Комната Двера Пейна

Ну, вообще-то она понимала к чему вопрос, просто очень многозначительно косилась на кулак в стене, точно один только этот факт мог уже ответить на вопрос. Хизер все еще трясло, она даже едва держала себя на ногах, чтобы не съехать по стеночке в бессилии, но продолжала смотреть. "Почему?"

- Потому что только слепой не видел, что ты способен меня прибить в порыве чувств, а потом рыдать над холодным телом!

Эшфорд даже отвечала не так, как привыкла, дрожь с колен ретиво переползла на голос, и каждое слово больше походило на бренчание расстроенной мандолины. Хизер оторвала взгляд от кулака, сдула с лица налипшие волосы и крайне выразительно уставилась на мужчину. Вот даже сейчас, он требовал не нарываться и задает глупые вопросы. Почему? Почему она ушла? Честно, у блондинки дрожала губа, да и вообще она выглядела обижено и оскорбленно - она ведь пришла объясниться, а не драться и не выяснять отношения, просто объясниться, высказаться, показать, что она знает, что виновата. Действительно - знает, и придет время, когда она сможет все это оправдать. А привело ее, в общем-то невинное, стремление, как всегда. К большой жопе.

- Отпустишь?

Волчара выдохнул. Как всегда – горячо, обдавая ее теплом резонирующего от напряжения воздуха, щекой коснулся щеки. Он услышал ее так отчетливо, что казалось, не было этого сбивчивого дыхания, этого трепета страха. Ну вот – все снова на тех же местах, как и было, и можно продолжать крушить свой мир дальше, пока Эшфорд не опомнилась.
Значит, он может убить ее. «Можешь-можешь.» - отвечая на немой вопрос, поддакнуло сознание, и серый зевнул, укладывая башку на лапы, а Двер разозлился. Как она говорит такое? Это волчара может убить, а она доверчиво лезет к нему, когда ясно сказано «хватит!» Ну а он? Он же любит.
Тихий стон, будто скрип двух трущихся камней, и оборотень прижался сильнее телом.
- Я не знаю. – сказал он, давя все сильнее, делая душно, тесно, жарко. Эта встреча должны была быть не такой. Он хотел быть холодным, хотел не питать ее эмоциями – а теперь запустил этот цикл, когда вынужден был кусать локти. Опять. Снова. – Не хочу.
Он не знал, что такое нашло на него, или это такая глубокая обида, или что-то, похожее на тоску, но красные глаза еще больше опухли и сделались мокрыми. Волк не плакал – но чувствовал боль и жжение, и выглядел жалко, не по-мужски.
Мягко тронув ее плечо, он вдруг обнаружил, что жестко цепляет и давит на кожу, оставляя безобидные бледные следы, в скором времени превратящиеся в синяки от пальцев. Нельзя поймать бабочку, не навредив ее крыльям.
- Я обжигаю тебя. – с тоской в голосе, Двер отпустил ее руки. Им надо, им просто необходимо придумать другой способ держать друг друга, и лучше без острой булавки и без сачка. – Мальк кричит. С тобой можно?

Глубоко вдохнуть через нос, закрыв глаза. Не напрягаться от прикосновений и не кривиться, когда больно. Но ведь больно. Она пришла извиниться. Она ведь пришла извиниться, а повернулось все в очередное обвинение. Оправданное, но все равно обвинение. Еще раз вдохнуть. И еще раз.

Хизер же знала. Хизер знала то, чего он не сказал, и не собиралась говорить. К чему, если подумать, пользоваться лишней информацией, он же все понимает - с ней тяжело, ему нужен кто-то, с кем легче. Или так же, как когда-то было с ней. А с ней было без тормозов, когда даже боль в кайф.

Снова вздохнуть. Как это, оказывается, сложно - унять дрожь в коленках, и как можно было не понять, что она-то, она сама, давным давно простила его за все, просто теперь опасалась оступиться. А сказала, просто потому, что спросил. Она давно забыла. Ну, или старалась забыть. Хизер кивнула, подтверждая - Мальк кричит, я слышу - и задумалась. Можно ли с ней? Вообще-то нет, с ней нельзя, абсолютно точно запрещено, пока Двер не остынет и не соберется с мыслями.

- Если действительно хочешь, - процедила блондинка, удивляясь, что так и не смогла совладать с голосом. - А ты не хочешь, я же знаю, - руки-то он ей отпустил, но продолжал давить телом, масса которого явно грозила превратить англичанку в большое мокрое, зато статичное и верное, пятно на стене. Хиз уперлась ладошкой оборотню в бок, мол, отодвинься, и выскользнула из-под него, стоило только чуть-чуть почувствовать свободу, торопливо направляясь к выходу. Остановилась перед закрытой дверью, снова теребя пальцами цепочку, как четки перебирала звенья.

- Он изнасиловал меня, - не обернулась даже, лишь голову понурила. - Он меня изнасиловал, Двер, - она потянула ручку.

Ролевая "Общество трезвенников"

Дверк нравися Руслану и уже одного этого было бы достаточно для того, чтобы это сделать. Но тут было замешано куда больше - он не просто нравился, он... был как папа - беспутный. Руслан не очень понимал смысл этого слова, но зато четко представлял себе, чем беспутные заканчивают. Его собственный отец сперва пил немного, этого Руслик даже не помнил, маленький был. Потом все больше и больше. И, наконец, стал пить постоянно. А кончилось это тем, что взрослые решили расстаться. В случае с Дверком Руслику было плевать, с кем он там расстанется, если начнет пить, потому что этот кто-то не был его мамой, но его волновал конкретно Дверка. Хоть мальчишка и был совсем пацаном, но алкоголь вызывал у него стойкие ассоциации с чем-то непоправимым. С чем-то, из чего человеку потом самому не выбраться. Что-то осталось из детства, какие-то смутные воспоминания о том, что отец не хотел уходить из семьи и в те минуты, когда был трезвый, они с мамой пытались договориться. Но потом папа напивался и все повторялось. В итоге мама не выдержала. И Руслан не хотел, чтобы что-то похожее случилось с его старшим другом. Да, именно другом. После случая с Роксбери у мальчика в этом не было никаких сомнений. А как должен поступить настоящий друг, если знает, что товарищ в беде? Именно! Возможно, даже во вред себе, но так, чтобы помочь этому самому товарищу. Одним словом, Двер и не подозревал о том, что его решили облагодетельствовать. А вот решили.
Сомнений было ооочень много. Во-первых, Дверк тесно общался с Роксбери. А Роберту Руслан дал честное слово, что не будет лазать по чужим комнатам и воровать. С первой частью этого слова теперь была напряженка, ибо лезть придется. Но вот воровать Руслан ничего не собирался. Нет. Он не возьмет ничего. Но все же нарушение договора было на лицо. Однако и здесь благородным мотив "я должен ради друга" сыграл с Дверком злую шутку. Руслан решился пойти и на это. И если даже Роберт узнает и упрекнет его - это уже будет совсем не то, что в его случае. Потому что там Руслан правда поступил подло, а тут - он поступал так во имя человека, который ему нравился, который был небезразличен. И даже если Роксбери будет орать - руслан знал, что возразить. Он еще и сам его упрекнет. Друг спивается, а Роберт палец о палец не ударит! Хотя это Руслан мысленно так все себе представлял, а как там будет на деле, если до разборок дойдет... Однако явной вины как в прошлый раз Руслан за собой не ощущал. Так надо. Хотя Дверк наверняка будет недоволен. Нуууу... Даже может наказать... Что делать, Руслан был готов объяснить свой поступок. Так что два раза не умирать, а один раз придется. И мальчишка, окинув взглядом коридор на предмет посторонних, шагнул в комнату Дверка.

И усилия были вознаграждены - рука коснулась холодного круглого продолговатого стекла. Это не могло быть чем-то иным. Есть! Руслан живо вытащил книжки и извлек на всет Божий две бутылки. Что это была за дрянь - он не знал, да и какая разница. Запах алкоголя он с детства распознавал за версту, а это был именно он. Одна бутылка начатая, а другая пока нет. Ну и отлично. С начатой и проблем не будет - Руслик вытащил пробку и отставил бутылку в сторону как готовую к уничтожению. А вот со второй пришлось повозиться, хорошо хоть ножит мальчишка всегда носил с собой. Какие-то железячки пришлось раскручивать, ну и пробку ковырять. Кстати, с последней просто проблема получилась. Хоть у Руслана и было шило в ноже, пробка только протыкалась, но не вытаскивалась. Мальчишка знал, что для этого нужна такая закрученная штука, у взрослых видел. Но где ее взять? Не бежать же сейчас на кухню, дайте вот такую фигню, бутылку открыть. Ну и пришлось своими силами! Сперва парнишка ковырялся как мог. И так, и эдак на несчастную пробку, а все никак - ни туда и ни сюда. От натуги уже покраснел весь, злиться даже начал, что не выходит. А когда Руслик злился, концентрируясь на каком-то предмете, последнее время предмет этот... ну да, так и в этот раз случилось. Сперва пошел сизый дымок, а потом пробка вспыхнула. Причем с обеих сторон. Конец, погруженный в в бутылку, тоже загорелся, а спирт, находившийся внутри... Словом, больше пробку доставать не было никакой необходимости. Послышался глухой "хлоп" и бутылка развалилась прямо в руках у Руслана. Весь горящий спирт вылился. Горящий? Горяяяящий!!! На этот раз, в отличие от кухни, где Руслик впервые имел дело с огнем, мальчишка не потерялся. Учили их в школе, как тушить возгорания. И Руслик вспомнил - в одно мгновение подхватил одеяло с циновки и накинул на огонь. Ща, вот ща воздуха не будет и перестанет гореть - так учительница говорила.
И так оно и вышло. Мальчишка облегченно вздохнул. Только вот ужас, что теперь тут делалось. Стекла на полу, разлитая спиртовая дрянь, мокрое и одновременно паленое одеяло в этой гадости... Жуть. Теперь Дверк точно рассердится, если все это увидит. А еще пошел ужасный запах. Мальчишка приоткрыл окошко. Все равно выливать вторую бутылку придется именно туда, не с собой же ее забирать. Стекла были сложены в мусорку и Руслан попытался собрать все, до самых маленьких кусочков. Мама всегда говорила, что опасны не большие стекла а маленькие. Перетряс одеяло. Эх... в некоторых местах оно успело почернеть. Ну Руслик отдаст Дверку свое. Нежалко ему ничего, ради друга. А комнату надо было тщательно проветрить. Как это там у него получалось усиливать ветер, когда он камешек двигал? Сосредоточиться бы. Но какой там? Мальчуган был напуган всем произошедшим, а тот факт, что он только что воспользовался стихией огня, вообще настроил его на другой лад.
Так. Стекла собраны. Спирт остался на полу, но не идти же за тряпкой, Руслан снял собственную куртку монастырскую и принялся затирать. Ну а что делать то? Ну постирает придет. Наконец и на полу было убрано. Только вот одеяло это. Однако вот тут поменять ничего Руслан не мог сейчас. Потом, когда Дверк скажет, что с его одеялом вот такое дело, Руслик предложит свое. Если бы оно еще не воняло... ЫЫЫ ... Вторую бутылку Руслан в приоткрытое окно вылил на улицу. Все, кажется. Миссия выполнена. Хотя Руслик еще раз проверил тумбочку. Не, пусто. Литература была сложена, благо ее не залило этой гадостью. Ну что, уходить?

Мальчишка последний раз осмотрелся. Нет, ну этот запах, просто ужас. Теперь все было доделано и ничего не мешало. Если он сконцентрируется, то, возможно, чуть увеличит движение воздуха по комнате. Еще бы одеяло проветрить. И Руслан все же попытался. Что он там в прошлый раз представлял? Былинки? Ммм, не, не вариант. Сейчас, если закрыть глаза, то Руслан почти видел этот запах, наполнявший помещение. Он был какой-то сизо-зеленоватый и очень едкий, хотя обычным зрением не замечался. Но парнишка уже представил его и видел, как запах идет по комнате, как он касается стен, мебели, углов, как оседает на полу серо-зеленоватой липкой пленкой. Руки ушли в стороны и кисти быстро заработали, вперед, взмах, словно Руслан описывал колесо. Движения были ассиметричны, словно параллельны, а потом руки разошлись в резком порыве и в тот же миг оконная рама ударилась обо что-то и зазвенело стекло, а комнату начал наполнять ветер. Он зашуршал по углам, он прогонял отсюда всю эту затхлость. Вместе с запахом паленого одеяла уходил и запах Дверка. Но что поделаешь. Руслан не видел этого глазами, глаза его были закрыты. Но он почти чувствовал перемещение стихии по комнате. Стало прохладно, все-таки на улице было не тепло. Потом еще холоднее. Хватит. руки опустились и в тот же миг окно захлопнулось, словно ветер, вылетая из комнаты, прикрыл его за собой. Мальчик закрыл шкаф, поправил одеяло на циновке. Вроде бы все. Пустая бутылка вернулась в тумбочку. На первый взгляд, если бы не подпаленное одеяло, все как и раньше. Может, и одеяло поменять, ведь есть еще время. Но Руслан боялся. Ему бы сейчас отсюда выбраться, чтоб не напороться на кого-то. Ну, а теперь валим.
И паренек выскользнул из комнаты. Почему-то он не боялся наказания. Точнее, конечно. было боязно, но сердце грела мысль, что он поступил правильно. Корпус мастеров был покинут так сказать с чувством выполненного долга. Просто недавно Руслик видел Дверка пьяным. Да, пусть издали. Но видел. Этого хватило, чтобы устроить в комнате взрослого такой шмон. Ну, теперь надо идти домой и заранее быть хорошим ребенком. Например, за уроки сесть. Руслан вздохнул. Ну придется сесть. Что-то ему подсказывало, что искать его будут не долго. Хотя надежда умирает последней. Но это чертово одеяло... И куртку теперь надо постирать. Улики оставлять нельзя по любому.
И Руслан направился в свой корпус.

Погода к вечеру стала паршивой. Настроение, естественно, тоже, однако на фоне целой недели ругани с Хизер и депрессии по поводу ее окончательного отъезда (Двер понял это, когда девушка переправила Малька к родителям) текущее депрессивное состояние оборотня было малозаметно. Он вернулся в комнату, растрепанный, потерянный, мокрый от дождя и озлобленный, что не на ком выплеснуть накопившуюся агрессию. А хотелось. И пить хотелось… безумно.
Однако, волк не притрагивался к своей заначке. Решение бросить пить он принял пару месяцев тому, сразу после ужасного события в столовой, когда чуть не придушил бедняжку Оливию, и теперь свято постился. Срывы, конечно, случались – когда Еванс умудрялся затянуть Пэйна в бар или вот, например, когда принес в лазарет пузырек «лекарства». Но он уже не доводил себя до состояния исступления, волку удавалось держаться. Расстраивало только, что гордиться этим его достижением было некому, потому как о грешках мастера в монастыре знали единицы таких же выпивающих.
Побывавшего в комнате постороннего оборотень засек сразу. Не понял только, кто это был, однако докопался, внюхавшись. Руслан хорошо убрал за собой, действительно чисто замел следы: алкоголем пахло едва ли, однако слишком чистый пол наводил на подозрительные мысли, и еще этот воздух… Пэйн никогда не проветривал комнату, потому почуял неладное, только ступив на порог. Он не стал закрывать за собой дверь, уже зная, что пойдет искать гнусного нарушителя, смевшего копаться в личных вещах, однако… Хотелось узнать, зачем приходили.
Сначала оборотень подумал на Хизер. Удивительно, учитывая то, что девушка уехала пару дней назад, однако под ложечкой засосало: вдруг вернулась. Ему хотелось, чтобы Эшфорд скучала, чтобы ждала, сложив ручки на кровати и поджимая губки, сожалела, что выпнула его, как щенка, из своей жизни, променяв на некоего «Спайки». Ох, он злился, думая об этом, и хотел приложить дурочку пару раз головой о стенку, чтобы не позволяла себе такого больше, однако… надежда и прощение. Двер все еще был способен простить ее, пускай и немного побуянив для приличия. Кстати, в духе Хизер было бы прибрать и проветрить затхлое помещение. И, – он посмотрел на кровать, - подпалить покрывало.
Однако волк чувствовал, что здесь не было ее запаха. Чей-чей, а этот он бы узнал и через много лет, даром что шел за ней от Англии до Китая практически по следу, как исковая собака. Волк внюхивался, пытался найти тонкую знакомую ниточку терпкого розового чая с гвоздикой – с этими цветами ассоциировался ее дух, но тот был едва различим. Ноги Эшфорд здесь не было много месяцев, и оборотень расстроился.
Естественно, следующим в списке подозреваемых оказался Дамьян. Ублюдок недавно вернулся в храм, успел бросить Оливию, а значит, наверняка прочухал, что у его экс-партнерши случилось что-то интимное с Двером. Он пришел мстить? Забрать что-то личное, рыться в грязном белье, выискивая компромат, чтобы предъявить? Тогда он зря приходил, потому что не нашел бы ничего, кроме кулака в славный лезущий не в свои дела нос. И все же, Пэйн бросился проверять очки, которых отчего-то стыдился и прятал… но они оказались на месте, прикрытые шторкой на подоконнике. И книжка выдержек из работ Эйнштейна под матрасом. Волчара облегченно выдохнул.
Кружа по комнате он, бесчувственный к слабой боли, не заметил, как натолкнулся на улику. Пускай тот, кто здесь побывал, неплохо вымыл за собой пол, одна из стекляшек разбитой бутылки все-таки завалялась у груды скинутых «в стирку» вещей. И Двер на нее наступил ничем незащищенной ногой, порвав носок и порезав пятку так, что осколок впился в кожу. Мастеру стало больно только тогда, когда он еще потоптался туда-сюда от стены к стене и окончательно вбил стекло в пятку, но он только скривился, даже не присмотревшись.
А потом все-таки уловил, кого напоминает запах пришельца. Это оказался Руслик, его «пацан», дружбан, потому злоба как-то сразу спала, и сделалось скучно. Если мальчишка пытался сделать приятное, то… он все равно не скажет спасибо, а просто попросит больше не входить в дверь. Потому что Двер не был благодарен.
И в общем, мальчишке бы все сошло с рук, а про случай оборотень узнал бы спустя пару месяцев, да и то не факт – если бы полез смотреть на бутылки, однако Пэйн сел на матрас и стянул дырявый носок, изучая, что такого нехорошего приключилось с пяткой. Нервные рецепторы уловили зловонное амбре, неперебиваемое даже железным запахом крови. Волк не морщился – как и другие его приближенные, он привык к своему аромату. Однако ноги следовало чаще мыть.
«Что за… - Двер действительно не ожидал увидеть глубоко врезавшийся осколок из знакомого закаленного стекла. Дорогая была бутылка, коллекционная, и когда-то он покупал ее, чтобы распить с Хизер, да та отказалась: нужно было кормить грудью ребенка. Пэйн в тот день фыркнул, обиделся и ушел напиваться один, но не из этой бутылки. Просто в баре. – Мартель? Неужели мой Мартель?!»
Волчара уже наспех расковырял рану, доставая стекляшку на просвет: да, это были знакомые изгибы. Он держал этот коньяк в руках очень долго, грел душу, мысля о нем, и даже впустил в свое сердце, потому сей напиток стал ему как дитя родное… которого, в общем-то, не было. Мастер даже не стал тратиться на то, чтобы залечить пробитую осколком дырку – поставил ногу на пол, оставляя кровавый след, и с места сиганул к тумбочке, где было… должно было быть… сокровище!
- Твою мать! – он рывком захлопнул дверцу так, что та едва не сорвалась с петель, и с рыком вытащил пустую бутылку относительно дешевой дряни. Эту было не жалко – все равно приторно сладкий ликер, невкусный, оттого и брошенный недопитым. Но вот Мартель! Оборотень убить был за него готов. – Данзас, башку откручу!
Следующей едва не отлетела к стенке коридора дверь комнаты. Волк вроде слегка коснулся ее плечом, однако порыв гнева был таким, что трясись и бойся все. Под босыми ногами пол ходуном ходил, мелко сотрясаясь, и пыль разметалась вокруг мага, отшвыриваемая энергетическими вибрациями. Прочь!
Но спокойно, до ученического корпуса было еще по улице топать. Пэйн рычал, сжимал руки в кулаки, а несчастная оставшаяся стекляшка так впилась в ладонь, что практически втерлась в кожу. Между пальцами побежала кровь – слабая тонкая струйка, но от нее было легче. «Держать себя в руках, держать в руках, это же мелкий, это же…»
- Руслан! – Пэйн обрушил удар на дверь, рванув на себя ручку и саму хлипкую доску. Эта самая ручка оказалась зажатой в пальцах отдельно, теперь комната пацана не закрывалась. – Ты что ж, гад, сделал?! – волк и подумать не мог, что малый сейчас и не вспомнит: целый день ведь прошел! – А ну иди сюда! – маг буквально напрыгнул на постреленыша, хватая того за шкирку, пока тот только немо глотал воздух да хлопал глазами. – Хочешь, чтобы я тебя… У! - и оборотень ударил в стену ногой от бессилия, просто потому, что перед ним был ребенок. Сжимающийся, напуганный, непонимающий. Двер зло сопел через нос, сдерживая гнев, и качал головой, как будто вслух произносил: «Да как ты мог, ты хоть знаешь, что это? Почему? Почему тебе в голову это взбрело?!» И хотя англичанин был не из бедной семьи, и такие бутылки он вполне мог себе раз в месяц позволить разбивать с друзьями на пару, ему действительно было досадно и обидно. Досадно, кстати, больше из-за Хизер и неудачной недели, а это – так, повод для срыва. Но и срываться-то оказалось не на ком. Не человек – просто камешек под ногами.

Руслан же собирался быть хорошим ребенком? Собирался. И он реально сел за уроки. Даже вот с какой-то задачкой ковырялся. Конечно, очень скоро надоело и он начал просто рисовать в тетрадке. Однако мысль о том, что а вдруг Дверк придет - не давала покоя. Мальчишка даже в комнате прибрался, ему казалось, что это сыграет в его пользу. В целом же он нервничал, но убегать и прятаться... Это казалось ему нечестным. Дверк все для него, а он будет бегать. Нет, он поступил правильно, он сделал, как нужно, и не надо бояться. Все будет хорошо, потому что он прав. Это было, конечно, самовнушение, но успокаиваться себя было больше нечем. И Руслан опять сел на циновку, где спал. Там и были разложены его тетради-учебники. "На одной грядке росло 17 сорняков, а на другой..." О боги, да какие там грядки и сорняки, когда тут бутылки и тумбочки. А еще минуты, которые Руслик уже чуть ли не интуитивно считал. А, может, к Руж уйти? У Руж Дверк его не достанет. Можно прийти, попроситься чаю попить с Адлерами, сказать, что в столовой не наелся, что ему, кружку чая не нальют? А потом сесть играть с Кассием. наглость, конечно, но что делать, когда тут такое.
Чем дальше, тем больше Руслан боялся, тем сильнее у него все внутри начинало дрожать. Я прав, я прав, - повторял себе мальчишка, но чем больше повторял, тем меньше это помогало. И уж кем-кем, а спокойным паренек не выглядел. И не зря.
Руслан еще думал о том, что если Дверк придет - он всегда может в окно сигануть. Но какой там! Дверк не вошел, Дверк влетел, фактически срывая дверь с петель. Если бы Руслан и понял, что к чему, он бы не то что в окно не успел выпрыгнут, он бы на ноги подняться не успел. А он и не успел, потому что здоровенная ручища схватила шиворот его монастырской куртки. И в следующий миг Руслик фактически взлетел в воздух, циновка с учебниками осталась внизу, а сам он... Ноги оторвались от земли! Под мышками швы врезались в кожу! Тут можно было сделать две вещи: заорать что есть мочи или потерять дар речи.
- Аааыыы... - это был не крик, какой-то полуписклявый выдох и Руслик втянул голову в плечи, закрвая грудь и живот руками, потому что Дверк пока молотил ногами стены, но в следующий миг по всей видимости то же самое начнет делать с ним, с Русланом.
- Я больше не буду, - слезы брызнули вместе с этими бессмысленными откровенно словами. - ыыы, - Руслик заревел не заводясь, сразу с месте, в три ручья, словно вот сто лет копил, - ыыы, - он с перепугу и выговорить ничего не мог, - ыыыыыы, - только сжимался но не сопротивлялся даже.
Он и думать забыл о своих каких-то выступлениях, о том, как скажет Дверку, что тот себя губит, что так нельзя. Что он не должен так пить, что это плохо кончится. Какие там проповеди! Руслан уже даже не порки боялся, это был чисто физиологический страх возможного уничтожения организма как такового.
- ыыы, - последний писк и только всхлипы.
И дрожь. А еще взгляд. Руслан глядел на Дверка так, словно тот сейчас реально должен был его убить. Хотя почему же словно? Руслан поверил. Пэйн только заикнулся этим своим "ууу", но мальчишка фразу достроил. И ведь убьет.

Дверу, честно говоря, сейчас было абсолютно наплевать, будет еще Руслан бить бутылки или не будет. Возможно, он даже случайно – но это ему уже не поможет. Пэйн злился, и злился так, что его самого колотило, а ударить – он занес кулак над мальчишеским лицом, - ударить было некого.
- Ты!.. – ревел оборотень, перекрывая все эти «аыыы» на разные лады и ударами с ноги сотрясая стены. – Да ты хоть знаешь, сколько это стоит?! – волк разжал кулак, выпуская воротник мелкого, отчего тот шмякнулся на подкосившихся коленках на матрас, и мастер шандарахнул пяткой в камень еще раз. – Да лучше бы ты десяток лексусов расх**ачил, чем это! – он продемонстрировал стекляшку на окровавленной ладони, ковырнул ее пальцами из мяса, а потом всадил еще глубже, бессильно долбанув по стене последний, затухающий раз. Знал бы Руслан, какова настоящая цена Мартеля. Знал бы, что ему пятьдесят лет на этот коньяк работать и не заработать. Одна бутылка, что б ее, стоимостью всего Бобовского бара вместе с частью отеля. И какой-то пострел ее просто разбил.
- Я тебя… - маг пытался дышать размереннее, вспоминая все практики этих психологов, что залечивали его до беспамятства и слюней изо рта. – Ты хоть… За что, скажи?! За что?
Двер сжимал в кулак саднящую руку, как-то совершенно потерянно растирая кровь пальцами, потом ими же ерошил волосы, запуская пятерню, и сопел, как будто готовый сам разрыдаться. В конце концов, ценность бутылки была даже не в стоимости. Просто она, ну… для Хизер покупалась. Для них с Хизер. И было так неприятно, досадно и больно, что какой-то ушлепок… Как если бы он поломал отношения, а не просто вылил коньяк. И еще ведь вдвойне обидно было, что отношение к Руслику у оборотня были самые что ни на есть доверительные, душевные, а тут такой камень в спину. Ну скажи ты, что не специально! Так нет, «я больше так не буду». Волчара смотрел на мальчика взглядом, отражающим не злость – разочарование. «Ты ведь был нормальный ребенок. Мы друг друга понимали. За что же так? Я сделал что-то плохое? Я тебя ненавижу».