Я тя не знаю. но я тя побрею !

Вот говорила ж мама: «Сынок, не пей Лхасский самогон со слепыми Графа из Англии!» . Или не говорила. Нет, скорее всего говорила. Уж от такой вот опрометчивой идеи, мама точно должна была уберечь своего несносного отпрыска – алкоголика. Курить может он и бросил, но вот с возлияниями почти горючих жидкостей в организм начал усиленно практиковаться. И кажется сейчас придется расхлебывать последствия неучтивости к словам своей горячо любимой, не смотря ни на что, матушки.

Кораев лежал на циновке, и боялся даже открыть глаза. Кажется, он начинал понимать недавно услышанную шутку, предостерегающую от распития водки с русскими и о судьбе несчастных, которые доживают после этого до утра. Видимо у Роберта есть славянские корни, никак иначе объяснить свое непотребное к жизнедеятельности состояние Дамьян не мог.

Болгарин понимал, что сейчас утро или день, даже не открывая глаза, он чувствовал тепло солнечных лучей своей спиной и ногами. От чего был сделан вывод, что болгарин лежит голый, ну за маленьким исключением, ягодично-филейную часть пекло не так сильно, что явно намекало похмельнику о наличии на нем трусов. Вот, первая хорошая на сегодня новость. А теперь надо наконец решиться на совершенно безумный поступок. Точнее на два. Первый – открыть глаза и осознать, где он находится. То, что это не его комната Кораев знал четче некуда, запахи помещений подделать почти невозможно, а учитывая тот факт, что помещение, в котором он находился, пахло … ничем, то есть просто пустым помещением, молодой мастер на сто процентов был уверен, что он не у себя. Второе – пошевелить хоть одной частью тела, мало-мальски отличающейся по размерам от мизинца левой руки в большую сторону. Тело ныло так, будто вчера Кораевым выбивали пыль из туш злосчастных яков, которых они с Роксбери вчера и поймали, по сути именно это и послужило поводом к феерической пьянке, которая вроде как началась в ближайшей к монастырю деревне. Где и как она закончилась, видимо еще предстоит выяснить. Сейчас же, стоит подумать о том, как поднять свое тело и как дотащить его до ближайшего источника влаги. Во рту творилось нечто настолько неописуемое, что единственной аллегорией, которую породил воспаленный мозг Дамьяна, для описания своих чувств была страшная картина, представляющая собой пустыню Гизы вместо песка, в которой много веков раскалялся под солнцем наполнитель из использованных кошачьих туалетов. Малоприятное зрелище, но оно точно было способно передать то, что творилось в ротовой полости молодого мастера.

Однако, столь омерзительная, но при этом яркая картина, заставила Кораева понять, что мозг его работает в нормальном режиме, если таков можно считать постоянное хаотическое порождение глупых образов и мыслей. Теперь же надо было удостоверится в функциональности конечностей. Одну из которых к слову Дамьян вообще не чувствовал, ею была правая рука, позже выяснилось что он проспал на ней несколько чесов, и она бедная окончательно лишилась чувств. С остальными частями тела все обстояло намного лучше. В течении первых же десяти минут, болгарин понял, что способен уверенно дергать правой ногой, волозить по циновке левой, а действующая рука, в знак подтверждения функциональности слегка приподнялась над поверхностью пола и продемонстрировала привычный всем американский знак приветствия, оттопырив из крепко сжатого кулака средний палец в сторону какой метафизической личности в дальнем углу комнаты. Стоило, конечно, сделать так по отношению к себе, но на такую гутаперчивость болгарин был пока не способен. По ситу, на данном этапе разминка для Дамьяна и закончилась, встать он так и не смог, зато смог, наконец расслабится и простонать нечто матерное на четырех языка, стараясь этим показать, что он мол не сдох еще и требует внимания.