эту воду. Она не моя.

Эти купальни строились для наложниц и принцесс, а Яшви не была ни первой, ни в полной мере второй. Ей намного легче было представить любимую наложницу Парвати, разодетую в шелковые одежды и лениво возлегающую вон та тех атласных и наверняка очень мягких подушках или не мерее любимую принцессу Камал, из-за которой эти купальни начали так называться. Она не привыкла ко всему этому. Ее вода была там, снаружи, в горных ледяных реках, неистово ревущих и разбивающихся вдребезги о скалы, и огромных озерах, гладких, как полотно. Бедные принцессы, они должны были довольствоваться этими бассейнами, не зная на самом деле всего полного великолепия дикой необузданной стихии. Не той, которую заключили в слюду, стекло и камень, заставив копиться в берегах глубокой чаши в королевском дворце, и которую загнали в трубы, чтобы она изливалась по прихоти архитектора в искусственную раковину. Даже если на дне настоящий жемчуг, раковина не становится от этого более настоящей.

Яшви вернулась. Сонгцэн вынырнул из бассейна и, облокотившись о каменный бортик, легко выбрался на каменный берег. Он подошел к полотенцам, наскоро вытерся, затем накинул халат из плотного зеленого шелка.

- Пойдем, - согласился он. – А потом поедем в другое место. Совсем другое.

Он сжал руку в кулак, позволяя воде с волос и его тела собраться в большой плотный шар, который вскоре отправился в бассейн.

- Только там вода ледяная. И ехать туда неудобно, - предупредил он.

Это озеро он видел несколько раз во время марш-бросков. Не самые приятные воспоминания. Оно находилось высоко в горах, дорогу к нему нужно было знать, и не всякая лошадь могла туда добраться, не переломав ноги. Но Сонгцэн почувствовал, что для Яшви это место могло значить больше, чем украшенная мозаикой старинная купальня.

- Велим готовить коней? – уточнил он.

Сложно сказать, на что Яшви надеялась. Что Сонгцэн останется здесь, потому что не было никакой необходимости ему всегда за ней следом таскаться, или что наоборот, он все же вернется в покои вместе с ней. Без его присутствия Яшви чувствовала себя тревожно, постоянно оглядываясь и опасаясь даже собственной тени, но и с ним рядом не становилось намного легче. Ей тогда начиналось казаться, что она не оправдывает какие-то его надежды, ведь он ждет, что она сможет переступить через случившееся и справиться со своими воспоминаниями.

Она не отвела взгляда, пока принц одевался, но была больше занята тем, что снова повязывала сари, тщательно пряча свое тело. Даже не столько от Сонгцэна, сколько от самой себя, словно чувствовала себя не в своем теле, ей не принадлежащим.

- Завтра, - ответила она. Было бы глупо ехать прямо сейчас, когда уже опускался вечер. – Кони устали, и скоро стемнеет.

Они только сегодня вернулись, лошади еще не успели отдохнуть после перехода. Можно бы было взять других, свежих, но Яшви сейчас слишком цеплялась за то, что у нее все еще было, что у нее не отняли, чтобы соглашаться на другого коня. Она как будто пыталась найти опору под ногами, которой ее лишили.

- И я хочу принять горячую ванну, - добавила она. Горячую настолько, чтобы едва могло вытерпеть тело. Может быть так ей будет легче.