Тайное становится явным

Попался. Тэн это понял, когда речь зашла о клане. Ладно бы, дело было только в том, что он устроил цирк с переодеванием, что запудрил тем самым мозги окружающим и, возможно, нарушил какой-нибудь устав храма или просто опозорил священное место. За это наказывают, но не убивают.

Но как только прозвучало название его клана, натянутая струна лопнула. Тэн понял - он попался. Доверился. Он всего раз так сглупил, но то был незнакомый бедный крестьянин, уговоривший замерзшего путника переночевать у очага. А ночью впустил в дом людей Камаитачи, заплативших ему за это. Спасло Тэн только то, что он плохо спал в ту ночь и проснулся от шагов.

Было горько и обидно, что это место, где было так хорошо, так спокойно, придется покинуть, потому что оно обернулось для него ловушкой. Тэн стиснул зубы, бросил взгляд на сифу. Он очень хотел ему верить. Но выработанная за два года привычка любую веру проверять стократно, и лучше уж не верить, чем довериться и погибнуть, не давала ему выбора. Тэн метнул взгляд на закрытое окно, на дверь... бежать, бежать отсюда. Он не справится с двумя мастерами, им не нужно было даже показывать свою силу, чтобы Тэн и так понимал - он им не ровня. Он даже минуты не выстоит против них.

Жить хотелось, даже очень. Любое животное выбирает жизнь, даже если то будет полуголодное существование. Вот и горностай выбирал то же самое. Тэн понял только, что его желание сделаться маленьким и куда-нибудь просочиться, материализовалось: мир вокруг вдруг вырос, навис громадой, а два человека показались гигантскими и страшными.

Белый зверек, оставшийся на месте Тэн, моргнул черными бусинками глаз, дернулся, повернул голову. И от резкого движения картинка перед глазами расплылась и смазалась, как свет огня в туманную ночь. Горностай шарахнулся в сторону, юркнул мимо людей, пулей взлетел по стене, цепляясь острыми коготками за поверхность, бессмысленно царапнул по стеклу окна и снова свалился на пол, шлепнувшись набок. Извернувшись, он подскочил снова, ничего толком не видя и не слыша, ринулся к двери. Закрытой двери, но ему чудилось, что она закрыта неплотно, что есть там просвет на улицу, во спасение.

Если бы Шэн вознамерилась написать мемуары, в них пара глав была бы посвящена наблюдениям за чужими неадекватными реакциями, и горностай занял бы там одно из почетных мест. Понятно, что парень боится всего и всех, но нужно же хоть изредка включать голову? Если бы Шэн хотела сдать его клану, она бы не стала оставлять его одного в открытой комнате и тем более не стала бы вести душеспасительные беседы. Это у неё получалось хуже, чем сражаться. Тигрица была уверена, что Ньяо не выпустит ученика из комнаты, так что она просто сделала глубокий вдох и стала дожидаться, когда горностай набегается и будет готов продолжить разговор.

Не перекидываться же тигром, чтобы гонять его по монастырю? Большая кошка в погоне за большой мышкой. Настоятель будет недоволен, хватит уже историй с кровожадными тиграми на Тибете. Куда этот горностай решил убегать? Как долго он планирует метаться, пугаясь каждого встречного и никому не доверяя? Если он действительно связан с той историей, он так бегает уже пару лет. За такое время можно не только начать переодеваться девочкой, но и заработать целую коллекцию психических расстройств. Парня было жалко – совсем молодой, противники серьезные и опасность, что заставляла его постоянно убегать, была действительно смертельной. Нужно заставить его поверить мастерам монастыря, здесь он будет в безопасности, хотя пока сам этого не понимал. Шэн не чувствовала следов вины и крови в его судьбе – какой бы запрет он ни нарушил, он не был убийцей. Такие вещи заметны сразу. Они впечатываются в ауру, оставляя багровые всполохи в каузальном теле. Все остальные возможные грехи были менее серьезными. Святые бывают только в книгах, а книги, как известно, часто врут.

Судя по тому, как он пытался вырваться, звериный облик был ему непривычен, так что не стоило ожидать от зверя человеческих реакций. Он вряд ли разберет обращенные к нему слова – слишком напуган. Так что пусть бегает. Зная, как тяжело проходят первые трансформации, Шэн не сомневалась, что сил горностаю надолго не хватит.

Во взгляде Тэна читалась мольба о помощи. Ученик хотел бежать от этого разговора, явно не доверяя Шэн. На принятие решения у Ньяо были считанные мгновения, когда горностай метнулся к неплотно закрытой двери. Прошло всего несколько дней с тех пор, как в монастыре оказался сам Ши, так что он не успел познакомиться с мастерами и недостаточно много о них слышал, чтобы понять, кому и насколько можно доверять. Шэн Бо была не просто одним из мастеров. Это был местный цепной пес, вечно готовый охранять Линь Ян Шо. Казалось, она видит всех насквозь и знает все наперед, только в отличие от европейки Руж, тигрица мало походила на заботливую няньку для всех жителей монастыря. Но раз она позвала Ньяо вместо того, чтобы сразу напасть на Тэна, она явно хотела поговорить с учеником. Вихрь, сорвавшийся с раскрытой ладони мастера, захлопнул приоткрытую дверь почти у самого носа горностая. В зверином облике он не сможет её открыть.

- Перекинься и вернись на место, - сказал Ши, глядя на зверька. Он говорил твердо, но не громко, чтобы ещё сильнее не испугать Тэна.

Ньяо не знал, поймет ли его «ученица», он не успел изучить способности подопечного к превращениям. Вообще к своему стыду мастер впервые узнал о том, какой у Тэна звериный облик. Ши подошел к самой двери, чтобы успеть поймать ученика, если тот захочет убежать, приняв человеческий облик. Но в то же время он решил для себя, что заступится за ученика, если Шэн захочет напасть. Их силы были вполне сопоставимы, и пусть у тигрицы было явно больше опыта реальных сражений, ему хватит мастерства, чтобы помочь Тэну сбежать. Ньяо внимательно посмотрел на Шэн, чуть прищурившись. Ему ещё предстояло решить, стоит ли ей доверять, так что пусть тигрица не думает, что он будет безропотно помогать ей нападать на его ученика. Ши знал, что мастерам монастыря запрещено применять силу против тех, кто здесь обучается, так что считал своим долгом в случае необходимости вступиться за Тэна.

Голоса, долетавшие до сознания, становились то громче, почти оглушительными, то удалялись и растворялись в общей гуле, стуке крови в ушах и сердечном ритме. Тэн не понимал сейчас обращенных слов, он вообще с трудом различал хоть что-то, как бывает, когда в глаза тебе заливается вода, и ты не разбираешь, что творится кругом.

Спасительный просвет захлопнулся, и зверек лишь несколько раз тщетно царапнул дверь, а после прижался к ней и развернулся мордой к людям, готовый дорого продать свою жизнь. Он оскалился, демонстрируя крошечные зубы, которые разве что могли наставить дырок на коже, но по-настоящему не навредить.

Голос мастера проник в сознание, Тэн даже не понял, что он ему говорит, но уловил лишь интонацию. Достаточно уверенную и твердую, так не просят, так велят, когда у тебя уже нет другого выхода. Однако никто пока не собирался его зашибить, как крысу, забравшуюся в дом. И уж если его собирались отправить на суд или закончить отсроченную казнь прямо на месте, скорее всего, никто бы не стал с ним беседовать. К чему что-то втолковывать в мозги, если они все равно скоро будут отделены от тела вместе с головой?

И все равно сердце билось как бешеное, горностай все еще не двигался, приняв "боевую стойку" - то есть едва ли не растекшись по закрытой двери, присев на четырех лапах, готовый к прыжку.

Нет? Никто его не убивает? Никто не достал меча?
Грудная клетка зверька ходила ходуном от тяжелого дыхания, он смотрел то на одного человека, то на другого.
Все просто ждали от него действий. Ждали. Не нападали. Упрощенное сознание зверя мыслило очень простыми категориями, но отличить добро от зла, агрессию от терпения он мог.

Горностай сделал несколько осторожны шагов по направлению к сифу. Остановился, оглянулся на женщину, поскольку ее и Тэн, и его зверь боялись одинаково. Еще пара шагов к мастеру Ши Ньяо. Шаги стали даваться тяжело, вообще зверь вдруг стал каким-то неповоротливым. Удивительно, это он минуту назад носился волчком и прыгал на стену?

Тэн не любил это состояние, когда звериная форма начинала "отторгать" сознание мага. Мол, хватит, набегался, возвращайся. Зверька занесло, он глухо стукнулся глупой башкой о низкий столик, тряхнул головой и все-таки нашел последние силы отойти подальше, в уголок.

Возвращение в свое человеческое тело тоже давало странные ощущения. Ясность мысли была малость испорчена головокружением, с пола на две ноги подняться было первые минуты просто невозможно. Да Тэн и не собирался, оставаясь сидеть так, уперев руки в циновки и не рискуя поднять голову. Вот теперь его сознание, ставшее наконец человеческим и обретшее способность чувствовать целую гамму эмоций, опалило жгучим стыдом. Так себя опозорить, показать себя мастерам в самом худшем свете. Да и обвинение его никуда не делось.

- Простите, - глухо отозвался Тэн, не желая все равно смотреть в глаза. Ладно. Будь что будет. Невозможно вечно бегать от всего.

Если долго сидеть на берегу реки, можно много чего увидеть. Шэн привыкла действовать, а не выжидать, однако сейчас непривычная тактика оказалась верной. Ньяо не выпустил горностая из комнаты, и теперь ученик покорно занял свое место и даже извинился. Вообще, ощущение смертельной опасности провоцирует либо состояние дзен, в котором руководствуешься лишь рефлексами, либо необычайную четкость мыслей. Первая тактика ученику не помогла, и он все же решил воспользоваться второй. Чуть позже, чем хотелось бы, но все равно своевременно.

- Извинения приняты, - спокойно сказала Шэн, мельком взглянув на Ньяо. Тот, кажется, боялся за своего ученика. Тигрица чувствовала едва уловимый холодок опасности – Ши был готов на неё напасть. Зря он считает, что Шэн нарушит традиции монастыря и атакует ученика. И уж точно она не стала бы вызывать для этого свидетелей. Так получалось, что даже в стенах монастыря, мирного места, где каждый может найти себе убежище, к незнакомцам относились настороженно. Наверное, сказывались события последних дней. Да и маскарад в исполнении горностая не добавлял ощущения взаимного доверия.

– Вернемся к нашему разговору. Только хватит уже бегать и прятаться, никто тебя бить не собирается, убивать – тем более. Рассказывай. Честно, подробно и с самого начала. И начни с того, как тебя зовут, - Шэн чуть прищурилась, внимательно глядя в лицо ученика.

Одновременное владение стихиями Огня и Земли дает тот характер, который может с сочетанием упрямства и фанатичной мотивации биться лбом в стену до тех пор, пока стена не проломится. В случае с Шэн, у которой все это было щедро приправлено вбитой с потом и кровью установкой «терпение – одна из главных добродетелей воина», можно было не сомневаться, что допрос продлится до тех пор, пока тигрица не получит ответы на свои вопросы.

Все же Тэн плохо владел превращениями. Ньяо понял это, увидев, как загнанный в угол горностай перекидывается обратно в человека. Ученика было жалко, но Ши не знал, стоит ли вмешиваться. От Шэн не чувствовалось опасности или агрессии, и по её взгляду было понятно, что она настроена помочь Тэну. Ньяо сел на циновку недалеко от двери. Он не стал перебивать тигрицу, продолжившую допрос, лишь ободряюще улыбнулся, посмотрев на ученика. Шэн, как всегда, была сурова. Непонятно, как настоятель доверил ей обучение малолетнего ребенка, тигрица явно больше привыкла к военной дисциплине и строгой дрессировке. Она даже не подала виду, что измученный страхом и обратной трансформацией Тэн вызывает у неё хоть какое-то подобие жалости. Но раз сказала, что не собирается бить или убивать, ей стоило поверить. Шэн была не из тех, кто отступается от своих слов, это Ши чувствовал достаточно уверенно.

Вся ситуация пока сбивала Ньяо. Он ещё не смирился с мыслью, что не заметил, как его ученица оказалась переодетым парнем, и пока не мог понять, чем история японца так заинтересовала Шэн. Тэн был смертельно напуган, в его попытке бегства читалось отчаянное желание избежать этого разговора. Ньяо понимал, что по-хорошему, проблемами ученика он должен заниматься сам, в крайнем случае – советоваться с ирбисом, но никак не вмешивать других мастеров. Он много учился, но мало учил, и сейчас рассматривал вмешательство Шэн как укор в его собственной профессиональной непригодности. Наверняка можно было понять правду раньше и поговорить с Тэном в куда более спокойной обстановке.

Тэн постепенно приходил в себя, даже разок осмелился поднять взгляд на мастера Шэн Бо, когда она обратилась к нему. Ему было сложно говорить о таких вещах, о которых он предпочитал молчать вот уже два года. Из-за которых выбрал свой путь, которые вынудили его обрядиться в женские тряпки и сделать все, чтобы никто не заметил фальши.

Тэн молчал долго, но уже не из упрямства, а просто не зная, как заговорить обо всем об этом. Тем более, с теми, кого он и знал-то всего ничего. Ладно. Хватит. Он, кажется, уже сказал себе, что больше нет смысла бегать, верно? Вот и хватит.
Ясность принятого решения удивительным образом давала возможность говорить легче и проще, а слова подбирались сами.

- Мое настоящее имя Хироки из семьи Кадзэмура, - медленно выговорил он, присматриваясь к собеседникам и ожидая, если вдруг что-нибудь произойдет в ответ на его имя.
Он очень давно не произносил его, и оно начинало казаться ему чужим. Будто этот Кадзэмура Хироки живет где-то там, на островах, и знать не знает ни о каком Тэн Акиаканэ.

- Я из клана Камаитачи, - еще тише продолжил он.

А вот рассказать все остальное было куда труднее. Тэн замолчал, разглядывая свои руки и собираясь с мыслью. Что он должен был сказать? Как объяснить то стечение обстоятельств, которое перевернуло его жизнь? И с чего вообще ему должны верить, если не верит даже свой собственный клан?

Имя, которое произнес ученик, показалось Шэн смутно знакомым. Кажется, оно как раз упоминалось в той истории с семьей вождя Камаитачи. Тем интереснее. Тигрица вновь, более пристально, всмотрелась в ауру Хироки. Странная путаница на каузальном плане, слишком переплетенные пути, как у любого, кто отрекался от себя самого, убегая от судьбы. Бессмысленное занятие, но отнимает много времени и сил. Багровых всполохов не было, как и тонких черных разводов – следов отречения от клятв. Если юношу в чем-то и обвиняли, эти обвинения были ложными. Или несерьезными, что маловероятно, раз он был вынужден два года прятаться, боясь за свою жизнь. Камаитачи – древний уважаемый клан, в нем не рубят головы за неправильные поклоны, если они кого-то преследуют, обвинения должны быть серьезными. Шэн медленно кивнула в ответ на слова Хироки.

- В твоей ауре нет крови и предательств. За что тебя преследуют люди твоего клана? – спросила тигрица, как можно более спокойно. Она хотела, чтобы Хиорки понял, что здесь ему доверяют. Людям свойственно ошибаться, и правосудие не всегда преследует тех, кто действительно виновен. Горностаи были древним и уважаемым кланам, но их старейшины – тоже люди, и тоже могут совершать ошибки.

Шэн пока не стала подробнее рассматривать судьбу Хироки – прорицание отнимает много сил и требует сосредоточения. Лучше пусть ученик сам расскажет свою версию произошедшего. Что бы ни случилось, Япония достаточно далеко, а Линь Ян Шо надежно спрятан среди тибетских гор, чтобы карательные отряды Камаитачи не нашли спрятавшегося здесь Хироки. Ряд ли Провидение укрыло здесь молодого горностая, чтобы следом привести его преследователей.

Ши молча слушал разговор, переводя взгляд то на Шэн, то на Тэна, который оказался Хироки. Хоть Ньяо и старался придерживаться традиций своей религии, сейчас он был бы рад выпить залпом чашку рисовой водки. Или две. Может быть, от этого происходящее станет хоть немного понятнее. Девочка оказалась мальчиком, что сейчас, в сочетании с накрашенным лицом и женскими одеждами выглядело странно и заставляло Ньяо периодически смущенно отводить взгляд, дабы не рассматривать убедительность маскировки. Потом Тэн оказался Хироки. Опять же, что там за клан и за семья, Ши не понимал, ему и так было достаточно поводов для осмысления происходящего. Ньяо старался сохранить на лице выражение доброжелательного спокойствия, все же он – наставник и ко многому должен уметь относиться философски. Пока получалось. Он по-прежнему не вмешивался в непонятный ему разговор, стараясь понять хоть что-то из сказанного тигрицей. Пока понятно только то, что она ни в чем не обвиняет Тэн, то есть Тэна, то есть Хироки. Оставалось надеяться, что на этом трансформации имени ученика закончатся. Ах, да, пить алкоголь на территории монастыря не велят настоятель и Будда. Великий Учитель далеко и просто не рекомендует нарушать свои советы, а вот ирбис близко и нарываться на него с первых дней работы не хочется.

Вся ситуация попахивала каким-то хитрым дзенским коаном, но его смысл оставался непостижим, как звук хлопка одной ладони или пятнадцатый камень дзенского сада. Ньяо задумался о том, что происходящее должно быть известно настоятелю, ведь именно он отвечает за безопасность учеников. Это стоит обсудить с Шэн, когда она закончит свой допрос.

Об убийстве Тэн еще ничего не сказал, хотя и понимал, что мастер Шэн Бо не затеяла бы весь этот разговор, не упомянула бы клан Камаитачи, не знай она произошедшего тогда. Прошло два года, но никто не собирался отпускать убийцу, пусть и мнимого, гулять на свободе. Это уронило бы честь клана, как неспособного расквитаться со своими врагами. И хоть дети горностая не были мстительны и кровожадны, не были горды и зависимы от чужого мнения, понятия чести и достоинства не было им чуждо.

Но ведь мастер Шэн Бо сама сказала, опережая его рассказ, что не чувствует крови и предательств в его судьбе. Не значило ли это то, что она могла найти истинного виновника? И очистить репутацию Тэн, то есть Хироки Кадзэмура, в глазах его родных и его соклановцев?

Он смелее поднял голову, встречаясь взглядом с нею, затем посмотрел на своего сифу.

- Вы наверное слышали, что два года назад клан был обезглавлен. Правящую семью Камаитачи ночью вырезали, всех, даже маленьких детей и старших женщин, - медленно, подбирая правильные слова, продолжил Тэн.

Невольно он содрогнулся: тогда для него это было шоком, даже пока ему не предъявили обвинения, но лишь через время он осознал весь ужас случившегося. В семье было пятнадцать человек, из них четверо были дети не старше пяти лет. И кем бы ни был убийца, он хладнокровно перерезал горло каждому из них. Потому и с таким отвращением и ужасом смотрели на него, на Хироки, когда его обличили, как убийцу.

- В убийстве обвинили меня. Убийцу видели в хаори с символом нашей семьи на спине, хаори та принадлежала мне, - он помолчал, стискивая зубы. Одно дело - жить с этим, другое - пережить заново, ворочая воспоминания. - Я думаю, это сделал кто-то из Курогава, третьей семьи по статусу после нашей. Но я никому ничего не смогу доказать, никто не поверит, что я просто забыл свою вещь у них.

Все оказалось намного серьезнее, чем подозревала Шэн. Она могла предположить, что Хироки – случайный свидетель или кто-то из семьи вождя, кому чудом удалось спастись, но то, что он – главный обвиняемый? Ему же было от силы лет шестнадцать, неужели опытные воины из рода вождя Кумаитачи могли быть убиты мальчишкой, ещё толком не знающим магии? С каких пор горностаям достаточно одной косвенной улики, чтобы объявлять кровавую охоту на ребенка? Шэн очень внимательно посмотрела в глаза Хироки. Парень не врал, он говорил все именно так, как знал сам. Страшно подумать, какие серьезные испытания выпали на долю этого мальчишки.

- Я слышала об этой трагедии в клане Камаитачи, - тигрица медленно кивнула. – Но не знала, что в том кровавом убийстве обвиняют подростка. Хироки, я уже сказала, что знаю о твоей невиновности, так что можешь рассчитывать на нашу защиту, - Шэн бросила короткий взгляд в сторону Ши, не сомневаясь, что он будет согласен с её словами. – Сейчас в монастыре неспокойно, так что пока тебе лучше соблюдать маскировку. Я должна рассказать твою историю настоятелю, ему ты можешь полностью доверять. Пока ты здесь, воины твоего клана тебя не найдут. Учись, тренируйся и хоть немного отдохни от постоянного бегства. Наступит день, когда настоящий убийца будет найден, возможно, с нашей помощью. Старейшины клана Камаитачи мудры, но им потребуются весомые доказательства, - Шэн ненадолго замолчала. – О том, кто ты есть, может догадаться сифу Флер – она очень опытный предсказатель. Но будь уверен, что она никому не скажет лишнего. И не теряй бдительности. Будешь выходить из храма – не забудь поправить платок.

Шэн замолчала, посмотрев на Ньяо. Возможно, у того возникли вопросы к ученику. Если мастера монастыря возьмутся доказывать невиновность Хироки, им предстоит очень сложная задача. Резиденция клана Кумаитачи находится далеко, а доказательства могли быть уничтожены за два года.

Ши ещё не успел толком понять способности своего ученика, но слабо верил, что тому бы хватило умения технично вырезать целую семью. Да и уверенность Шэн передавалась Ньяо – тигрица достаточно подозрительна, и раз она утверждает, что Тэн, то есть Хироки, невиновен – ей стоит верить. История была серьезной, достаточно серьезной, чтобы это осознал маг Воздуха. Ши хотел помочь своему ученику, но Шэн права – сейчас не время. Пока нужно будет заняться подготовкой Хироки, и тренировки стоит сделать как можно более насыщенными. И это уже зависело только от самого Ньяо, раз с остальными обязанностями наставника за него пока справлялась тигрица. Когда та закончила свою речь, Ши коротко поклонился.

- Благодарю, Бо сян… нюйши, - Ньяо опустил взгляд из-за своей оговорки. Хотя Шэн наверняка привыкла откликаться и на «Бо сяншена», и сочла бы это меньшим оскорблением, чем попытку увидеть в ней женщину. Если бы не серьезность разговора, сцену можно было бы считать забавной: перепуганный парень в женской одежде слушает проповеди от женщины, которая явно всю жизнь пытается всем доказать, что женщиной не является.

– Тэн, если у тебя нет вопросов, пойдем, нужно обсудить твое обучение. В свете последних событий, думаю, мы оба понимаем, что тренировки должны стать более серьезными, - эта фраза была обращена уже к ученику.