Кто хочет мира - пусть готовится к войне!

Вечно друг с другом воевать - это, конечно, зашибенно гордо, красиво и все такое прочее... но в какой-то момент от оскаленных зубов, от чужих и от собственных, просто-напросто устаешь. И хочется топор войны не только в землю закопать, а еще и булыжником сверху придавить, для надежности... Желательно даже не булыжником, а скалой. Чтобы точно проклятое оружие само не раскопалось и наружу уже не вылезло...
В какой именно момент Мишель глобально начала сворачивать с глобальной тропы войны на скользкую и узенькую дорожку мира, бразильянка и сама не засекла - не до того было... Но уже не старалась так демонстрировать характер направо и налево, а постигала нелегкую науку хороших отношений. Ругаться-то легко, взрыв от одного мельком брошенного слова может произойти - а вот попробуйте-ка сделать так, чтобы этих взрывов не наблюдалось больше в природе... В общем, новых войн бразильянка старалась не разворачивать. И по возможности еще и старые закрывать без потерь - а занятие, чем не повод? В него и десяток задушевных разговоров можно впихнуть, не то что один...
И нет, Мишель не помнила, когда и как именно они с Максом разругались, отстаньте. Девушке сейчас вообще было не до воспоминаний о подробностях конфликта - бразильянка сидела на террасе с дочерью на коленях и пыталась укачать маленькую зеленоглазую бестию. А Кристине, кажется, было совершенно плевать, что скоро ей уже стукнет целый год и нужно вести себя прилично, день и ночь по-прежнему для дочки не играли никакой роли, засыпала и просыпалась, когда в глупую головенку взбредет... Все-таки, нужно было Джильди слушать, а не настаивать упрямо на своем...

Тлеющая меж пальцев сигарета казалась серой. Даже маленький огонек на ее конце, который вызывал какой-то бесконечно далекий отголосок в груди, казался серым, разве что был чуточку светлее окружающей серой хмари.
Нет, вокруг не было тумана, не было пелены дождя, что могло бы создать такое настроение. Солнце висло уже не высоко, но светило… мягко. Вообще это был погожий денек, но для Макса все они слились в какую-то бесконечную череду серой действительности.
И дело было даже не в онгоне, что ощутимо влиял на его сны, нашептывая всякую чушь. Дело было не в жутком давлении, которое оказывали на него родные, требуя немедленно вернуться в Казань, чтобы поддержать мать, что до сих пор лежала в больнице без движения, не в силах оправиться от смерти мужа... Просто цвет мира вокруг вдруг стал именно серым и никаким другим. И Максим все чаще ловил себя на мысли, что его это полностью устраивает.
Наверное, семья для Казанцева оставалась единственной вещью, что для него еще что-то значила. Поэтому он не хотел ехать домой, если не будет в силах помочь матери. И для этого нужны были знания по врачеванию, коих не хватало.
Рука заболела. Максим быстро достал пузырек, взболтнул его пару раз, проверяя свой запас. Оставалось таблеток семь, не больше. Плохо. С другой стороны, до конца занятия хватит, и ладно... Потом надо будет найти еще один пузырек, вроде где-то валялся...
Выкинув сигарету, Казанцев отправился умываться. Тщательно вымыл руки, смывая с себя запах табака, стал чистить зубы, глядя на себя в зеркало. Из-за зазеркалья на Макса смотрел какой-то жутко исхудавший, осунувшийся, почти незнакомый парень, в глазах которого не было ничего кроме тоски. Макс усмехнулся. И надел очки. Темные.
Через пару минут Казанцев уже вступил на террасу, где Мишель нянчилась с дочерью. Странно, но особых эмоций сегодняшнее занятие не взывало: не более чем очередной серый день, что приблизит его к окончательной смерти.
- Здравствуй, - тихо поздоровался Казанцев, почти бесшумно подходя ближе к жене друга. Он позаботился о том, чтобы его тень никак не пересекалась с лицом маленькой Кристины, ибо тревожить ребенка абсолютно не хотел. – Спасибо, что согласилась поучить меня.

- И тебе не хворать, - Мишель попыталась откликнуться на приветствие Макса как можно более бесконфликтно. Хотя спокойно созерцать человека, у которого такой вид, будто он одним только фактом своего существования делает всему миру гигантское одолжение... ну, это какой-то совершенно особый род героизма, бразильянке недоступный. Девушка хмуро оглядела Казанцева, который вдруг как-то неожиданно стал напоминать обтянутый кожей скелет, и заметила: - Если это ты берешь пример с Джильди, то зря. Отсутствие плоти редко кому идет... Ладно, давай, докладывай - что из курса лекций по врачеванию уже знакомо тебе настолько, чтобы я со спокойной душой могла это пропустить?
Надеялась, что Кристи к этому времени уже позволит себя убаюкать и уснет - так вот, ни черта подобного. Даже наоборот, завидев в своем окружении кого-то нового, малышка заинтересовалась - и деловито забарахталась в руках у Мишель, протягивая к Казанцеву маленькие розовые ладошки. Привыкла уже, что все приходящие в этот дом ведут себя с ней исключительно безобидно и шелково... Мишель поудобнее перехватила дочку, пока та не успела свалиться, и разъяснила Максу: - Потрогать тебя она хочет. Можно ей? - И откуда только такое любопытное дите взялось?...

Несколько секунд Максим переводил взгляд с Кристины на Мишель и обратно, не понимая, чего они от него хотят. Потом до него дошло. Точнее, дошло-то до него сразу, но поверил в реальность происходящего он только через несколько секунд.
- Можно… - прошелестел он, медленно, потом встряхнулся, и проговорил уже гораздо уверенней: - Конечно, можно! Ей вообще все можно…
Макс протянул руку, позволяя маленьким, цепким пальчикам схватит свой палец. Немного потянул его в сторону, делая вид, что пытается освободиться из капкана ее маленькой ручонки, но, в последний момент, возвращал палец обратно, позволяя ребенку считать, что ему удалось удержать очень крепкую добычу.
Если бы Мишель могла видеть глаза Казанцева под темными очками, она бы наверняка заметила, как потеплел его взгляд.
- Теорию мне читала Уля, - дернул плечом Максим, отметив про себя, что звуки имени любимой все еще находят отклик в его душе. – Читала хорошо, так что, наверное, в начальной теории я более или менее подкован. Представляю себе, как работают чакры, понимаю, какие виды болезней (в общих чертах) влияют на ту или иную чакру… Могу немного работать с Анахатой. Чуть-чуть совсем.
Кристина визгнула, рассмеявшись, когда Казанцев едва не вырвал палец из ее цепких ручонок, но все же позволил ребенку удержать игрушку в руках.
Макс тоже рассмеялся в ответ на радость ребенка. Тихо. Слишком тихо, чтобы это можно было принять действительно за смех.
- Я понятия не имею, как преподается врачевание и как вообще ему учиться, - вздохнул Казанцев, когда понял, что ребенку уже наскучило играть с его пальцем. – Поэтому не могу сказать, что именно ты можешь пропустить… Поэтому, извини, но тут я полностью полагаюсь на тебя.
Будь у него нормальное настроение, он бы выдал одну из своих фирменных улыбочек, насмешливо поклонился бы девушке, и произнес что-то вроде: «Я в вашем распоряжении, сифу!». Но настроения не было. Поэтому Максим стал думать как еще развлечь маленькую Кристину. Пока ничего умней маленьких огоньков, что сновали меж его пальцев, и к которым доверчиво тянулась дочка друга, он не придумал.

Мишель благосклонно наблюдала за тем, как Кристи прямо-таки повисает на пальце Макса - и, как Казанцев ни прятал свои глаза под темными очками, аура выдавала его с головой, окрашиваясь по краям в нежные теплые тона. Хотя в целом - аура у парня была таких дохлых цветов, что хотелось взять тряпку и попытаться отмыть. Глядишь, вдруг половина грязи и сошла бы, и обнаружилось бы что-нибудь более жизнерадостное...
- Центр управления вызывает майора Тома!* - Мишель осторожно щелкнула пальцами рядом с лицом ушедшего в размышления Казанцева. То ли Кристина его так увлекла, то ли он еще о чем-нибудь другом задумался... но мыслями явно был не здесь, а где-то далеко-далеко. Вот сейчас Крис его за палец тяпнет, пока он в облаках витает, это любимое занятие у дочки сейчас, как раз ведь зубы режутся... - Майор Том, вы меня слышите?* - Дурацкие фразы соскочили с языка как-то сами собой. Никогда раньше за собой не замечала такого пристрастия к музыке - а вот, пожалуйста...
- Ну, я тогда тебя по теории погоняю, возражений нет? - спросила бразильянка, убедившись, что Макс больше мыслями никуда не уезжает. В очередной раз поудобнее усадила на коленях дочку, тут же воспользовавшуюся первым же шансом и зажевавшую материнский палец - и вытащила из загашников свой любимый вопрос, на котором пока резала всех, кому его задавала. - Если у человека жестокий насморк, слезятся глаза, и он жалуется, что "голова гудит", болят глаза и вокруг как будто "свет выключили" - что увидишь в ауре и как будешь лечить? - Согласна, жестковато. А субтропиков никто и не обещал...

И снова Максим почувствовал себя настоящим идиотом, когда перед его лицом начали щелкать пальцами, и вообще пытались хоть как-то привлечь его внимание. Видимо, настолько сильно задумался, что почти перестал воспринимать действительность.
Однако Казанцев никак не отреагировал на поведение девушки. Лишь пожал плечами и тихо прошелестел в ответ:
- Извини. Задумался.
Пока Мишель устраивалась и пыталась поудобнее ухватить дочку, Максим спокойно уселся прямо на землю напротив наставницы. Склонил голову набок, и скорчил веселую рожицу Кристине, чем вызвал новый визг с ее стороны. Улыбнулся блекло, сам не заметив, что почти прослушал вопрос жены друга.
- Мгм… - глубокомысленно изрек Макс, и тяжело вздохнул. Он-то надеялся, что на этом занятии ему удастся спокойно посидеть и послушать, откладывая в памяти побольше знаний. При этом говорить желательно было бы поменьше.
Подумав пару секунд, Казанцев пожал плечами. В конце концов, если он ошибется сейчас – ничего страшного. Гораздо хуже будет, если он возьмется кого-то лечить и ошибется уже тогда.
- Больше всего, по симптомам напоминает аллергию, - тихо, почти на грани шепота, ответил Максим. – Поэтому, в ауре, скорее всего, увижу коричневые оттенки в районе головы, могут быть такие… э-э-э-э… зеленовато-синие оттенки в районе глаз и лица… или какой там цвет за отеки отвечает? Ну, и упадок сил в ауре будет преобладать наверняка. Мгм… светло-желтый такой. Не знаю название.
Мозги Казанцева работали ассоциативно, так что запомнить названия цветов ему было очень сложно. Но вот если увидит, он точно узнает, это да.
- Как лечить… Вероятно, первым делом немного облегчить боль… А сама аллергия получается из-за дисбаланса Анахаты же, да? Тогда, наверное, поддержать баланс чакры, перераспределив энергию Анахаты в энергию, например Аджны и Мулдахары?

- Не слышу! - изначально Мишель честно настраивалась на мирное проведение занятия, но когда человек еле слышно что-то шелестит себе под нос... Казанцев что, рассчитывает, что бразильянка, по примеру Джильди, обладает отменным волчьим слухом? Вот уж нет, ни воздушно-капельным, ни половым путем это не передается, зря губу раскатал... На самом деле - все Мишель, конечно, услышала, напряглась как следует и разобрала, что там Макс бормочет. Но каждый раз напряженно вслушиваться в шепот парня - вот тут уж никакого желания нет. Как будто ей это занятие нужно, конечно... Так что девушка жестко потребовала: - Будь так добр, говори погромче! И вообще, не соизволишь объяснить, почему у тебя такой вид, что тебя тряпкой протереть хочется?
Уффф, все, ругнулась, отвела душу... Несколько секунд бразильянка молчала, выдирая свои волосы из цепких пальчиков Кристины, а потом заговорила уже гораздо мягче: - Аллергия там не при чем, это были признаки отравления, - впрочем, Макс выгодно отличился от Рины тем, что не рванул лечить симптомы по отдельности, а попытался более-менее грамотно сгрести их в одну кучу. - И врачевание - это гигантская книга, для которой будет важнее даже не как лечить, а что именно лечить. Ты можешь знать, как исцелить какую-нибудь жуткую болезнь - но что в этом толку, если ты не в силах ее распознать? Так что... если ты мне хотя бы намекнешь, о каких конкретно страницах ты хочешь услышать, то тебе самому же будет гораздо легче, - и тут же, практически без перехода, Мишель предложила: - Чай будешь? Сделать тебе?

Вскрик девушки Макс пропустил мимо ушей, лишь обеспокоенно взглянул на Кристину, которой, могли не понравиться резкие звуки. Детям вообще не нравиться все резкое. Так, по крайней мере, считал Казанцев, но матери, конечно, виднее. Если она считает, что при ребенке лучше разговаривать громче, значит, нужно разговаривать громче.
- Извини, - повторил он, уже гораздо громче, но по-прежнему ровно и сухо. Но оправдываться не стал. Лишь бросил острый взгляд из-за темных линз солнцезащитных очков на жену своего друга, и пожал плечами: – У меня… близкий человек в коме. После аварии. Переживаю, что не могу помочь. Поэтому такой вот вид.
Несколько секунд он обдумывал то, что сказала Мишель. Что-то не сходилось. Спорить с наставницей не хотелось, поэтому он для начала согласился на чай:
- Спасибо, не откажусь, - произнес он задумчиво. Потом поспешно добавил: - Если, конечно, это не доставит тебе неудобств.
И все-таки промолчать Макс не мог, поэтому осторожно поинтересовался:
- Мишель, а… это точно было отравление? – он чувствовал себя очень глупо, спрашивая об этом. – И если да, то отравление чем? Просто, никогда о таких симптомах отравления не слышал...
Не, конечно, Казанцев никогда не видел людей, которые, например, отравлены парами ртути, или получили дозу радиации… если, конечно, радиацию можно отнести к отравлению. Так, может, Мишель имела в виду это? Или просто Макс не знает всех симптомов отравления просроченным молоком?
- А еще, если это все-таки было отравление, что я увижу в ауре? Ведь, я правильно понимаю, что врачеватель, прежде всего, ориентируется на ауру, а не на внешние симптомы?
Это надо было обдумать, ибо Уля всегда делала так. Смотрела сначала на ауру, потом уже по ауре лечила. Почти не спрашивала о симптомах, или спрашивала лишь для подтверждения своих выводов.
Но, может быть, Уля просто еще не раскрыла перед ним Казанцевым каких-то секретов? И связь между симптомами и аурой не такая тесная, как ему казалось?
- Собственно, основная причина изучения врачевания, - произнес Макс по-прежнему ровно, но продолжая делать паузы в словах, словно пытался подобрать оптимальное их сочетание, или просто очень плохо знал китайский, - это тот самый близкий мне человек. Наверное, есть способ вытащить иго из комы магически, да? Мне показалось, что врачевание может помочь… Вот я и попросился к тебе на занятие.

Изменения в тоне бразильянки слегка озадачили Макса, а когда та вдруг извинилась, это даже пробилось сквозь броню безразличия и апатии. Казанцев удивленно глянул на брюнетку, но ничего сказать не успел – у него на руках вдруг неведомым образом оказалась Кристина. И, собственно, дальше уже Максим не слушал, полностью сосредоточившись на ребенке.
Вообще странно. Практика показывала, что дети любили Казанцева, ему удавалось практически инстинктивно находить с ними общий язык. Вот только любовь эта была безответной, ибо сам Макс к детям относился… пожалуй, настороженно. Он понятия не имел, как они поступят в следующий миг, а их полная безнаказанность (он же не мог их наказать) пугала Максима до дрожи. К тому же его приводила в ужас мысль, что он может каким-то неосторожным движением навредить хрупкому тельцу. Все это заставляло парня держаться от детей как можно дальше.
Однако сейчас отвертеться бы не получилось, поэтому Казанцев держал Кристину преувеличенно мягко и нежно. А слова Мишель вообще пропустил мимо ушей, полностью сосредоточившись на ребенке.
Кристина завизжала, пытаясь схватить его за палец, которым он легонько щелкнул ее по носу. Макс позволил себе попасться в цепкие малюсенькие лапки ребенка, и улыбнулся, когда та потащила его палец в рот. Тут уж он сопротивлялся, как мог, и Кристи это явно не понравилось. Максиму пришлось срочно придумывать что-то еще, и он не придумал ничего лучше, кроме как отвлечь ее внимание щелчком пальцев. Та озадаченно уставилась на пальцы Макса, что издавали такой странный звук, пока парень не щелкнул еще раз. В этот раз ребенок захихикал и потянулся к руке с явным деланием попробовать ее на зуб… Так и баловались. Казанцев придумывал какие-то игры, Кристи придумывала, как затащить что-нибудь в рот.
Наконец, вернулась мама. Максим спокойно передал ребенка девушке, улыбка его погасла так, словно ее выключили. Он взял кружку, и лицо его спряталось за ее стенками.
- Понимаю, - кивнул Казанцев, в ответ на слова бразильянки. Он по-прежнему говорил громко, четко, раздельно выговаривая каждый слог, но голос его звучал сухо и безэмоционально, словно трескающийся лед. – То есть, аура дает нам информацию, но чтобы лучше в ней разобраться, нужно знать, как работает организм безо всякой теории чакр, правильно? Я имею в виду, если мы видим в ауре отек, мы должны знать, от чего этот отек может произойти, и лечить первопричину, а не только сам отек?
Это было разумно. И симптомы в этом случае помогут очень сильно, ведь если ты знаешь, что, например, боль в руке может быть причиной нервного расстройства, ты будешь смотреть, прежде всего, на нервы, а не только на коричневый цвет (или какой там за боль отвечает?) в районе руки. Мудро. Ничего не скажешь.
- Тогда я бы хотел задать вопрос, - Казанцев с трудом удержался от того, чтобы скорчить очередную рожицу Кристине, что снова глянула в его сторону. – А как отличить эмоциональный фон, от болезни? Вот, к примеру: пациент полностью расслабился, его аура выдает соответствующий цвет. Ну, такой… желто-зеленый, чтоли? Короче, ты поняла… Вот. В какой-то момент, расслабленность перетекает в полный упадок сил. В ауре изменений нет, ибо и за упадок и за расслабленность отвечает один цвет. Как понять, что человеку вдруг стало хреново, если он даже шевелиться не хочет, да и говорить об этом тоже?
Очередное задание Казанцев встретил без удивления, но, честно говоря, не ожидал, что обследовать придется саму наставницу. Он вообще старался не глядеть на ауры людей без большой необходимости, ему казалось, что это нечто… интимное, что ли? Мало ли, что он там увидит?
Сейчас, однако, особо заморачиваться по этому поводу Макс не стал, и «кликнул», перестраивая восприятие. Это получалось у него уже очень легко, он еще до прихода в монастырь умел видеть отголоски ауры, благодаря возможностям прорицания, и за время обучения, довел умение видеть ауры до довольно высокого уровня.
То, что он увидел, было… странно. Сначала Казанцев решил, что Мишель тяжело больна. Большая часть ее энергии уходила в какую-то инородную опухоль в районе живота. Это странное образование буквально высасывало все соки бразильянки, оставляя девушке лишь жалкие крохи. Макс озадаченно глядел на переплетенные жгуты энергии, что стекались к этой опухоли, и лишь спустя некоторое время понял, что ему казалось странным – у опухоли была своя аура! Еще почти не сформировавшаяся, очень слабая, но контур ее уже был заметен.
- Ты беременна! – воскликнул Казанцев. Впервые в его голосе появились эмоции – действительно эмоции, безо всякого преувеличения. Удивление, восторг, радость – казалось, Макс ожил, очнулся ото сна, с восторгом глядя на Мишель сквозь темные линзы солнцезащитных очков.

- Ты за меня так радуешься, что мне даже жутко, - усмехнулась Мишель, подтверждая догадку Макса кивком головы. Нет, ну серьезно - так обрадовался... как будто следующим ходом она должна сообщить, что ребенок от него? Или от чего еще данный конкретный парень может впасть в солнечную радость, даже несмотря на свой глухой и беспросветный депресняк? Бразильянка обняла Кристи, крепче прижимая к себе нежное детское тельце - и дочурка как-то радостно замерла в объятиях матери. Утверждать Мишель бы не взялась - но ей упорно казалось, что в такие моменты Крис чувствует присутствие в проекте младшего (или младшей? или младших?) и не елозит, чтобы неловким движением не ткнуть мать в живот - а как это больно, девушка уже знала, не так давно испытала на себе эту прелесть...
- Эмоциональный фон обычно закрашивает большую часть ауры либо всю ауру, - принялась объяснять бразильянка, продолжая ласково обнимать дочку и прямо-таки чувствуя, как Кристи сонно "совеет" в ее руках. - Вспышки же заболеваний или боли чаще проявляются в ауре отдельными пятнами или всполохами. В случае, о котором говоришь ты... при полном упадке сил заметно тускнеет Муладхара, тогда как просто при общем расслаблении этого не происходит. Аура позволяет уверенно отличить заболевание от эмоционального фона, иначе врачеватели не опирались бы на нее в такой мере... Есть еще вопросы по этой части?

Макс вздохнул, тут же уселся на свое место. Улыбка его погасла так же быстро, апатия, после всплеска эмоций накатила с новой силой. Казанцев усилием воли заставил себя сосредоточиться на занятии, хотя усилий для этого понадобилось неожиданно много. Хотелось просто лечь, не вставать и вообще исчезнуть куда-нибудь подальше. Лишь почти позабытое чувство ответственности заставляло еще ползти вперед, не особенно видя перед собой какую-то цель.
На самом деле, порадовался он не за себя, не за Мишель и даже не за ребенка, что должен был вскоре увидеть свет. Он порадовался тупо за Джильди. Только лишь за него – и все. Правда радость эта ушла, растаяла, как первый снег, что превращается в грязь уже через пару часов серого осеннего дня…
- Извини, - в очередной раз извинился он. Голос его звучал по-прежнему ровно, но он продолжал говорить громко и четко. Скучно. Однообразно. – Не хотел тебя пугать.
Мишель объясняла хорошо, многое из того, что было ему непонятно, становилось предельно ясным после ее слов.
- Почти все понятно, - кивнул Казанцев. – Разреши еще один вопрос про ауру. Опять же для примера. Допустим, человек сильно тоскует. Ну просто до головокружения сильно. То есть вся его аура закрашена в серый такой цвет, да? И одновременно с этим, у него – отложение солей, скажем, в шейном отделе позвоночника? То есть серое на сером. Как в этом случае поставить диагноз?