Пекин, Гостиница

То, что случилось, было даже для Алекс слишком. Всю ночь её мучили кошмары, в которых Логан то ломал брату палец, то руку, то ногу и к утру у девушки не осталось сомнений, что один из снов в ближайшее время сбудется. Логан с утра был мрачный и злой, а потому англичанка окончательно убедилась в жутких планах своего жениха. Разумеется, это было сделано с подачи Мракони, но это не делало поступок менее мерзким и неправильным.
Что чувствовала Лекса, когда Логан уходил утром, а она знала, что всё случится. Боже... Как велико было желание закричать, забиться в истерике, сказать, что это всё ужасно, что они не должны. Всё внутри у девушки рвало и метало, ей было дурно, что-то в душе как будто лопалось и раскалывалось, а она сидела и обычным видом пила свой кофе. Даже в подобной ситуации железный разум брал верх над сердцем и девушка делала то, что было разумно. А разумно было делать вид, что она ничего не знает. Не для того она пять лет притворялась влюбленной в Логана, чтобы в один прекрасный день встать на пути у Мракони и перечеркнуть всё сделанное.

Ей было ужасно стыдно перед Хью. Она даже ушла из гостиницы и, вопреки обыкновению, просто бродила по городу, потому что невыносимо было осознавать, что она могла предотвратить это ужасное для Хью происшествие, но не стала. А самое омерзительное, что парень ничего не знает и будет продолжать ею восхищаться. Эта мысль вызывала у Лексы дурноту и желание себя же ударить.
Девушка гуляла весь день, шла, не задумываясь о пути и просто сворачивая туда, где было побольше людей. Хьюго не покидал её мыслей и Александра, кажется, в сотый раз прокручивала у себя в голове это происшествие в раздевалке. Внутри всё холодело.
Незаметно для самой себя, девушка пришла к гостинице, в которой жил Хьюго. Ноги будто сами привели её сюда, потому что она думала о нем.
В гостинице её приняли радушно, хотя она и была четырехзвездочная, Лекса все равно слишком контрастировала со скромным холлом и, вполне естественно, служащим гостиницы хотелось, чтобы она поселилась тут. Их ожидания девушка не оправдала. Пройдя на ресепшн, она потребовала, чтобы ей сказали номер, в котором живет Хьюго Би-Роуз. Ей сказали номер, этаж и даже предложили проводить. Англичанка отказалась и направилась к лифту.
Спустя пять минут она стояла у деревянной двери, наверняка знала, что Хью там. Собравшись с духом, девушка постучалась.

Хью доставили в больничку довольно оперативно, перевязали и даже сделали какие-то уколы, чтобы успокоить, но на душе все равно оставалось невыносимо больно. Признаться, он и не понимал толком, что его беспокоит больше: то, что не попадет на свой первый серьезный матч завтра, или то, что это сделал брат. В плече ныло, любое движения отзывалось резко и колко, однако хуже всего было именно на сердце. И он плакал. Тихо, пока никто не видел, потерянно и совсем бессильно.
Как он мог противиться воле папы? Как он мог допустить, что сможет? Он слабый, он не всесильный, а все решается… не деньгами, не волей, а просто через ломание костей. И это его бездушный, расчетливый старший брат, который полагался быть защитником, заступником, единственным в мире, кому можно положить голову на плечо, поныть на несправедливость жизни, посмеяться над чем-то и забыть о горестях с улыбкой.
Он любил Логана. Парня, с которым весело носился в шкурах, гоняя зайцев. Парня, с которым бок о бок стоял против толпы. Парня, который огрызался на Мракони, выгораживая мелкого шалопая, чтобы тот мог продолжать вести свои легкие игры и не парился без серьезного повода. Однако… Хьюго был предан.
«Я ненавижу тебя… - глотая слезы, он пытался смотреть в ноутбук, где была открыта скачанная недавно гонка, и не мог ездить на игрушечной машинке, потому что болью отзывались даже движения пальцев. – Я тебя ненавижу…»
На него было жалко смотреть. Такой потерянный, он предстал и перед командой, а ведь всегда был силен духом. И репортеры, заставшие баскетболиста с камерами, лезущие отовсюду как мухи – они его бесили. Хью не хотел никого видеть. И стук в дверь предпочел не расслышать, спрятав лицо в подушку, а компьютер убрав на пол. Его теперь ничего не интересовало в жизни. Он даже не знал, хочет ли пойти посмотреть завтра матч. Но если не придет – пойдут вопросы от команды, не специально ли травму себе сделал. И было до досадного обидно, что нельзя рассказать им всю правду о нелегкой жизни сына олигарха. Мракони Би-Роуз был последним подонком, какого только можно себе представить.

Теснота. Теснота или пустота – он не мог с этим определиться. Хьюго правда был очень сердечным мальчиком, так что думать, какую дырку оставили в груди на месте теплого живого сердца, для него представлялось немыслимым и болезненным. Он все думал, что знает, как ненавидеть брюссельскую капусту, или жуков, или кота, гадящего в тапки. Но как можно ненавидеть родного брата?
Было, все-таки, больше обидно. Парень чувствовал это, не способный выразить правильными словами. Говорил «ненавижу» с таким пустым звуком, понимая, что это уходит со слезами. Может, начало успокоительное работать. Может, просто устал истязать себя ненавистью. Но он плакал все глуше и тише, всхлипывая почти уже незаметно, и неловко прислушивался к шорохам за дверью, ожидая, когда наконец уйдут.
- Да оставьте вы уже меня в покое! – рявкнул Хьюго, только вышло… совсем по-щенячьи. Ни озлобленного рыка, никакой тебе силы в голосе, ни уверенности, как учил папа. Только сопли, размазываемые по подушке, вынудили достать из кармана платок.
Нет, постойте… Это ведь, кажется, Саша. Ее голос, и странно, что не узнал по цокающим каблукам при подходе. Ты приехала посмотреть на его слабость, правильно? Убедить, как сказал Логан, что он никчемен, и с отцом лучше живется? Как ни странно, мальчишка даже не подумал об этом.
Шмыгнув носом, он нашел в себе силы подняться с кровати. Как же перед ней предстать, с зареванным лицом и растрепанными кудряшками? Алекс ведь ни в чем не была виноватой, и грубить ей – как-то неправильно, нечестно. Хью хотел ее видеть, но как-то не рад был моменту. Не сейчас, понимаешь, милая?
- Саша, не уходи. Я открою. – по возможности ровным голосом сказал юноша. Он прошлепал не к двери, а в ванную, чтобы смыть наконец эти слезы и посмотреться в низкое зеркало, увидел свою опухшую рожу и прислонился лбом к стене.
Он любил эту девушку. Меньше всего на свете оборотню хотелось ее разочаровывать. Позитив – на лице улыбка, хэй, мы справимся, а Америка завоюет все кубки! Но настрой все не приходил, и все также хотелось плакать.
- Проходи. – замок щелкнул послушно под пальцами, а парень шагнул в тень двери, и, не глядя, спросил: - Ты одна?
Да, Алекса была одной. И, хотя Хьюго просто не пустил бы внутрь брата, внутри что-то кольнуло: Логу пофиг, он не пришел к нему.