Ночью в ресторане

Нежный голос Юлианы, называющей его по имени, вырвал Акихико из тяжелого мутного состояния, в которое он успел погрузиться, возвращая к реальности. Хотя кроме этого самого голоса в реальности он не находил ничего достаточно привлекательного, того, за что он мог бы уцепиться, пытаясь снова не провалиться в болезненные воспоминания.

- Как видите, я напился. - Акихико плохо представлял, как ответить на заданный ему вопрос, чтобы окончательно не потерять лицо. Но и обманывать девушку у него не было ни малейшего желания, поэтому после некоторой паузы он добавил. - А так, сегодня я узнал о смерти некогда важного для него человека... Лоры. - Юлиана была одной из немногих, кто вообще знал про его отношения с американкой, давая ему возможность ничего особенно не объяснять и просто снять бутылку с пианино и снова наполнить стакан, который так и оставался в его руке, с момента, как он забрал его со стола.

- Извиняюсь, что вам приходится видеть меня таким, но, похоже, я мало чем отличаюсь от людей, которым всегда отказывал в уважении.

Обычно непростые для себя моменты Акихико переживал в одиночестве, но сегодняшнее сообщение застало его врасплох, показывая его не стой стороны, с какой он привык, и вызывая тем самым странное чувство, природу которого он никак не мог определить.

Когда молодой человек сказал о том, что у него погибла девушка, Юлиана вздохнула и опустила голову. Она не знала, что говорить в таком случае, поэтому некоторое время просто молчала. В памяти неожиданно и как-то не вовремя всплыл эпизод в его рабочем кабинете, когда она случайно увидела его воспоминания. Она вздрогнула и проследила за тем, как молодой человек наливает виски в стакан. Забрав у него бутылку, она налила виски в свой стакан.

- Я соболезную вам, Акихико, - сказала девушка и вздохнула. А потом решила сделать акцент на его дальнейших словах. Почему-то его извинение вызвало легкую улыбку, настолько неуместную в данной ситуации. Бросив взгляд на стакан, она быстро выпила содержимое. - Не переживайте. Как по мне, так любому человеку нужно иногда побыть в таком состоянии. Мы человеки, а любому человеку не чуждо человеческое. Я прекрасно вас понимаю, но... вы можете не стесняться меня, Акихико.

Поняв, что сказала что-то не то, она вздохнула и снова наполнила стакан. А потом стала рассматривать его содержимое.

Юлиана не сразу нашлась, что сказать на его откровенность, и в какой-то момент Акихико даже пожалел, что вообще решил поднять эту тему. Но затем все постепенно пошло своим чередом, снимая атмосферу некой неловкости.

- Вы как никто другой знаете, что я не заслуживаю соболезнований. В том, как некрасиво закончилась наша история, моя вина. Но в любом случае она уже давно не моя девушка. - Акихико не знал, что происходило за те годы, когда он не видел Лору. Возможно, для нее он стал только печальным прошлым, о котором лишний раз не хотелось вспоминать. Но даже если все было и не так, совершенные поступки лишали его права выступать в качестве страдающего влюбленного, в роли которого он, вероятно, выглядел более чем нелепо.

- Ну что вы, Юлиана, когда я вас стеснялся. - Перевод темы пришелся очень кстати, позволяя Акихико хотя бы частично вернуться к привычному образу. - Вы же видели меня практически голым. - Строго говоря, на нем тогда было полотенце, но сейчас он не стал акцентировать на этом внимание.

- И я даже не думал, что вы играете на пианино. - Акихико сделал несколько глотков, несмотря на то, что в голове шумело все сильнее и сильнее. Но пока он еще сохранял хоть какую-то адекватность, планировал продолжать пить, окончательно перестав думать о последствиях своего опрометчивого решения.

- Любое живое существо заслуживает соболезнований, Акихико, - вздохнула девушка, посмотрев на молодого человека и заметив,,что одна прядь волос может попасть в глаза. Хотела протянуть руку, чтобы отодвинуть ее, но вовремя удержалась. Потому что это неправильно, а коварный алкоголь заставляет ее совершать совсем не те поступки, которые нужно совершать. И говорить то, что говорить не стоит.

- Тогда у вас была травма ноги, а не души, и... и тогда вы не напивались, - пробубнила девушка и выпила немного напитка.

Ну вот, она продолжает говорить то, что нельзя. Эти слова могут его разозлить, а сейчас ссориться с ним не хотелось. Потому что пьяный неадекватный человек намного опаснее трезвого. Но ладно, если что, здесь есть сеньоры Фернандез и Агирре. Если что, они помогут утихомирить пьяного буяна Акихико.

- Я... нет, я не умею играть на пианино. Но мой брат учился в музыкальной школе и часто вечерами играл мне эту композицию. Мама его заставляла играть, а учительница била по рукам, когда он халтурил. Последний раз он играл кошачий марш за несколько недель до своей смерти.

Юлиана редко это вспоминала, это стиралось из памяти с возрастом, да и помнить все нельзя. Но вдруг перед глазами отчетливо всплыла эта сцена - ей десять лет, она сидит на диване, обняв большого медведя, и смотрит, как Христо играет сначала гаммы, а потом этот кошачий марш. Девушка поморщилась от воспоминания и допила свой напиток.

- Вы же умеете играть? - Спросила она. - Это... у вас с этим инструментом неприятные воспоминания?

- То есть вы полагаете, щеголять перед вами обнаженным я могу только на трезвую голову? Если хотите, я покажу, что это не так. - Акихико прекрасно понял смысл слов Юлианы, но предпочел уцепиться за один из неоднозначных моментов и как обычно все перевернуть. Но пока дальше сомнительных предложений он не пошел, предпочитая продолжить разговор, вызывающий у него целую гамму противоречивых чувств.

- Я помню, как вы рассказывали о своем брате. - Акихико снова бросил взгляд на ненавистные клавиши, которых почему-то дико хотелось коснуться. - Надеюсь, вам удалось примириться с его уходом. - Как он уже успел заметить, мертвые могли бередить душу сильнее живых. И, похоже, для Юлианы смерть брата все еще оставалась моментом, который она так до конца и не смогла пережить.

- Что же до меня, я играл когда-то давно. Но потом перестал. Та, кто меня учил, отказалась давать мне уроки, а я был еще подростком и так сильно на нее обиделся, что после этого, играл на пианино только один раз, если это вообще можно было назвать игрой.

Незадолго до их расставания, Лора вынудила его сыграть вместе с ней, и в тот момент он чувствовал себя достаточно счастливым, чтобы примириться с инструментом, но с ее уходом из его жизни ушло и вновь зародившееся желание играть, на место которого пришла злость и обида, словно пианино было живым человеком и нарочно старалось ему вредить.

- Я думаю, сейчас не стоит, - покачала головой девушка. - Я верю, что вы можете это сделать, но это место как-то не подходит для подобного рода действий. Это примерно то же самое, что выйти на улицу.

Она кивнула на потолок, где почти над ними висела камера. В ресторане камер не было только в комнате отдыха, не говоря уже об уборных. Даже на кухне были камеры, но, как успела убедиться Юлиана, если ты честен, то камеры не вызывают негатива. Ей было нечего скрывать, и она не обращала внимания на эти предметы. Да и как ей сказал сеньор Фернандез, делать ему нечего, как наблюдать за своими сотрудниками. Для этого есть посетители, способные увидеть любой косяк вроде пятна на полу или даже некрасиво оформленного салата.

- Ну... я уже отпустила его. Жизнь продолжается, а если протаскивать призраков прошлого в настоящее, то... ничего хорошего не будет. И можно дойти до психушки. Хотя да... иногда я вспоминаю его. Вот мама с папой так и не смогли смириться с его смертью и считали меня обузой.

Юлиана мотнула головой и посмотрела на молодого человека, потом бросила взгляд на инструмент.

- А почему тот человек не хотел больше давать уроки вам? Вы... плохо учились и не любили это? Просто, насколько я знаю, учителя любят тех, кто старается, - она пожала плечами. - Может быть, если этот инструмент напрягает вас, мы пойдем в комнату отдыха, и... продолжим пить?

Наличие камеры Акихико смутило мало. Он сильно сомневался, что кто-то станет смотреть записи, если они, в итоге, ничего не разнесут. А подобное казалось ему маловероятным, поскольку атмосфера в зале стояла, скорее, лирическая, чем располагающая к нарушению общественного порядка. Но, естественно, раздеваться он не планировал. По крайней мере пока, плохо представляя, что ему может взбрести в голову, если он продолжит в том же духе.

- Люди любят зацикливаться на своих потерях. - Один его палец словно зажил собственной жизнью и умудрился таки дотронуться до ближайшей клавиши. - Но переносить свои страдания на других - это уже совсем глупо. Хорошо, что вы, потеряв один свой дом, нашли для себя другой.

Обычно Акихико не волновали проблемы других людей, но сейчас он был достаточно пьян и мог признать, что Юлиана вызывает у него теплые чувства, рождая несвойственное ему желание видеть ее счастливой.

- Неужели вы думаете, что я могу что-то делать плохо? Плохое - да, но не плохо. Да и мне все нравилось. Просто в определенный момент отец решил, что данные занятия отнимают у меня слишком много времени, которое стоит потратить на более полезные вещи. А она сразу согласилась, игнорируя мое мнение по этому вопросу.

Акихико постарался вспомнить хотя бы одну ситуацию, когда бы мать выступила на его стороне, но не смог. Да, она была прекрасной, любящей, заботливой, но ровно столько, сколько это ей позволялось, заставляя его с самого детства сходить с ума от этой ее непонятной зависимости от мужа.

- А так да, пойдем. Но сначала вы могли бы мне помочь? - В его голову пришла очередная дурацкая идея, которая неожиданно захватила разум Акихико полностью. - Ритмично нажимать вот на эту клавишу?

Он и сам не мог понять, что его заставляет повторить из первых уроков матери, когда она хотела его заинтересовать игрой на пианино. Его секрет был прост: один нажимал на определенную клавишу, а второй вплетал этот звук в несложную мелодию, с которой он смог бы справиться даже в нынешнем состоянии. В итоге, у первого складывалось впечатление, что он сам становится частью рождающейся мелодии, вызывающее ни с чем не сравнимую радость сотворчества. Что, как надеялся Акихико, получится сделать и сейчас, если Юлиана даст свое согласие на этот эксперимент.

- Мне кажется, что люди любят еще быть слабыми и вызывать жалость. А если ты сильный, то вызываешь раздражение и желание как-нибудь тебя сломать. После смерти Христо я старалась быть сильной, так как мне родители популярно объяснили, что я никому не нужна и обуза им не нужна. Помнится, я как-то ночью проснулась от странного ощущения. Рядом с моей кроватью стоял Христо. Я... тогда сильно испугалась, утром рассказала об этом маме, а она накричала на меня и сказала, чтобы я не смела такого выдумывать. Я... простите, вам, наверное, это неинтересно слушать.

Это все коварный алкоголь. Он любит вытаскивать демонов, которые спрятаны где-то очень глубоко. Но сейчас Юлиана вспоминала о брате с какой-то любовью, без грусти и печали. Он был самым светлым воспоминанием ее детства, о котором иногда хотелось поговорить. Очень редко.

- Любой человек может что-то делать плохо. Вот я не научилась правильно готовить кесадилью, и сеньор Фернардез долго ругался на меня, то я делаю ее не так, как правильно. Но она все равно получается вкусной и питательной. - Она облизнула губы. - А мать... я вас понимаю. Но... может быть вам как-нибудь постараться поговорить с ней? Она ведь любит вас. Поговорите с мамой, пока не поздно.

Юлиана прислонила ладонь к его горячей щеке и слабо улыбнулась. А потом убрала руку и, кивнув, нажала на клавишу. Потом отпустила и стала ждать, когда он начнет играть.

Она оказалась права, предположив, что речь идет о матери, которая обучала его игре на пианино. Его рассказ ее не особо удивил, сама она была примерно в такой же ситуации после смерти Христо. В чем-то они были похожи, и, к можалению, девушка не знала, что в такой ситуации надо говорить.

- Наверное, она просто боялась своего мужа, но я не думпю, что она стыдилась вас. Постарайтесь с ней поговорить, встретиться с ней. Она, наверное, переживает, что не смогла вас увидеть на том банкете. Может быть, она действительно боится вашего отца. Он страшный. Вы не такой, Акихико.

У самой Юлианы так и не сложились отношения с мамой. До семнадцать лет она жила дома, но мама всегда делала вид, что ее просто не существует. Она была занята мыслями о Христо, и подрастающей Юлиане было больно и тяжело видеть, как мама, некогда красивая, умная и активная женщина, постепенно превращается в призракоподобное существо. Потом Юлиана уехала, стала жить и работать. Первое время она звонила родителям, но они не желали с ней разговаривать. Потом она просто стала им переводить деньги.

От тяжелых мыслей ее отвлекла мелодия, которую пытался наиграть Акихико. Сначала не получалось, но Юлиана пыталась поймать ритм, и вскоре заиграла красивая мелодия. Она напоминала девушки мелодии Мишеля Легранда, Эннио Морикконе и других известных европейских композиторов. Юлиана улыбнулась и посмотрела на молодого человека.

Они закончили играть одновременно. Юлиана увидела упавшую на руку слезу, и ее сердце болезненно сжалось. Эта мелодия, судя по всему, напомнила ему о матери.

- Аки... - произнесла девушка, остановившись на полуслове, чтобы чихнуть. - Вы... лучше давайте пойдем от этого инструмента подальше. Если вам тяжело и больно, я выслушаю вас. Не бойтесь казаться человеком, - пробормотала она, поймав себя на мысли, что если бы не была замужем, то позволила себе обнять его и поцеловать в щеку. Хотя почему она не может его обнять и поцеловать?

Решившись, она кинула скатерть, которую держала подмышкой, на пианино, и прислонила ладонь к его щеке. Большим пальцем провела по нижнему веку глаза, стирая слезу, и кивнула в сторону коридора, через который можно попасть в комнату отдыха.

Знакомое "Аки", произнесенное, правда, совсем другим голосом, заставило Акихико вздрогнуть. И хоть он понимал, что Юлиана просто нечаянно оборвала его имя, эффект оказался достаточно силен, чтобы пропустить мимо ушей большую часть из того, что было сказано дальше. И если бы девушка на этом и остановилась, он, стряхнув некоторое оцепенение, послушно отправился бы туда, куда его приглашали. Но Юлиане оказалось мало, и она зашла еще дальше, снова коснувшись его щеки, а потом и вовсе стерев след от непрошенной слезы, провоцируя желания, которые он, в силу своего состояния, даже не пытался контролировать.

Так ничего и не ответив, Акихико какое-то время просто скользил взглядом по обращенному к нему лицу, словно изучая каждую черточку, чтобы в итоге остановиться на красиво очерченных губах. Еще мгновение - и он перехватил провоцирующую его нежную руку, одновременно с этим притягивая девушку к себе, чтобы на несколько секунд коснуться ее губ своими губами.

- Вот теперь мы можем идти. - Акихико отстранился от Юлианы, но так и не выпустил ее руку. - Не волнуйтесь, я постараюсь больше не делать ничего предрассудительного. Ну а это... Это останется нашим маленьким секретом.

Вероятно, будь он сейчас трезв, Акихико и в такой располагающей к определенным мыслям обстановке не стал бы переходить определенной черты. Но даже если и так, он был уверен, что на следующее утро не пожалеет о своем импульсивном поступке, сохранив его в не слишком большой копилке приятных воспоминаний.

В е ее слова остались неуслышанными, и она вздохнула. Хотела было отойти от него, но не успела. Или не смогла. Его глаза, точнее, один глаз, черный и живой, притягивал, словно магнит, заставляя растворяться в нем.

А потом произошлт что-то непонятное. Сначала он убрал ее руку, затем стал очень пристальео смотреть на нее, а потом и вовсе приблизился к губам.

Поцелуй не был страстным, да и этот "чмок" вряд ли можно назвать поцелуем, после которого бывает либо очень хорошо, хочется летать и порхать, либо очень неприятно. Сейчас Юлиане не было ничего, и она отошла от молодого человека на шаг и опустила голову. Где-то в виске стала пульсировать мысль, что она заходит слишком далеко, нужно остановиться, чтобы потом не жалеть, но она прогнала эту мысль, быстро выпив остатки виски, которые были в стакане. Возможно, она о своем поведении пожалеет утром, но это будет потом.

- Да, пойдем.

Она повела его в комнату отдыха, которая немного изменилась за время ее работы. Теперь там вместо кресла появился двухместный диван, не раскладной, журнальный столик и электрический чайник. На одной стене висела фотография первого состава ресторана, где в центре стоял улыбающийся Хирото Одагири. Юлиана поморщилась. Около этой стены стоял второй диван-книжка. Юлиана указала на него Акихико.

-Присаживайтесь. Может быть, вы хотите еще что-то? У меня есть ракия, это болгарский напиток, очень вкусный, - сказала она.

На его жест Юлиана отреагировала более чем спокойно, вызывая вопрос, что было бы, зайди он немного дальше. Но проводить эксперимент Акихико не решился, посчитав, что вполне может ограничиться продолжением возлияния. Особенно если ему удастся куда-нибудь присесть, поскольку ноги уже постепенно начинали отказывать, окончательно теряя привычную крепость.

- Вы так сразу приглашаете меня на диван? Без ухаживаний и всего прочего? Но мне это даже нравится. Люблю решительных женщин. - Несмотря на пустую болтовню, на диване Акихико устроился с большим удовольствием. Хотя здесь была опасность, что достаточно скоро он может провалиться в сон, но пока ему удавалось держаться очень неплохо и даже утвердительно ответить на новое предложение Юлианы.

- Не знаю, что такое ракия, но доверюсь вашему выбору. Вы же не хотите меня убить? - Пусть в его голосе и слышалась уверенность, Акихико плохо представлял, чем будет чревато для его организма введение нового алкогольного напитка, и очень надеялся, что на утро сможет отделаться исключительно больной головой, избежав трупоподобного состояния, в которое ему доводилось впадать пару раз в жизни.

- Ну, для ухаживаний и всего прочего у меня есть любимый муж, так что придется вам сидеть в одиночестве, - усмехнулась Юлиана и достала из своего шкафчика старенькую побитую рюмку. Из общего шкафа достала стеклянную рюмку с нарисованной мексиканской пирамидой. Набор из шести рюмок недавно привез из Мексики Мидзуно-сан. Ох, как сеньор Фернандез был счастлив. Она улыбнулась и разлила напиток по рюмкам.

- Боитесь, что вас кто-то убьет? - уточнила девушка, ставя бутылку на стол. - Ракия - это балканский крепкий алкогольный напиток, сделанный из фруктов. Распространен на всей территории полуострова, но в разных странах имеет разное название и делается из разных фруктов. В Болгарии распространена ракия из винограда, но это - сливовица, из сливы. Давайте выпьем.

И она отпила немного.