Трудный возраст

Пока сеньор Фернандез ничего не говорил, Юка тоже молчала, так и не поднимая головы и надеясь, что сейчас произойдет что-то несусветное, позволяющее ей раствориться в воздухе или стать невидимой. Она была согласна даже исчезнуть из этого мира, лишь бы только не чувствовать на себе взгляда приемного отца, от которого хотелось жалобно поскуливать, как бездомная собака, пойманная на краже мяса. А уж когда тот задал ей вопрос, девочка вжалась в диван с такой силой, словно этот несчастный предмет мебели мог поглотить ее вместе со всеми ужасными поступками, что она совершила, с трудом находя сила хоть на какой-то ответ.

- Я... Простите, - снова выдавила Юка, понимая, что от нее ждут совсем не извинений, а связного рассказа о том, как она умудрилась навести воров на собственную квартиру. - Я не знала, что так получится, иначе никогда бы не пошла к Томоэ. А потом у меня пропали ключи и...

Дальше говорить девочка не смогла, вместо подробностей снова захлюпав носом. Ей все еще удавалось сдерживаться от рыданий, но запас прочности постепенно подходил к концу, в то время как отчаяние только продолжало расти, заставляя Юку чувствовать полнейшую безысходность, даже несмотря на произнесенные недавно слова о готовности приемных родителей ее простить.

- Я не знала, что так получится, - проворчал мужчина, чувствуя, что просто не может не ругаться на нее. - А что ты вообще знала или о чем думала?! Ты думала, что этот Томоэ будет доброжелательным к тебе, внимательным?! Думала, что уйдя к нему ты получишь то, чего у тебя не было? В чем он такой прекрасный-распрекрасный?

Моррис говорил сердитым и раздраженным голосом. Говорил достаточно громко, задним умом понимая, что не стоит устраивать семейный скандал в ресторане. Потому что, хоть он и доверял большинству своих сотрудников, понимал, что не стоит слишком сильно повышать голос. Потому что могут пожаловаться. Ювенальная юстиция, распространенная в Европе и США, не добралась до Японии. Но все равно здесь тоже было много всего непривычного для иностранца, и опасности подстерегали на каждом углу.

Видя, как бедный ребенок держится из последних сил, чтобы не заплакать, а также вжимается в диван и не поднимает головы, сеньор Фернандез покачал головой и смягчился.

- Малыш, - так он ласково называл ее в самые тяжелые моменты, успокаивая и обнимая. Так было в те времена, несколько лет назад, когда появилась жуткая статья про Юлиану и его самого. В той статье было написано, что он пристает к бедной девочке и совершает действия насильственного характера по отношению к ней. Тогда Юка подралась в школе с одноклассником, а вечером плакала в своей комнате. Моррис тогда ее не ругал, ибо было не за что.

- Понимаешь, этим поступком ты поставила под угрозу свое будущее. Плевать на нас. Но пойми, Юки, что если об этом узнают, то ты больше никогда не сможешь вернуться в наш дом. Тебя заберут обратно в приют. Ты же не хочешь этого?

Он внимательно посмотрел на девочку и взял чашку кофе.

Сложные вопросы сыпались один за одним, и Юка понятия не имела, что на них отвечать. Почему она ушла к Томоэ? Да просто потому, что он ей нравился. Она хотела видеть его улыбку и слышать его голос. А еще - чувствовать себя не маленькой девочкой, живущей благодаря чужой жалости, а взрослым человеком, способным влиять на свою судьбу и судьбу окружающих. Например, помогать тому, кто ей дорог, и, видя его благодарность, чувствовать себя бесконечно счастливой. Но разве она могла объяснить это своему приемному отцу, который явно не мог ее понять, поскольку никогда не был девочкой-подростком?

- Нет, я не думала. Просто мне с ним было хорошо... - Не имея возможности правильно выразить свои мысли и чувства Юка сказала, даже по ее собственным меркам, что-то очень странное, до конца не объясняющее причин ее поступков. И уж, тем более, никак их не оправдывающее.

- И... я не хочу в приют. - Когда неприятное слово "приют", которое уже давно крутилось в ее голове, было произнесено, Юка не выдержала и разревелась. У нее не осталось сил сдерживаться. Сколько бы она не старалась быть взрослой и храброй, она оставалась испуганной запутавшейся девочкой, которая хоть и не могла до конца поверить в наличие у себя настоящей семьи, боялась потерять те крупицы счастливый жизни, которые приемные родители подарили ей после смерти брата.

Юка промямлила что-то нечленораздельное, а потом заревела. Моррис достал из шкафчика упаковку салфеток и протянул ей. Сначала хотел швырнуть в нее, но потом подумал, что это будет перебором.

- Разумеется, ты не хочешь в приют. Но кто же об этом думает, совершая то, что могут запретить родители? Если мы с Жюли тебе не нужны, ты могла бы нам давно сказать, что мы такие плохие, лишили тебя всего, ничего тебе не разрешаем. Но зачем делать пакости? Ты поступила плохо. Думаю, сама это понимаешь.

Моррис ругался. Сначала он хотел пожалеть девочку, успокоить и простить, но так постоянно делал с Яри, и в итоге получилась ужасная эгоистка, которая никогда не думает о ком-то другом. И ему было стыдно перед Тору, который делал все возможное, чтобы сохранить что-то. Хотя после случая с сектой Моррис сомневался, что вообще что-то подобное возможно.

Моррис не хотел думать, что эта маленькая красивая и хорошая девочка из-за его мягкости и желания прощать и успокаивать тоже вырастет эгоисткой и, вероятно, свяжется с плохой компанией. Она уже связалась с плохой компанией, но сейчас хотя бы нашлась. Пусть и не нашла в себе силы признаться. Наверное, это хороший знак.

- И ты не ответила на вопрос, чем твой Томоэ такой распрекрасный? Ты думала, что ты нужна ему? Ты думала, что он тебя полюбит? Нет, такие люди не умеют любить. Тебе было с ним хорошо. Так проваливай к нему обратно! Что же ты к нему не вернулась?! А я скажу - ты ему не нужна. Ты для него стала жалким котенком, грязным и ненужным. Он поиграл с тобой и за ненадобностью выбросил на улицу. Что ты дальше собираешься делать?

Моррис говорил спокойным, не громким голосом, в тоне чувствовалась злость и холод. Он хотел простить девочку или хотя бы услышать четкий ответ, что они ее в том-то и том-то не устраивают, вгоняя в рамки. Что она хочет свободы, которая у нее закончилась со смертью Хирото. Моррис вздохнул и, покачав головой, снова взял чашку кофе и сделал глоток. Вкусный это все-таки напиток...

И опять голос приемного отца резал ее слух, как острый нож масло. А Юка продолжала молчать, потому что не могла ответить ничего, что должно было хоть как-то успокоить сеньора Фернандеза. Она и сама понимала, что поступила плохо, и не видела смысла теперь искать оправдания своим действиям. Да и что она вообще могла объяснить? Рассказать о своих сожалениях? Или снова начать просить прощение? Вместо этого девочка просто приняла салфетки и звучно высморкалась.

- Думала, что нужна, - тихо пробормотала Юка в ответ на очередную отповедь. И чувствовала себя от этого абсолютно счастливой. Не сказать, чтобы ей плохо жилось у приемных родителей. Нет, даже наоборот. За этот период в ее жизни были приятные моменты, но как и многим детям ее возраста ей хотелось большего. Того, что при всем желании не могли дать два взрослых человека. Да еще и тень умершего брата постоянно маячила где-то за ее спиной, мешая поверить в наличие настоящей семьи, которой у нее уже просто не могло быть после смерти Хирото.

- Я не знаю, что мне делать дальше. Но я постараюсь больше не портить вам жизнь. И если вы решите от меня отказаться, я пойму. - Конечно, про Томоэ теперь не могло быть и речи. Как и про друзей, явно не относящихся к категории надежных. И как бы сильно ей не хотелось остаться в том доме, к которому она привыкла, Юка боялась, что уже не сможет вернуть к себе хорошего отношения, поэтому готовилась к самому суровому наказанию, которое полностью заслужила.

- Не тем ты местом думала, - проворчал Моррис, допивая кофе и прикрывая глаза, чтобы насладиться послевкусием. Прекрасный это все-таки напиток, особенно если уметь его готовить. Кофе-машина не даст такого вкуса и аромата, а на дне чашки не останется кофейной гущи, на которой можно было бы погадать. Мать Лауры одно время гадала на кофейной гуще, и однажды нагадала, что Моррис сделает несчастным ее любимую дочь.

Когда повисло молчание, прерываемое редкими всхлипами бедного ребенка, Моррис обратил внимания на бутерброды. Протянул один дочери, будучи уверенным, что она не ела уже очень давно. Какао уже остыло, но и холодным оно было вкусным. А Юлиана очень хорошо варила какао, и получалось не так сладко, как в той же Австрии, например. А, там был горячий шоколад. Один продукт, в общем.

- И куда ты пойдешь, если мы решим от тебя отказаться? Что ты планируешь делать дальше? - Вопросительно выгнул бровь мужчина. - Знаешь, я хоть и сердит, но понимаю, что без нас тебе будет плохо. Но если ты хочешь, чтобы мы тебя простили, тебе надо рассказать все, что было. Ты сказала, что у тебя пропали ключи. Он их украл у тебя? Твоего Томоэ надо наказать. Я постараюсь тебе помочь, только если ты этого хочешь.

Моррис знал, что если будет известно о том, как именно Томоэ, будь он неладен, ограбил их квартиру, причинив боль и напугав бедную женщину, отняв самую дорогую вещь, которую уже никогда не вернуть, как и все драгоценности и деньги, то пострадает от этого Юка. Им с Жюли вкатят какой-нибудь штраф, девочку заберут в приют. Когда она выйдет оттуда, то уже не сможет жить так, как живет сейчас. Рикардо, когда помогал разбираться со всеми бюрократическими тонкостями, предупреждал, что Юку могут забрать даже за лишний чих или мятую юбку. Рикардо Агирре не был всесильным человеком. Богатым - да, но до решения таких важных вопросов ему было очень далеко. Ведь ни Моррис, ни Жюли не были гражданами Испании.

- Да и твоей маме без тебя будет очень скучно и плохо, малыш, - сказал Моррис, обдумывая дальнейшие слова. - И я думаю решить сегодня вечером, как сложится наша дальнейшая жизнь. У меня есть предложение.

Юка понимала, что приемный отец задает ей тяжелые вопросы специально. Всем и так было ясно, что идти ей некуда и делать она до совершеннолетия ничего толком не может. Разве только болтаться по улицам, пока ее не подберут какие-нибудь социальные службы. Ну или бандиты, хотя даже бандитов, если бы те действительно ходили по Токио толпами, как в раннем детстве пугал ее брат, чтобы его маленькая сестренка не бегала по улицам одна, ей заинтересовать особенно было и нечем.

- Я не знаю, куда делись ключи, - начала девочка с самого простого. - Они были у меня в сумке, а потом пропали. А на мои вопросы Томоэ так ничего и не ответил, а потом и вовсе выгнал. Мне бы и в голову не пришло, что это приведет к ограблению. - Бутерброд, от которого до этого Юка постеснялась отказаться, хотя сейчас, несмотря на чувство голода, ей кусок не лез в горло, выпал из дрожащей руки на пол. И девочка испуганно встрепенувшись, наклонилась, чтобы поднять злосчастный бутерброд и салфетками протереть место его приземления.

- Простите, - снова зашелестела Юка, от испуга пропуская последние слова приемного отца. - Я доставляю вам одни неприятности. Но... Я правда не хотела и не хочу вам вредить.

Конечно, девочка уже давно смирилась с тем, что не сможет вернуться во времена, когда Хирото был жив, но сейчас ей хотелось бы отмотать время хотя бы на пару дней назад, до того, как из-за просьбы Томоэ о помощи, она совершила роковую ошибку.

Глядя на то, как Юка роняет бутерброд, а потом поднимает его и протирает место падения салфеткой, Моррис тяжело вздохнул. Покачал головой и встал с кресла. Подошел к ребенку и убрал из ее рук бутер.род и салфетки. Положил все на стол и накинул на плечи девочки плед. Сел рядом с ней и обнял ее одной рукой.

- Я думаю, ты понимаешь, что поступила плохо. Все совершают ошибки. Но далеко не все находят в себе силы признаться в этом. Я очень хочу, чтобы мы наконец-то смогли доверять друг другу.

Моррис вздохнул и провел по плечу девочки.

- У меня есть предложение. Я знаю, что тебе нужна свобода, и мы с Жюли можем тебе ее предоставить. Как ты смотришь на то, чтобы в старшей школе жить отдельно от нас? Мы будем оплачивать тебе жилье и не будем сильно тебя контролировать. Я не знаю, будет это правильным или нет. Но надеюсь, что ты снова будешь улыбаться. У тебя очень хорошая улыбка, Юки. И знай, малыш,наш дом всегда и твой дом тоже.

Юка не мешала забирать у нее салфетки и бутерброд, доверившись решению приемного отца. А когда на ее плечах оказался плед, позволила себе как следует в него укутаться, цепляясь за его тепло так, словно в любой момент могла его потерять, снова почувствовав холод одиночества и понимания, что никто больше не проявит по отношению к ней заботу. И, пожалуй, именно это было для нее сейчас самым страшным - осознать себя совсем одной во всем мире, как это было сразу после смерти Хирото.

- Нет, - предложение приемного отца заставила девочку встрепенуться и еще сильнее ухватиться за край пледа - ставшего дл нее сейчас главным островком стабильности. - Я не хочу жить одна. Я очень хочу иметь семью и чувствовать себя кому-то нужной. Мне не нужна свобода, где меня будут окружать люди, вроде Томоэ, которые только используют и предают.

Юка снова заплакала, уже не пытаясь как-то сдержаться. Сейчас она лучше, чем когда-либо поняла, ей не нужны были деньги и жилье. Она просто хотела просыпаться и с самого утра видеть людей, которым она не безразлична, и тогда, не важно сколько времени для этого должно было пройти, она снова бы научилась радоваться от души, без какой-либо оглядки на прошлое.

Когда девочка укуталась в плед, мужчина слабо улыбнулся своим мыслям, но через мгновение мотнул головой. Вспомнилась картина на открытии, которая просто висела в отдалении. Дочь Артема сидела на диване и куталась в плед, а вместо волос была косынка. И надпись "последний день". И написана она была совсем недавно. К слову, многие картины его дочери были написаны относительно недавно. Воспоминание об этом заставило Морриса инстинктивно покрепче прижать к себе вновь расплакавшуюся девочку.

Он тоже потерял своего ребенка. Нет, Яреци была жива, но он чувствовал, что она встретится с ним только на его похоронах. Она не звонит ему, не разговаривает с ним, ну или отвечает односложными фразами. Он ей больше не нужен, она не нуждается в нем. Может быть, она на него за что-то обиделась. А может быть он действительно не умел заботиться.

- Если честно, Юки, - начал Моррис, собираясь с мыслями, - я не хочу, чтобы ты от нас уезжала. Я буду рад, если ты останешься жить с нами, но пойму, если однажды ты скажешь, что уедешь жить в другое место. Я очень хочу, чтобы ты была счастлива и почаще улыбалась. У тебя очень хорошая улыбка, малыш.

Моррис пальцем осторожно стер слезы с ее щек и нежно поцеловал в висок. Потом похлопал по плечу.

Слова приемного отца и тепло его объятий породили шальную мысль, что все можно вернуть назад, до момента последней совершенной ошибки. И пусть Юка старательно гнала эту мысль, пытаясь убедить себя в ее несостоятельности, та упорно возвращалась, даря надежду там, где, как казалось еще недавно, ее ждало одиночество и отчаяние.

- Я тоже не хочу никуда уезжать, - Юка подняла заплаканные глаза на сеньора Фернандеза. - Простите, что была вам плохой дочерью. Я постараюсь исправиться и больше не доставлять проблем. - Девочка попробовала улыбнуться, но улыбка получилась какой-то вымученной и мало напоминающей ее "сестру", раньше нередко появляющуюся на губах юной Одагири. - А еще... Я очень хочу кушать.

Последние слова прозвучали неожиданно для самой девочки, заставляя ее снова смутиться. Раньше чувства голода она практически не ощущала, но теперь, когда ей удалось немного успокоиться, молодой организм начал требовать свое, причем в достаточно грубой форме, которая могла быть слышна и приемному отцу, решившему не отказываться от бестолковой дочери.

- Неудивительно, что ты хочешь есть. А ещё, наверное, ты хочешь отдохнуть немного. Думаю, тогда можно топать домой. А потом заехать к маме и забрать ее из больницы. Зачем ей скучать там, если дома есть мы?

Моррис хотел сначала поехать за Жюли, которая волновалась за Юку и за него, но потом подумал, что для девочки будет важнее сначала покушать и привести себя в порядок, а потом можно и поехать за любимой женщиной. Надо будет ей ещё написать, что Юка нашлась, и с ней всё хорошо. Жюли обрадуется, и все вернётся на круги своя. А вечером, когда Юка ляжет спать, Моррис наконец-то обнимет свою любимую и расскажет ей о выставке. И обо всем, что случилось после.

- Но если что, я не до конца простил тебя. Придется тебя наказать. Думаю, лишение карманных денег на месяц и обязательное возвращение домой после школы не такое уж и плохое наказание, - строго проворчал он, вставая с дивана и потягиваясь. - А то совсем разбалуешься, - он усмехнулся и подмигнул.

- Хорошо, - кивнула Юка не до конца вникнув в конкретные аспекты своего грядущего наказания. Да и она была готова практически на все, если это сулило ей прощение, до сих пор кажущееся чем-то нереальным. Но раз приемный отец звал ее домой, то шутить он, вероятнее всего, не собирался. И это позволяло девочке немного расслабиться, поверив, что сегодняшнюю ночь она проведет в своей теплой и уютной комнате.

- Я очень рада что с ма... - Юка немного споткнулась о слово, которое вроде бы уже и произносила раньше, но, скорее, формально, чем закладывая в него глубинный смысл, - мамой не случилось ничего страшного. Я бы никогда себе этого не простила.

Девочка и сейчас не до конца представляла, как посмотрит приемной матери в глаза после всего произошедшего, но послушно встала следом за сеньором Фернандезом, решая быть смелой и ответить за все совершенные ошибки. А потом, если ее отношения с приемными родителями не испортятся, начать все заново и больше никогда не попадаться на удочку людей, вроде Томоэ, которому она обязательно отомстит, когда у нее появится такая возможность.