Каллиграфия. Базовые элементы.

Надежды на то, что на занятии будет всего пара человек и всё внимание будет уделено ей и ещё одному сифу, который наверняка уж знал побольше неё, не оправдались. Девушка с легким сожалением наблюдала, как всё больше и больше людей приходят на занятие. Чтож, придется позорить прилюдно. Хотя по ней же видно, что она европейка и вполне сомнительно, что она знает что-то о каллиграфии. Да и, наверняка, не одна она не очень представляла, что ей следует делать.

Наконец, когда все уселись, сифу Ньяо заговорил и девушка стала внимательно слушать и наблюдать за его действиями, благо, сидела она совсем близко. Она слушала его и непроизвольно кивала. Вот оно, как раз то что ей нужно. Последнее время ей не хватало порядка в мысли. Темп жизни был такой быстрый, что британка едва успевала за ним, а о порядке в голове даже и мечтать не смела.

Выслушав всё, что сказал сифу Лив неуверенно взяла палочку так, как он сказал. Жутко хотелось взять палочка на манер ручки, однако если китайцы что-то придумали, значит это было явно не просто так. Продержав руку в таком положении некоторое время, девушка поняла, что нужно будет о-о-очень много практики, чтобы рука не уставала, да и чтобы вообще рисовать что-то читаемое. В таком положении рука в любую секунду могла дрогнуть и вся проделанная работа была бы испорчена. Она старалась принять такое положение руки, чтобы было максимально комфортно долго так держать руку, однако это было не так то просто.

Тигр ободряюще улыбнулся сестренке, понимая и помня что это за груз ответственности. Экзамен – это не тренировка, потому что там на тебя смотрит не только наставница, но еще и вождь, и старейшины и вся армия. Ну ладно, почти вся, но разницы-то? А еще сложно, потому что есть бой, на который надо вызвать кого-то из других воинов клана. Для Луна это было самым сложны – выбрать того, с кем пойдешь в бой. И, честное слово, он бы с удовольствием вызвал бы Бо-джи, или самого вождя, если бы один тигр тогда, когда они с Юэ впервые попали в клан, не посмел вслух высказать нелицеприятные слова относительно их мамы. Он просто не мог не поквитаться с ним. Глупо, правда, ведь любой из воинов принципиально сильнее дающего экзамен ученика – у них и опят, и знания, и долгие-долгие годы тренировок. У Луна было меньше трех лет. Тигр вздохнул, переключая внимание на сифу Ньяо, который уже начал занятие и рассказывал о том как правильно надо держать кисть.

Странно, но даже несмотря на то, что Лун всего лишь раз в жизни занимался каллиграфией, но мгновенно вспомнил как это делается. Наверное, потому что учила именно Сифу, да и учила не просто элементам, а сразу же заставила переписывать поэму, большая часть иероглифов которой была абсолютно непонятна. Зато сейчас можно было с лихвой наверстать те знания, которых ему так не хватало тогда, чтобы облегчить себе жизнь. А заодно и своей руке. Палочка, которая сегодня служила кистью, оказалась в руке, а спина тут же выпрямилась, плечи расправили и вообще, стал весь такой из себя важный и статный. Вот бы Джайка сейчас увидела – наверняка бы загордилась таким мужем.

Девушка наблюдала за тем, как все новые ученики подтягиваются на урок, среди них она заметила и Юэ. Она хотела поздороваться с ней, но посчитала, что кричать на весь храм не самая удачная идея, поэтому решила просто помахать ей, однако Юэ была столь занята, что не заметила ее. Химэко поначалу огорчило это обстоятельство, но потом логично рассудив поняла , что девочка могла ее не заметить так как была занята другими мыслями нежели простым разглядыванием сидящих тут. Поэтому успокоившись, она сосредоточилась на уроке, который как раз начался, она взяла палочку в руку и постаралась сделать все, так как сказал мастер Ньяо. Честно говоря, это было даже забавно. Японские иероглифы на корню отличались от Китайских хотя бы тем, что значение того или иного иероглифа имело разный смысл в обеих странах, не говоря уже о том что произношение последних было труднее.

Предположение Роберта о том, что на занятие будет не больше двух человек, к счастью оказалось ошибочным. Через мгновение после его прихода в помещении появилась одна из новых учениц храма. Сразу за ней явился его ученик, что несказанно обрадовало мастера, который в последнее время своих подопечных «видел» только в столовой и то только тогда когда сам там появлялся, а это было поверьте не часто. Граф вежливо отвечал новоприбывшим и дальше уже не особо наблюдал за тем, кто заходил в помещение, а по привычке молча, отвечал на приветствия. Только когда в кабинете появилась одна из его коллег, а по счастливому случаю обстоятельств еще и землячка, Роберт вежливо кивнул и произнес:

- Здравсвуй, Шири, - сказал граф, улыбнувшись брюнетке. Тем временем в помещении появлялись новые личности, и Роберт даже удивился, что столько много людей изъявило желание обучаться искусству каллиграфии. Когда последний из прибывших занял свое место, мастер Ньяо начал занятие. Старший мастер много говорил о состоянии души и тела во время занятия каллиграфией, и Роберт внимательно слушал каждое его слово. Валлиец много знал сам, но даже со своими знаниями чувствовал, что ему нужно еще многому учиться.

Слепой мужчина взял палочку в руку таким же образом как он держал кончик стрелы, пользуясь только тремя первыми пальцами. Он легко сжимал деревяшку, представив, будто она живая, а он держит ее за шею, стараясь дать ей дышать и не задавить. Тут главное поверить, что рука задает направление, а не ум, который нужно очистить от мыслей и полностью отдаться выполняемому занятию. Роберт сидел и дышал почти незаметно – спина идеально прямая, лицо невозмутимое. Он с такой легкостью и точностью держал свою деревянную палочку, что даже казалось, это не составляет для него особого труда. Правда, чтобы добиться такого результат ему потребовались годы тренировок.

- Следите за тем, чтобы запястье, локоть и плечо были расслаблены, чтобы спина была прямой, плечи расправлены, - подсказал Ньяо, глядя на то, как собравшиеся ученики держат условные кисти.

Шири держала палочку правильно, но заметно, что занимается каллиграфией впервые, из-за этого пыталась напрягать запястье, будто не доверяла своим ощущениям. Николай провозился немного дольше, но сам заметил и исправил собственные ошибки, в итоге взяв палочку правильно. Юэ и Чин явно пытались изучать каллиграфию прежде, впрочем, пока в них не было видно какого-то особенного мастерства. Оливия излишне напрягала руку, но форма движения была верной, так что во время первых упражнений она сама должна будет понять правильные ощущения. Лун, как и его сестра, справился с кистью без проблем. Химэко, одна из новеньких учениц, также правильно взяла палочку. Возможно, она уже училась каллиграфии раньше, а японские иероглифы ничем не отличаются в написании от традиционных китайских. Но особенно интересным было то, что с первым заданием справился Роберт. Он был слеп, из-за того должен был сейчас доверять лишь собственным ощущениям, но он справился.

- Первый элемент, который вам следует запомнить – вертикальная черта шу. Палочка касается песка коротким движением вправо и вверх, затем опускается вниз таким образом, что конец черты дорисовывается уже самым кончиком. Шу, как и другие черты, рисуется на выдохе, - рассказывая о вертикальной черте, Ньяо нарисовал несколько шу на песке перед собой. – Не спешите, старайтесь, чтобы черты получались одинаковыми.

Плечи, значит, расслаблены? И кисть не зажимать? Шири разом вернулась из того состояния, в котором практически не было места мыслям. Попыталась немного расслабить кисть, не совсем понимая, как тогда этой незафиксированностью вообще можно что-то писать. Внимательно выслушала Ньяо, который почему-то никому не указал на ошибки, а перешел к практике. И даже показал первый элемент. Вот уж никогда бы девушка не подумала, что обычную линию можно чертить как-то очень строго, обязательно на выдохе, да еще и не просто вниз, а с подковыркой.

Англичанка покосилась на ровненькие элементы, выходившие из под палочки сифу, и принялась за работу. Конечно же, проводя первую черту, она забыла про выдох. К тому же ни о какой резкости речи не шло, хотелось просто понять, насколько погружать дерево в песок и с какой силой нажимать. Первый блин получился даже не комом. Линия вышла такая, словно на середине рисующий ее человек как минимум чихнул. Вся какая-то неровная, неуверенная, с разным нажимом. Остренький кончик, которым должен был заканчиваться элемент, на деле оказался толстым и кривым завершением. Красотааааа…

Девушка чуть мотнула головой и постаралась сесть ровно. Для себя она сделала два вывода. Первый – все не так просто, как выглядит со стороны. Второй – какого черта эти муки называются релаксацией и должны вызывать спокойствие и умиротворение? Ах да, еще и терпению каллиграфия учит. Ну-ну. Шири занесла палочку над песком и замерла. Теперь надо делать так, как велел сифу Ньяо. Спина прямая, плечи расправлены, даже кисть практически безвольно повисла. На выдохе англичанка коснулась палочкой песка, уверенно нажала и чуть провела линию вправо, потом, не снижая скорости и нажима, повела кисть вниз, заканчивая элемент плавным поднятием палочки. Ну, если закрыть глаза на то, что вовсе это не вертикальная черта, а какая-то кособокая, то получилось очень даже ничего. Шири поймала себя еще на одной мысли. Держать это стило на весу с непривычки крайне сложно. Очень хотелось облокотить руку на какой-нибудь упор, чтобы зафиксировать движение.

Третья черта получилась более ровной по отношению к вертикали, но и более трясущейся. Рука не желала держаться прямо, ощущение было, что девушка алкоголик, не иначе, как сильно палочка тряслась. Пришлось опять отбрасывать все лишние мысли, пытаться расслабиться и вновь решаться на написание элемента. И на выдохе Шири вновь провела черту. Чуть вправо и резко вниз. В последний миг плавно поднимая палочку. Уже лучше, вроде бы. Девушка сделала еще несколько попыток, стараясь не частить, а настраиваться на каждую очень старательно. С переменным успехом частокол на песке увеличивался…

Взгляд золотистых глаз Изабель не отрывался от стоящего перед ней ящика с песком и неприметной деревянной палочки, при помощи которой ей вскоре предстояло обучаться премудростям каллиграфии. Вскоре после самой американки в помещение вошел Лун, и наставник заговорил, начиная с объяснения возможных причин желания ныне собравшихся обитателей освоить азы искусства начертания иероглифов. Белль чуть улыбнулась, когда мастер Ньяо коснулся её собственной причины – действительно, волшебница считала, что её мыслям не помешало бы обрести состояние хотя бы отдаленной упорядоченности, а самой Изабель – стать несколько более усидчивой и спокойной. Казалось невероятным, чтобы каллиграфия была способна переломить воздушный характер юной послушницы; Белль не сомневалась, что с практически полным отсутствием терпения упорно, из раза в раз не получающиеся элементы доведут её до белого каления, и от этого прибавится не усидчивости, а скорее злобы и раздражительности. Американка утешала себя лишь тем, что мастер Ньяо, сам Воздушный маг, в свое время овладел искусством каллиграфии, некоторыми познаниями в ней обладали и другие обитатели монастыря, а, стало быть, не столь это и неподъемный груз, каковым кажется на первый взгляд.

Правильно держать палочку в руках не составляло никакого труда – Белль немного воспряла духом, стараясь расслабиться и отрешиться от мыслей о возможных неудачах и сложностях, размеренно вдыхая и выдыхая чистый тибетский воздух, пытаясь освободить разум от сторонних волнений, представляя себе, что находится в абсолютно пустой и абсолютно прозрачной сфере многими десятками метров выше земной поверхности. Здесь мирские тяготы и проблемы не имели никакого значения, здесь существовал лишь ветер, овевающий собой каждую клеточку тела, и солнце, незримые лучи которого не давали замерзнуть. Палочка начинала казаться продолжением пальцев, таким же естественным, как ветер и солнце; ненужные мысли оставались далеко позади, увлекаемые вниз, как падающие предметы подчиняются силе гравитации. Белль только удивилась, как у неё могло получиться уйти от окружающего мира в мир спокойствия и безмятежности, и тот час же спохватилась: думать об этом значило снова отвлекаться на то, что сейчас вовсе не должно её волновать.

Голос наставника вывел её из странного оцепенения – Изабель едва заметно вздрогнула и чисто рефлекторно развела плечи, осознав, что всё это время сидела, несколько подавшись вперед. Настало время испробовать условную кисть в действии, нарисовав первый элемент, - американка внимательно следила за тем, как мастер Ньяо выписывает черту с коротким названием «шу», подмечая, с какой непринужденностью, с какой естественностью скользит по песку его палочка. Повторить с первой попытки оказалось делом невозможным: на середине вертикальной черты рука Белль дрогнула, и выводимая палочкой линия сместилась вправо. Кроме того, она совсем забыла о выдохе, который должен был сопровождать сей процесс. Волшебница постаралась расслабиться, помня о наставлениях куратора, сделала медленный, спокойный вдох и вновь погрузила острие палочки в рыхлый песок, на выдохе рисуя закорючку сверху и прямую – почти прямую – линию чуть ниже и правее. Следующая попытка. Плавная линия, идущая на северо-восток, сменяется быстрой и резкой, обрывающейся на юге. Свободного места на песке остается еще много, Белль пытается не спешить, а действовать неторопливо, памятуя о том, что спешка никогда еще не приводила к чему-то хорошему.

Услышав слова про то, что рука должна быть расслаблена, девушка невольно взглянула сначала на своё запястье, потом на локоть и уже в конце на плечо. Неловко пошевелила. Интересно, а как определить что они напряжены или не напряжены? На данный момент Лив ничего не чувствовала и разницы не понимала. Может, она поймет, что рука напряжена, когда после писанины у неё начнет болеть рука? Ну чтож, увидим.

Внимательно выслушав слова сифу про палочку с названием шу, Лив взглянула на песок. Так вот, оказывается, зачем нужен был песок. Они будут учиться сначала на нём. Надо пробовать. Девушка сначала начала медленно, словно ручкой выводить палочку на песке. Однако рука предательски дрожала и её шу была не похожа на правильную. Вся какая-то кривая. Девушка попробовала снова, на этот раз с резким выдохом. На этот раз палочка получилась уже довольно ровная, вот только сильно косила влево. После ещё трёх неудачных попыток, девушка с легким раздражением провела рукой по песку, сравнивая его. Ещё пара неудачных попыток и наконец, у Лив получилась практически правильная палочка.

Странно, что сифу Ньяо начал с шу, а не хэн, которая совпадала с первым иероглифическим ключом. Впрочем, на то он и маг Воздуха. Чин стал рисовать на песке вертикальные черты, стараясь, чтобы они получались одинаковыми. Иногда рука дергалась, из-за чего наклон у линий получался немного разным, также отличалась их длина, но, в целом, получалось терпимо. Время от времени чувствовалось напряжение в запястье, стоило отвлечься от упражнения и чуть сильнее зажать руку. Чин сейчас очень старался делать упражнение правильно – следить за осанкой, дыханием, мыслями. Черта шу обычно является одной из последних в иероглифе, поэтому интуитивно кажется, что в ней есть какой-то дополнительный смысл. Когда иероглиф пишется по правилам, нужно про себя называть каждую черту – «чи би», «эж би», «сан би» и так далее до «шоу би». И часто шу как раз оказывается такой «шоу би».

Эти мысли были альтернативой нужному для каллиграфии дзену в голове. Чину было слишком сложно не думать ни о чем вообще, и потому он разумно решил, что мысли должны хотя бы находиться в пределах темы занятия. Он и сам удивлялся тому, что сейчас может вспомнить такие тонкости, которые когда-то мельком объясняла Дани, но о которых он не помнил во время редких попыток поизображать какие-то каллиграфические упражнения.

Тем временем на песке уже была нарисована пара десятков вертикальных черт относительно пристойного вида. Чин заметил, что в те моменты, когда он отвлекался от упражнения, шу получались небрежными и шли криво. Он разровнял песок и принялся чертить элемент заново, на этот раз сосредоточившись на ощущениях в руке, а не на мыслях о философском смысле вертикальной черты.

Несмотря на то, что Бо-джи объясняла какие-то основы каллиграфии, когда поручила переписывать из Ши-Цзина Оду подвигам царя Сюан-Вана, названия базовых элементов Юэ помнила очень смутно, поэтому она чуть привстала, чтобы посмотреть за тем, что именно будет рисовать сифу Ньяо. После этого будущая воительница задумчиво закусила губу и коснулась кончиком палочки песка, стараясь, чтобы движение шло вправо и немного верх. Так было неудобно, рука хотела вести палочку влево, но Юэ пыталась чертить все правильно. Она держала палочку в левой руке, поэтому движения немного отличались от тех, что показывал мастер. Если бы можно было писать все зеркально, было бы намного проще. Юэ чуть нахмурилась и потерла левое запястье пальцами правой руки, чтобы его немного расслабить, затем расправила плечи и стала медленно рисовать на песке вертикальные черты.

Сводило локоть, затекала шея, а ещё хотелось посмотреть, как получается у Луна – Юэ постоянно пыталась сравнивать себя с братом, при этом хотела хоть в чем-то быть лучше него. Если в бою леворукость может быть преимуществом, вдруг в каллиграфии она также может в чем-то помочь? Пока, правда, это только мешало, и Юэ сейчас боролась с желанием взять палочку в правую руку и чертить шу в точности также, как остальные. Она решила, что правильнее будет порисовать черты правой рукой, кода она останется одна – поначалу будет получаться плохо, незачем показывать это при мастере Ньяо и остальных.

Спина прямо, плечи расправить и не напрягать. И, если с первым было не так сложно, потому как Лун уже давно практически не сутулился, разве что когда Джайка начинала орать, а в этот момент не на что было сослаться, чтобы испариться куда-нибудь, избавляя свои чувствительные ухи от ее, несомненно, прекрасного горластого голоса. Но сейчас вообще не об этом. Каллиграфия, да. Джая будет потом, такая хорошая и любимая Джая… Где-то бегает сейчас, наверняка на кого-нибудь ругается. Джаааааечка… Ну вот, снова отвлекся, снова эта глупая улыбочка на лице и… а вот голос сифу Ньяо заставил вспомнить о том, что находится он сейчас не дома, а на занятии по каллиграфии, именно поэтому сидит с типа кисточкой в руках и типа пытается думать о каллиграфии, обучаться этому древнему искусству. О каллиграфии, а не о том какая у него прекрасная жена. Джая… Джааааечка… Тьфу ты, блин, гадючка, даже из головы теперь не вылезает.

Глубокий вдох и выыыдох. Мысли постепенно начали уходить на второй план. Не все, конечно, а те, которые касались Джайки и вообще… Каллиграфия, да. Еще пару шумных вдохов и выдохов, вроде бы даже чуточку легче стало думать именно о каллиграфии. Лун взглянул на то, что изобразил на своем лотке сифу Ньяо, после чего попробовал изобразить черту шу и у себя. Сифу рассказывала им с Юэ о всяких там элементах, про хэн говорила, только вот тигр в тот момент слишком был занят попыткой переписать все, что надо было, чем запомнить ненужную, как ему тогда казалось, теорию. В общем, оказывается, вырисовывать отдельные палочки-полосочки не легче, чем сразу иероглифы строчить, особенно те, которые ты вообще не понимаешь. Чуть вверх и правее, а потом четки вниз, вертикально. Рука чуть дрогнула – плохо. Еще попытка. Снова чуть вверх правее и вниз. На выдохе. Чуть лучше, кажется. И еще несколько попыток, но запястье и шея постепенно начали напоминать о том, что надо быть максимально расслабленным. Вдох и на выдохе еще одна вертикальная шу, а за ней еще один выдох и еще одна черта.

- Следите за дыханием и не спешите, - подсказал Ньяо, глядя на то, как ученики выполняют первое упражнение. – Сосредоточьтесь на самом движении, обычно черта шу завершает иероглиф или часть его ключа, постарайтесь понять это в движении кисти.

Каллиграфия несет в себе особый смысл, она позволяет глубже понять значение слов и символов, лучше почувствовать собственные мысли, упорядочить их. Человек отличается от других живых существ способностью мыслить символами и словами, хоть это и противоречит принципам дзен. На стыке чистого восприятия реальности и его опосредованного осознания через вторую сигнальную систему, именуемую человеческой речью, и лежит искусство каллиграфии, которое намного шире, чем умение чертить красивые элементы.

- Теперь следующая черта – хэн, - сказал мастер. – Кончик кисти касается песка в движении чуть вниз и влево, затем, со скоростью капли дождя, скользящей по стеклу, движется вправо, рисуя горизонтальную черту, чуть наклоненную вверх, и в её последнем движении нажим на кисть чуть увеличивается, создавая утолщение на конце элемента. Хэн также рисуется на выдохе, рука расслаблена.

Горизонтальная черта, по мнению многих мастеров, является одним из самых сложных элементов каллиграфии: при внешней лаконичности, хэн требует расслабленной кисти и хорошего ощущения от её движения, иначе элемент не получится таким, каким он должен быть. Если на шу иероглифы часто заканчиваются, с хэн многие из них начинаются, а первые три иероглифических ключа состоят только из горизонтальных линий. Ньяо начертил на песке несколько горизонтальных черт, чтобы ученики могли видеть, как именно движется кисть.

Следующим элементом была многострадальная хэн. Этот элемент у Чина меньше всего ассоциировался со спокойствием при изучении искусства красивого письма, так как получался всегда по-разному и редко когда хорошо. Перед тем, как приступать к следующему упражнению, ученик ирбиса сделал несколько глубоких вдохов, успокаиваясь и настраиваясь на продолжение занятия – он все же старший мастер, и потому не должен показывать своего неумения перед учениками. Расслабить плечо, локоть, запястье – все просто на словах.

Кончик палочки с тихим шорохом коснулся песка, потом как бы нарисовал коротенькую черту влево и вниз, создававшую небольшое утолщение на конце будущей хэн. Затем кисть сдвинулась вправо и чуть вверх, не очень быстрым, но уверенным движением, и на конце хэн обозначилась еще одна почти незаметная черта, создавшая утолщение на её завершении. Чин понял, что рука помнит движение, несмотря на то, что он давно не упражнялся в каллиграфии. Следующие несколько горизонтальных черт он нарисовал уже более уверенно, при этом старался ни на что не отвлекаться. Когда-то он слышал, что элемент считается выученным тогда, когда его удается пятьдесят раз нарисовать одинаково. До этого Чину с хэн было ещё очень далеко, но сейчас горизонтальные черты получались похожими друг на друга и смотрелись достаточно аккуратно.

При этом ученик ирбиса не думал о том, следит ли за его работой сифу Ньяо – ему было важнее, чтобы результат упражнения нравился ему самому. Чину казалось, что он более требователен к себе, чем большинство мастеров, за исключением настоятеля и сифу Бо, и потому любил сам добиваться тех результатов упражнений, которые его бы устроили. Знал он и то, что мастер не будет делать ему замечания, заметив небольшие погрешности, потому что в комнате присутствовали младшие по рангу. А хотелось, чтобы все было правильно: раз уж он выбрался на занятие и рисует эту хэн, он должен добиться того, чтобы время, потраченное на упражнение, не ушло зря.