Рим, ресторан.

Мелькающие вывести, проезжающие мимо машины, приветливые лица, зелень, яркие витрины, блеск дорогих украшений в лучах высокого жаркого солнца - все сливалось в глазах девушки в тошнотворный витраж, загипнотизировавший ее до состояния пациента на аппарате жизнеобеспечения. Казалось, ни дурацкая собака, ни ярко-голубые глаза неожиданно появившегося в жизни папочки, то и дело мелькавшие в зеркальце заднего вида, не могли вывести Эстель из своеобразной комы. Поэтому она даже не обратила внимание, когда Ноэль начал припарковывать автомобиль у какого-то небольшого ресторанчика, расписывая все его прелести, она ни кивнула, ни вообще подала вид, что услышала. Скорее всего, действительно просто не распознала в речи родителя членораздельных достойных внимания звуков.
Следуя воле собственного подсознания, француженка выскользнула с заднего сидения, когда ей открыли дверь, и просто пошла внутрь, ни с кем не здороваясь и не дожидаясь, когда Ноа последует за ней. Села за какой-то столик, машинально разгладила салфетку на коленях, открыла сунутое под нос меню и зависла, разглядывая первое слово, являющееся названием ресторана. Переставляла буквы, будто в анаграмме, и пыталась составить новое слово, какое-нибудь волшебное заклинание, которое, стоит лишь произнести, тут же вернет все на круги своя, а эта нелепая встреча окажется просто дурным сном.
Играла музыка, скрипели приборы о тарелки, звенели бокалы, люди смеялись и говорили, а Эстелиз подташнивало от всего этого, от сидящего напротив Ноэля, от улыбчивых официантов и абсурдности происходящего. Благо, папаша хоть собаку в ресторан не потащил, с него станется. Девушка подняла на него ясны очи, в которых недвусмысленно читалось "заткни свой рот!", и снова принялась переставлять буквы с усердием душевнобольной.
Есть не хотелось.

У ресторана была своя парковка. Нетривиальное здание с кланяющимися мальчиками, готовыми снять с плеч пиджак и обслуживать его точно так же, как самих посетителей. Ноа нравилось, как они работают: с душой, исконно итальянской вежливостью, скромно, но с достоинством. Быть может, эти люди служили деньгам. Однако Лорану нравилось видеть в этом призвание… и идею.
- Они готовят все прямо на месте, без полуфабрикатов. – мужчина рассказывал, чтобы как-то поддержать разговор и возможно, поднять Эстель настроение. – Омары, рыба печеная и под соусом, грибы моцутаке, фриттата, стейки из вагью, итальянский белый трюфель… Я говорил тебе, что давно не был в Риме? Это город туристов, и только один ресторан готовит такую еду. Даже для меня… дороговато, но у нас же есть повод отметить, а? Я думаю, тебе понравится.
Он улыбался. Музыка была превосходной, и здесь играл хороший виолончелист. Иногда странно, что музыканты остаются работать при заведениях, а не пишут свои произведения и не выносят их в массы. Но что-то в этом есть. Свой мирок чистых звуков, только для избранных.
- А я начинал играть с баров. – он неожиданно перевел тему, но тут же забылся. - Слушай, Эстель, мне всегда хотелось попробовать этот омлет. Тебе тоже, или предпочтешь что-то другое? Есть не хочешь?.. У них отличный десерт из горячего мороженого, я закажу, ладно?
Он улыбнулся официанту, делая заказ, и отказался от дегустации вина, хотя его друг говорил когда-то, будто это все равно входит в стоимость.
– Сок, грейпфрутовый. И юбари. Так эмм… Часто отдыхаешь в Италии?

Порой о невозмутимости некоторых людей хочется писать песни, например... например о невозмутимости официантов. В действительности, какое им дело, почему взрослый мужчина и молоденькая девчонка делают в ресторане вдвоем, кто кого и зачем склеил, девчонка ли богатого мужичка, у которого кризис среднего возраста и тянет на "помоложе", мужичок ли глупую девчонку, которую тянет на деньги и на "постарше"... Пока они пьют, едят и заказывают, не бросаясь друг на друга прямо посреди зала ресторана, их можно считать папочкой и доченькой, ведь ничто не указывает на обратное. Тем не менее, человеческие предрассудки остаются на месте и если они видят явно разновозрастную пару за столиком, вряд ли кто уличит их в родстве.

Эстель еще раз подняла глаза от меню на отца, наверное, с минуту не сводя с него пронзительного недовольного взгляда. Ей было определенно не понять, отчего он так счастлив и постоянно треплется попусту.

- Ну и что же мы празднуем? - девушка захлопнула меню с такой силой, что чуть не уронила пустой бокал на пол, и вручила книжку официанту, так и не сделав заказ. - У тебя есть какой-то повод? Я его что-то не наблюдаю, поделишься?

Ноа было интересно разглядывать меню, как и новый интерьер, и официантов, и прочих посетителей, как будто редко бывал на фуршетах или в богатых заведениях. Ему нравилась обстановка. Эти исчезающие и появляющиеся халдеи-волшебники, реагирующие на любой жест или даже взгляд, чувствуют тебя ближе, чем ты сам. Вот только что: как они узнали, что Лоран больше ничего не закажет? Он все еще держал открытой книжку в кожаном переплете, поверх глянцевых страниц изучая отражающийся взгляд Эстель, улыбался себе, сам еще не зная, что через секунду отложит меню в сторону.
- Наверное, ты очень переживаешь из-за мамы. – мужчина расслабленно положил на стол руки, проводя пальцами по рельефной белой скатерти, вытянул из подставки салфетку и аккуратно постелил ее себе на колени, подражая дочери. Как будто сам забыл про правила этикета. – Ладно тебе, Эстелиз, с ней все будет в порядке через неделю-другую. Познакомимся с тобой. Хочешь, повожу по концертам? Куда ты мечтала съездить?
Вопросы, кажется, заставляли ее все больше грустить. Ноа не распознавал злость, в отличие от тех же официантов, которые молча готовились к капризам при идеальном обслуживании, к оскорблениям за то, что прошли рядом со столиком или обошли столик стороной, к причитаниям, будто еда невкусная, а готовка медленная и прочим привычным сюрпризам. Но они стерпят, потому что им платят, и ни слова не скажут поперек. Лоран тоже стерпит, но не потому, что получит за это деньги. Он просто не поймет. Тупая улыбчивая глыба.
- Милая, попей водички.

Девушка крайне выразительно изогнула дугой бровь, что только дубиноголовый не смог бы распознать в ее взгляде необыкновенной предвзятости к каждому сказанному отцом слову. Она красноречиво состраивала на личике такую бурю отрицательных эмоций, что при должном усердии этой бурей вполне можно было бы бить посуду. Эстель слушала, тихо фыркая, теребила пальцами сияющую вилку, и ненавидела этого двухметрового остолопа вдвое больше. А его собаку, отчего-то, так вообще втрое.

- Прости меня, конечно, - процедила француженка, даже теряясь в потоках мысли Лорана, - но ты что, идиот?

Следуя справедливым суждениям, что со слабоумными надо прямо, без подковырок, девушка решила поинтересоваться у Ноа напрямую, как он сам расценивает собственную мозговую активность. Судя по тому, что он постоянно улыбается, как больной, смотрит на людей добрыми глазами преданного хомяка-переростка, и вообще демонстрирует желание сотворить мир во всем мире, Корентайн вполне сердечно засомневалась в родстве с этим человеком. Как?! Как, скажите, у такого медведя могла появиться такая милая, добрая, славная и, что самое главное, умная и самодостаточная дочь, как Эстелиз? Да никак! В больнице напутали, а мама была невменяема, когда так считала. Соорудив после своего вопроса непродолжительную театральную паузу, чтобы зрители (которых, к сожалению, не было) успели вдохнуть в легкие воздух, девица продолжила задушевную беседу.

- Твои концерты мне в жизни не сдались, засунь свою виолончель знаешь, в какое место? Мечтаю поехать в Антарктиду кормить пингвинов рыбой с вертолета, слабо организовать? Ешь давай, раз тебе так неймется, и поехали оформлять эти чертовы документы, после чего я спокойно продолжу свой отдых без твоей надоедливой улыбки! Официант! Принесите мне чашку зеленого чая с мелиссой! И пошустрее!

Мужчина по-прежнему улыбался. Наверное, медленно, где-то внутри все же начали слегка поскрипывать без масла шестеренки, но кхм… Лоран не перестал видеть перед собой милого напуганного подростка. Она чуточку растеряна, чуточку громковата для этого прекрасного места, но насколько сильная! Мать воспитала ее безупречной. Манеры, осанка, достоинство, непревзойденно тонкое чувство юмора, сохраняющееся с ней в столь трудной для ребенка ситуации. А он, быть может, расплакался бы в детстве.
- Я не идиот. – Ноа рассмеялся негромко, улыбчиво оглядываясь вокруг, как будто бы восторгался каким-то необычайным фокусом и хотел, чтобы другие тоже его увидели. – Эстель, ты, конечно, умнее меня… Я знаю как со взрослыми бывает неинтересно. Я сам рос в приюте.
Лоран не знал, насколько девочка осведомлена его прошлым. Одно только то, что она в курсе про виолончель и музыку, грело ему душу: значит, мама говорила иногда о нем. Хотелось бы знать, что. Только в какое место засунуть инструмент Гай все равно не понял. Равно как и про надоедливую улыбку.
- Не злись, пожалуйста. Я же не знал что ты любишь пингвинов. Конечно, мы съездим… слетаем. Признаться, никогда не был в Антарктиде.
Вообще, увлечение показалось Ноа занятным. Он задумался, можно ли купить пингвиненка в зоомагазине и сделать Эстель подарок, если, конечно, Лора позволит завести такую живность. Насколько он помнил, женщина не хотела говорить даже о том, чтобы завести кошку, какая уж речь об экзотике. Не мудрено, что девочке интересны животные, раз их никогда в доме не было. Она подружится с Шерди.
- Хочешь, я приведу собаку? Она слопает из рук все, что дашь. К тому же, ты можешь научить ее всяким штукам. Герда умная…
Их отвлек официант, исполнявший приказ с такой поспешностью, что Ноэль решил, будто тот материализовался из воздуха. Девушка получила чай и шарик мороженого в печенье, который бах – и вспыхнул прямо на глазах к восторгу громилы. Гай видел такое впервые.
- Здорово, да? – уголки рта дернулись шире обычного, и мужчина превратился в такого улыбастого Гимзу из детского фильма. Его заказ подали следом через минуту, однако Лоран не торопился взять вилку. – Эстель, мы не можем подписать документы и просто оставить тебя в Италии. У меня есть работа, хотя конечно, я отложу все дела. Но не бойся, ты не останешься одна, обещаю.

Нет, он все-таки идиот. Было несколько необычно осознавать, что на свете существуют люди, способные не вспыхнуть на достаточно быстро переходящие на личности наезды Эстель. На взгляд француженки, не разораться, отстаивая свою точку зрения, было просто нереально. Девушка откровенно захлебнулась в собственном словарном потоке, потому что просто не могла сформулировать настолько едкую фразу, чтобы ее яд умудрился пробить толстокожесть сидящего напротив человека и добраться, наконец, если не до мозга, то хотя бы до сердца. Девушка даже не могла понять, Ноа так шутит или он в действительности воспринял все ее слова всерьез.

Корентайт было, признаться, абсолютно начхать, где рос ее отец, если он вообще рос. Глядя на него складывалось впечатление, что он на свет появился такой громадиной. С другой стороны, француженка начала понимать, почему многие люди так им восхищались, своего рода она сама была восхищена его выдержкой, сама не отдавая себе в этом отчет. В конце концов, если у Эстелиз не нашлось слов в ответ, значит ее по-настоящему сразили.

- На твою Герду у меня аллергия. Как и на тебя.

Она недоуменным взглядом уставилась на всплывающие прелести местной кухни, в голове собирая все известные ей слова в как можно более неприятные предложения, чтобы все это одним ведром помоев вылить на отца, но ничего не получалось. Все ее оскорбления вертелись вокруг тупоголовости этого истукана, в которой он, не кривя душой, уже и сам признался, его музыке и его собаки. Больше она не знала о нем ни-че-го-шень-ки. Наконец, она просто решила его позорить. И если обычно она старалась объясняться на приличном языке, не употребляя вообще никаких ругательств, наличие Ноэля в непосредственной близости разительно меняли ее манеру поведения.

- Мёсьё! - ласково улыбнулась она официанту-невидимке, появляющемуся так неожиданно, будто все время до этого он просто прятался под столом. - Объясните мне, ce qu’est ce bidule*? - улыбка посочилась гадким ядом, и во всем выражении миловидного личика было недвусмысленно нарисовано, что она сделает с этим bidule, если ее сию же секунду не уберут со стола.

*Что это за хрень?

Эстель, довольная собой и официантом, облокотила ручку на стол и уложила голову на ладонь, провожая расторопного "мёсьё" практически влюбленным взглядом. И если Ноэль не заморачивался о ценах, то его доченька, выходит, только на них и заморачивалась. Она не просто любила, когда ее обслуживали по первому классу, она считала, что в этом состоит сама суть ее жизни, смысл существования - быть королевой во всем. Если это означало платить бешеные деньги за обслуживание, видеть страшные суммы в счетах за отели и тратить многонулевые суммы в магазинах брендовой одежды, значит так тому и быть. Красиво жить, как говорят, не запретишь. С другой стороны, девица прекрасно понимала, что сейчас тратит деньги своего новоявленного отца, и вряд ли ей удастся легко от него отделаться, учитывая, что Лора лежит в больнице. Наверняка, "заботясь" о будущем маленькой мадемуазель Корентайн, все счета будут заморожены до совершеннолетия, если с мамой что-то случится, а прощаться со своими привычками Эстелиз никак не собиралась.

Она перевела взгляд на объясняющего элементарные вещи мужчину. Раз уж он так многословит, наверняка не оставит ее на растерзание судьбы, что бы она ни говорила. Проснулись, блин, отцовские чувства спустя столько лет.

- Слушай. Помнишь, ты говорил, что я умнее тебя? Так вот не позорься, заткнись и ешь, если хочешь, чтобы я вообще хоть когда-нибудь тебя слушала. У меня вещи остались в отеле, и чем быстрее ты дожуешь, тем быстрее мы сядем в самолет и покончим с этими бумагами. Твоя забота мне сдалась так же, как и твои концерты. Так что я буду тебе болше благодарна, если ты просто оставишь мне парочку своих кредиток, вернешь мне мой испорченный отпуск и слиняешь в какой-нибудь Тибет искать новые таланты, окей? Я понятно изъясняюсь?