Разговор за чашкой чая

Шэн сидела у чайного столика, на её коленях лежал верный меч, тускло блестевший в солнечном свете, попадавшем в окно. Гладкая смертоносная сталь, лезвие, способное рассечь человеческий волос вдоль. Ни единой зарубки на старинном оружии – все они сразу шлифовались, и всякий раз меч был вновь готов к бою во имя клана, во имя долга, во имя чести. До войны, после войны, с рождения и до последнего вздоха воин клана остается воином. Шэн протирала лезвие тканью, смоченной маслом, надеясь, что клинок как можно дольше останется чистым от крови. В эпоху перемен должны оставаться неизменные вещи, за которые можно держаться, чтобы не терять уверенности.

Уже долго не было Кэйлаша, но Шэн воспринимала это спокойно – она ценила возможность побыть одной, слишком сложно меняться, находясь рядом с ним, а не меняться невозможно. Дар или проклятье, если так должно быть, почему так больно чувствовать в себе перемены, которые кажутся слабостью? Сдаваться и принадлежать тому, кого всю жизни, почти полвека, считаешь кровным врагом. Шэн не признавала противоречий, сомнений и полутонов, она либо служила, либо соперничала, но не умела любить, и сейчас, в этом вынужденном доверии, в таких сложных, мучительных и важных отношениях, она была вынуждена ломать собственные привычки и стереотипы. Красная нить судьбы или петля на шее? Что означают слова «я хочу» на фоне «я должна»? Объективно проблем не было: Шэн хотела быть с Кэйлашем и была с ним, причем с благословения всех кого только можно, в интересах клана и ради мира во всем мире. Но оттого и было противно, что терялось «я хочу» - ключ родной стихии, разрешение чувствовать, доверять, принадлежать, которое Шэн не могла дать самой себе.

Если бы кто-то сказал Принцу год назад о том, что он будет жить в монастыре под одной крышей с одной женщиной, будет женат и, по сути, довольно удовлетворен своей жизнью, то, поверьте, он бы не то чтобы не поверил, он бы высмеял того нахала, что посмел подобное заявить. Однако, все сейчас именно так. Только вот кобра не был бы собой, если бы с буддистским спокойствием воспринимал все, что с ним происходит. Точнее говоря, внешне он был совершенно спокоен. Ровно как и внутренне, только вот всякую ситуация старательно переворачивал в сторону наибольшей выгоды для себя. Например, в Линь Ян Шо он нашел довольно занимательное занятие – изучение древних летописей, что хранились в местной библиотеке явно не один десяток лет, а значительно дольше. А вы думали, что наследный Принц вдруг полетит проводить какие-то там занятия или что-то делать по монастырю? Одного его присутствия хватает для того, чтобы ему говорили спасибо. Впрочем, занятиями с Джаей он вовсе не пренебрегает, благо, тут это было довольно удобно, почти как в родной резиденции.

Сегодня он зачитался записями одного из свитков, в котором повествовалось о Белой Таре. Наверное, именно поэтому он задержался в стенах Храма дольше обычного. Он знал, что у Шэн уже закончились занятия, поэтому, убрав свиток на полку, неторопливо направился к своему дому. Временному, конечно же. Вы же не думали, что Королевская Кобра будет всю жизнь жить в монастыре, пусть и совсем немонастырского уклада жизни?

Шэн сидела около чайного столика и приводила в порядок оружие. Как опытный воин и боевой командир, Кэйлаш прекрасно понимал, что делается это не ради того, чтобы показать настрой на битву, потому как любой мало-мальски опытный воин мечтает о мире, а, в большей степени, для своего рода медитации. Ну, и конечно же, оружие всегда должно быть наготове и в отличном состоянии. По глазам тигрицы он понял, что она сейчас где-то в абсолютно своих мыслях и, к собственному удивлению, решил просто промолчать, сразу же пройдя в кухню и ставя чайник. За чашкой чая всегда приятнее думается, а вести беседу и того приятнее. Если она, беседа, конечно же, будет.

Кэйлаш вернулся, и Шэн приветствовала его лишь коротким кивком. Они по-прежнему уважали личное пространство друг друга, сейчас даже больше, чем прежде. Трудно ужиться вдвоем на одной территории двум боевым командирам, даже когда они научились друг другу доверять. Тигр по своей натуре стремится контролировать свою территорию, где может быть лишь один вожак – он. Тигрица должна более терпимо относиться к присутствию равных, но для этого она не должна с детства считать себя воином клана. Шэн почти никого не считала равным, были старшие по рангу и младшие по рангу. Изредка были соперники, на фоне которых она хотела доказать себе, что сильнее. И Рё была заклятым соперником, хоть и самым близким другом из тех, к кому она вообще могла применить это понятие.

Закончив натирать лезвие, Шэн ещё раз придирчиво осмотрела блестящую сталь, которая была в идеальном состоянии. Меч, как всегда, был готов служить клану. Она убрала катану в ножны, затем осмотрела шелковую оплетку рукояти, которую недавно переплетала заново. Шэн всегда была придирчива, под настроение, а сейчас оно было именно подходящим, была придирчива вдвойне, но оружие было в полном порядке. Она встала из-за стола и отнесла меч на подставку, положив его горизонтально лезвием вверх. Рядом уже была катана Кэйлаша – картина, о которой прежде не мог подумать ни один из представителей их кланов: два меча боевых командиров Белых Тигров и Королевских Кобр мирно покоятся на одной подставке. Шэн задержала взгляд на оружии. Да, так и должно быть, и все, что сейчас происходит в их жизни, служит одной цели – между кланами должен быть мир. Они не были невинными агнцами, кто как не боевые командиры, отдает приказы в сражениях. Если кого судьба и должна была выбрать для этой цели, то именно их, живших войной и готовностью к ней. Если они способны принять друг друга, то остальные воины кланов смогут осознать наступивший мир.

Никто из них никуда не спешил. А действительно, куда, если они оба дома, никаких планов, кроме предстоящего ужина? А когда дело касается приготовления чая, так вообще можно забыть о спешке, потому что напиток впитывает в себя не только аромат и вкус чайных листов, но также и настроение приготовившего. И пусть кто-то будет это всячески объяснять, все равно, это действительно так. Точно также как нет в мире двух абсолютно одинаковых людей, никогда в жизни никто не сможет приготовить одинаково вкусный чай. Каждый раз в нем чувствуются совершенно особенные нотки послевкусия, которые никогда не получается повторить.

Принц получал истинное удовольствие от самого процесса приготовления чая. Казалось бы, ничего особенного и сложного, но это всегда помогало приводить мысли в необходимый порядок. Слив первую заварку, Кэйлаш вновь залил уже влажные листья кипятком, после чего отнес к столик две чашки, проводив супругу безмолвным взглядом, когда она направилась со своей катаной к стойке, где покоилась и его красавица. Самурайские мечи заклятых врагов уже несколько месяцев покоятся на одной полке, а из ножен вынимались лишь для того, чтобы привести в порядок лезвие. Поставив две чашки напротив друг друга, он вернулся к столешнице за чайником вместе с подставкой. По комнате разнесся притягательный аромат чая с легкой кислинкой от цедры лимона и теплой ноткой листьев мелисы.

- Мне тоже нравится на них смотреть, - чуть улыбнулся Принц, заметив, как тигрица задержала взгляд на оружие значительно дольше обычного. – Необычное, но необычайно приятное зрелище, не находишь? – Кэйлаш поднял свою чашку с ароматным напитком, но не спешил делать первый глоток, а лишь наслаждался его ароматом.

Шэн обернулась на подошедшего Кэйлаша и улыбнулась. Он понимал то же, что и она. Уважая личное пространство друг друга, ни один из них не пытался читать мысли другого, просто в этом ощущения двух боевых командиров полностью совпали.

- Да, - ответила Шэн. – Я верю, что эти клинки не будут скрещены вновь.

Она подошла к чайному столику и села перед ним на колени напротив Кэйлаша. За те несколько месяцев, что они жили вместе, Шэн узнала о принце кобр больше, чем за всю жизнь до этого, когда внимательно изучала главного из своих противников. Например, он превосходно готовил чай, и она стала привыкать к тому, что этот напиток зависит не только от сорта и ферментации чайных листьев. Шэн взяла в руки чашку и вдохнула теплый аромат чая, в котором чувствовались чуть кислые цитрусовые нотки, напоминавшие ей разговор о дожде, с которого все началось.

- В твоем клане все так хорошо готовят чай? – с интересом спросила тигрица, посмотрев в глаза Кэйлаша.

Прежде она была уверена, что знает практически все о Королевских Кобрах: что их стиль силен внезапными бросками и быстрой сменой стоек, но слаб в партере и против прямой агрессивной атаки, что полнолуние – время их силы, а для эффективного ведения боя его нужно проводить вдали от природных водоемов, что кобры нередко владеют телекинезом и метательным оружием, зато их слабость в их слухе, уступающем тигриному. А сейчас Шэн понимала, что ничего толком о них не знала.

Принц едва заметно улыбнулся, когда тигрица села напротив него. Доверие – основа всех основ. Он доверял ей, знал, что она доверяет ему. Именно поэтому Принц мог позволить себе расслабиться в ее присутствии. Он вырос в такой среде, при таких обстоятельствах, что привык доверять самому себе и единицам. Доверять по-настоящему. В клане можно было не думать об опасности, но все же лучше всегда быть начеку. А тут, действительно, все намного спокойнее и проще, а рядом с Шэн он почему-то не просто мог себе позволить, но у него действительно получалось расслабиться. Во всех смыслах этого слова.

- Лишь те, кому нравится этим заниматься, - чуть улыбнулся Принц, понимая, что этот вопрос вполне можно расценивать в качестве приятного комплимента его величественной персоне. От златоглазой тигрицы. Да… - У нас это сродни каллиграфии. Каждому – свое.

Кобра сделал глоток чая, наслаждаясь его пленительным ароматом и едва обжигающим теплом. Кажется, с того момента, как их отношения с Шэн занятии новую ступень, он и сам начал больше любить чай. И это определенно было связано именно с ней. Такая же огненная, такая же пленительная и такая же желанная, как глоток воды в пустыни.

- В кланах, обычно, не так много занятий для души. Чайная церемония, на мой взгляд – особенное искусство, постичь до конца которое, также как и магию, как кунг-фу и многое другое просто невозможно. Ты никогда не замечала, что мята может не только успокаивать, но и бодрить? – Кэйлаш следил за каждым движением тигрицы, в которых читалось не только отточенное мастерство воина, а также женственность, страстность и Огонь. Дикий и необузданный, который заперли к стальной клетке, а он старательно рвется наружу.

- Я не разбираюсь в травах, - честно призналась Шэн. – В нашем клане обычно изучают как раз каллиграфию, - добавила она, чуть улыбнувшись.

Вспомнились уроки старика Хо, которые сначала были настоящей пыткой. Огонь рвется получить все и сразу, а каллиграфия требует терпения и усидчивости. За переписыванием Ши-Цзина ровными иероглифами стиля кайшу кто-то может постичь Просветление, а большинство воинов клана приходили к важной мысли о том, что проще не нарушать дисциплину, чтобы не нарваться так во второй раз. А с возрастом Шэн полюбила каллиграфию, и недавно стала тренироваться в стиле цаошу. С ним была та же проблема, что и с её жизнью в целом – в такой скорописи, при которой кисть скользит по бумаге, не отрываясь, ища правильный путь, нужно искать себя. Это – не кайшу, где нужны движения «по правилам» и каждый элемент доведен до совершенства. Здесь приходится понимать, что такое «я» и «я хочу», а это очень сложно. Шэн сделала глоток чая и поставила чашку на стол, продолжая держать её двумя руками – от глины шло приятное тепло.

- Но покой придает силы, - добавила тигрица, чуть подумав. – Мир как будто становится больше. Ты прав, порой очень хочется уцепиться за что-то, что может быть в жизни помимо службы. А таких моментов очень мало. Наверное, чтобы было проще быть уверенным, что без сомнений отдашь жизнь за клан.

Шэн задумалась, услышав вопрос. Она не могла сказать, что полностью избавилась от привязанностей хоть в какой-то из периодов своей жизни. И обычно привязанности были связаны с чувством вины, это было одной из причин, по которой ей было сложно принять отношения с Кэйлашем, признав, что все правильно.

- Если привязанности мешают службе, они опасны для клана, - уверенно сказала Шэн. – Если бы в этой службе не было смысла, я могла бы сомневаться в правильности своего пути, но за те тридцать с лишним лет, что прошло с того дня, как я сдала экзамен, я много раз оказывалась полезна клану и вождю. Я не привыкла думать о каких бы то ни было «если бы», но знаю, что каждая капля моей крови, пролитая в защиту клана, пролита не зря. Ты называешь клан чем-то абстрактным, а он реален, клан – это те люди, которые могут погибнуть, если я не справлюсь с заданием. Если я иду в бой, а думаю о том, что не успела признать сына в клане, мне проще допустить ошибку. Жизни тех, кто погибнет, если я ошибусь, объективно важнее для клана, чем безопасность одного человека, который по своей же дури нарвался на неприятности. Я не могу уцепиться за то, что он мне дорог, как сын, потому что этим я подведу клан. Хорошо – это когда сифу может быть во мне уверен, а плохо – это когда я сама не знаю, что от себя ожидать. Хорошо – это когда воин клана может выступить в бою, когда нужно защитить резиденцию, плохо – это когда на построении перед боем вождь замечает, что один из воинов не способен сражаться, и отсылает его домой. Хорошо, когда мечи заклятых врагов мирно стоят на одной подставке, но плохо, когда вся жизнь встает с ног на голову, и не знаешь, что с этим делать, - последнюю фразу Шэн сказала чуть громче, чем остальные.

Зрачки янтарных глаз чуть сузились, но тигрица продолжала смотреть на Кэйлаша. Она не умела быть слабой, было невыносимо признавать, что что-то в её жизни было неверным, потому что вся её жизнь была посвящена службе, а с этим признанием стала бы бессмысленной.

Принц молча слушал слова тигрицы. Он прекрасно понимал, что все, что он только что сказал определенно идет вразрез с ее представлениями о мире. В какой-то степени, конечно же. Тем не менее, он был доволен результатом, потому что жена отчаянно взялась рассказывать обо всех этих добродетелях, о том, что каждая капля крови проливается не просто так и о прочих вещах, которые, кажется, вбивают в голову любого воина вне зависимости от его клановой принадлежности. Одного вскользь брошенного взгляда на супругу хватает, чтобы заметить то, как резко сузились зрачки ее завораживающих золотых глазах, как изменились нотки ее голоса, отдавая легкими оттенками стали и полнейшей уверенностью в собственной правоте. Тигры всегда мыслят однозначно, не признавая гибкости и возможности иметь сразу же две правды в кармане, чтобы умело этим пользоваться.

- Я сказал, что это реально, хотя понятие довольно абстрактное, - губы кобры немного приподнялись в легкой улыбке. Шэн не так часто упоминала о сыне, точнее сказать, почти никогда, потому Принц сделал вывод, что это чересчур болезненная для нее тема, которую она не желает поднимать в принципе. А последние ее слова пролили некий свет на эту ситуацию, потому как, даже несмотря на то, что парень был где-то… просто где-то, он явно не относил себя к касте воинов, ровно как не был большим добродетелем, а лишь приносил проблемы. Вероятно, Кэйлаша это должно было как-то обеспокоить или взволновать. Ну, хотя бы приличия ради, только вот ни того, ни другого не случилось. Он в жизни не видел этого человека и искренне надеялся на то, что им не придется встретиться. Хотя бы потому что отношения тигрицы со своим отпрыском явно даже с большой натяжкой тянули на какие-либо отношения матери и сына. Тем не менее, Принц на мгновение даже поймал себя на мысли о том, что с удовольствием разделался бы с этим недоразумением, а заодно и с его папашей, чтобы у Шэн не было лишних поводов для нервотрепки, который им и так вполне хватает.

- Я не считаю, что некоторые привязанности каким-либо образом могут повлиять на службу клану, - коротко заметил кобра, - а некоторые так и вообще необходимы. Например, дети, - Кэйлаш поставил чашку на стол и взялся за чайник, разливая по чашкам ароматный напиток, но, в то же время, следя за реакцией тигрицы.

Сложные слова, заставляющие думать о непривычных вещах. Шэн сделала глоток чая, чувствуя, что тема для разговора становится все более болезненной, а в тот момент, когда Кэйлаш сказал о детях, она едва ли не вздрогнула.

- Я не считаю своей ошибкой то, что родила сына, - в голосе тигрицы были слышны стальные нотки. Которые говорили о том, что она сдерживает эмоции, чтобы не сорваться. – Так было угодно судьбе, хоть я и не знаю, что хорошего от него можно ожидать. Но, тогда отступив с пути воина, я не могу сказать, что это было мне необходимо. Если бы я не отказалась от сына, возможно, все было бы иначе, и он не стал бы таким, каким стал, а сейчас я понимаю, что ничего не смогу изменить.

Привязанности приносили Шэн только боль. Единственные отношения, которые были у неё до замужества, и отношениями-то не были, глупость, пламя, лишенное контроля, и заставляющее слепо идти за желаниями, которые ведут к трагедиям. Шэн никого ни в чем не винила – свои ошибки она признавать не умела, это было защитной реакцией воина, которому не раз приходилось убивать, а обвинять в чем-то младшего по рангу, когда сама позволила случиться всему, что случилось, было бы вдвойне неправильно. Сейчас не хотелось поднимать все эти темы в разговоре с Кэйлашем, и так сложно. Шэн доверяла ему, понимая, что сейчас все иначе, и в то же время боялась того, что он будет обвинять ей в том, в чем не посмел её открыто обвинить клан.

К сожалению, тигрица не так поняла его слова. Видимо, ее сын был намного более болезненной для нее темой, чем думал Кэйлаш. Принц поставил чайник и, не отводя взгляда, молча выслушал всю ее речь. Ей было больно – это чувствуется в стальных нотках голоса, которые определенно показывали защитную реакцию. Боль, которую она никогда не выпускает из себя, которой никогда не будет дозволено показать свою истинную сущность.

- Я ни в чем тебя не обвиняю и не посмел бы, - мягко произнес кобра, накрывая своей ладонью ее руку и глядя в глаза, - я лишь говорю о том, что хотел бы, чтобы ты родила мне ребенка. Приказы и пожелания вождей меня волнуют в самую последнюю очередь, когда дело касается моей семьи. И пусть завтра мир рухнет, ты останешься моей женой, и я буду первым, кто убьет любого, кто с этим будет не согласен.

Кэйлаш говорил абсолютно серьезно, хотя голос по-прежнему оставался мягок и спокоен. Н был абсолютно уверен в своих желаниях, он не привык отказываться от своих слов, но всякий раз, когда того требовал случай, он всегда оставлял себе лазейку. Здесь же об этом не могло быть и речи, потому что это то искреннее желание, которое идет о самого сердца, но в котором было не так просто разобраться и признаться, даже несмотря на те отношения, что выстроились у них с тигрицей.

От слов принца Шэн чуть вздрогнула, затем посмотрела на него, одновременно испуганно и с надеждой. Она знала, что вожди кланов ждут наследника престола, но не ожидала услышать, что Кэйлаш этого хочет сам. Кажется, она хотела это услышать, но не надеялась. Признать за собой такое желание означало почувствовать себя женщиной, а для Шэн это было непросто. Некоторое время она просто молчала, пытаясь понять собственные ощущения и подобрать правильные слова, чтобы ответить. Просто слова, которые значили так многое, будто были заклинанием, полностью менявшим весь мир. И Шэн не могла врать себе, ища способы вспомнить сейчас о вечном соперничестве, о том, как следует относиться к происходящему с точки зрения воина клана, она чувствовала себя просто женщиной, услышавшей нужные слова. Она была счастлива их услышать.

- Я буду рада, если смогу родить тебе ребенка, - сказала Шэн, затем вновь замолчала, потому что не могла найти слова, надеясь, что Кэйлаш по взгляду или ещё как-то поймет то, что она сейчас чувствует. – Спасибо за эти слова.

Шэн не умела говорить о своих эмоциях, она и признаваться себе в них толком не умела. Неужели то, что сейчас с ней происходит, возможно? Она никогда не думала о том, что может быть счастлива, как женщина, а сейчас чувствовала едва ли не обиду за то, что этого не могло быть в её жизни прежде.

- Я рада, что я с тобой. Не потому, что так нужно кланам или вождям. Просто рада, - произнесла Шэн улыбнувшись.