Бегство от себя

Что такое настоящая бездна? Первая реакция на потерю – отрицание. Этого не может быть, просто потому, что так быть не может. Полное отрицание, нежелание кого-то слышать или слушать. Потом постепенно приходит чудовищное понимание тенью накрывающее в душе остатки надежды – это случилось. И дальше создается ощущение, что заново учишься дышать, говорить, ходить, будто не делал всего этого раньше. Начинается новая жизнь – жизнь «после». В которой снова нужно искать силы, искать смыслы, пытаться понять себя без неё. Все, что было в жизни, становится бессмысленным и обесценивается. Нет таких денег, за которые можно купить ещё пять минут рядом с ней, нет таких связей, которые позволят её вернуть. Привычный мир рассыпается, как карточный домик. То, что вчера казалось важным, сегодня теряет всякое значение. Начинается пустота. Кричащая, неизбежная, с пониманием того, что прошлое никогда не вернется, так же, как воспоминания о нем никогда не перестанут быть кровоточащими ранами. Боль не растворяется в алкоголе, не затихает от работы, занимающей все время за исключением трех-четырех часов, остающихся на беспокойный сон, и все, что хочешь узнать у Бога, если он есть – зачем он забрал её одну, и почему не позволяет уйти следом. Рядом всегда кто-то был, кто не мог понять, но обращался с Цао как с душевнобольным. Наверное, он и был таким. Гонконг – сумасшедший город, и в нем живут сумасшедшие люди. Одним больше, одним меньше – никому нет дела. Пустота становилась все более совершенной, в ней не оставалось боли, просто отупение, жизнь на рефлексах, не более того. Картина была закончена, кто-то готовился к премьере, Цао заставил себя посмотреть финальный вариант, и понял, что его все раздражает. Продюсер уговорил оставить все, как есть, в состоянии совершенной пустоты можно согласиться и на это. В день премьеры режиссера не было ни в зале, ни на пресс-конференции. Он пропал. Его будут искать, в прессе поднимется шумиха, возникнет множество самых разных домыслов о том, что с ним случилось. Будут говорить о самоубийстве, но тела так и не найдут.

Дорога ведет сама. От Лхасы, пестрой и непонятной, в которой начинаешь задыхаться, лишь выйдешь из самолета, в ту сторону, куда ведут ноги, когда молчит сердце. Боль сжалась запекшейся кровью, став бурыми пятнами. Цао постарел. Раньше он пытался соответствовать супруге, что была вдвое младше, и как любой публичный человек придирчиво следил за своей внешностью, сейчас он боялся увидеть в зеркале старика. Он не знал, что он ищет на Тибете – избавление от боли было бы предательством, Просветление он считал сказками. Просто казалось, что здесь можно убежать тот всего того, что раньше казалось яркой счастливой жизнью, в один день ставшей невыносимым адом. Цао сам не понял, как оказался в маленькой деревушке среди бесконечных гор. Наверное, он был голоден. Возможно, он устал – он не знал, если бы у него кто-то об этом спросил, он не смог бы ответить. Он молча шел по центральной улице, без малейшего интереса разглядывая домики, заборы, деревья с облетевшими листьями и случайных прохожих.

Непросто было выторговать помещение у старика Жу, да и на сердце остался непонятный осадок. Господин Гуэй хоть и вел себя исключительно вежливо, но... А может быть это подозрения Бенедетто так повлияли на Вин Чунь? Шумный мальчишка Тосаванг не в счет. Все-таки жителям монастыря она доверяла больше, чем жителям деревни, не смотря на то, что сама ничего не почувствовала во время договора. Углубившись в подобные размышления, Вин Чунь тем не менее не спешила отказывать себе в удовольствии обустройства нового салона. Как у всякой женщины в голове у нее уже сложился план, помешать которому сейчас не смогло бы наверное и землетрясение.

Несколько последних дней она не выходила из мастерской в Линь Ян Шо - шила шторы, одеяла, одежду, в обмен на нужные ей предметы обстановки. В таких местах, как эта тибетская деревушка, все еще можно расплачиваться вещами. Жизнь здесь текла по своему, внутреннему распорядку, и порой новое теплое одеяло было важнее десятка-другого юаней. В итоге у нее получилась достаточно сложная система перезачетов. Обмен кашпо и скатертей на цветочные горшки и кое-какую утварь с госпожой Нампо, обмен чехлов и подушечек на мебель (конечно в очень неравном количестве!), обмен мешков на нитки, покрывал на ткань... Руки ныли от работы, а глаза едва ли не слезились от напряжения. И хотя Вин Чунь использовала магию, что ощутимо сокращало время, но тем не менее, такой объем работ в краткий срок сказался на ней самой не самым лучшим образом. Это называется охота пуще неволи, когда ноги не идут, а душа требует немедленных действий. Да и в целом, положение вещей ее устраивало, потому что в ином случае у нее возникли бы материальные затруднения, а беспокоить еще кого-либо из монастыря ей очень не хотелось. Самой сподручнее.

И случись же, что именно в такой момент, когда она пришла за заказанными портновскими манекенами и вешалами на колесиках, отдав в обмен теплые куртки семье столяра, ей пришлось иметь дело с полуслепой старушкой, которая только и могла, что указать ей на ее заказ со своего топчана. Сам хозяин и его сыновья уехали закупать свои материалы в Лхасу, забрав с собой и женщин - хоть и дело, но в город как на праздник! Вешала вели себя примерно до самых ворот, когда вдруг, уже выехав наполовину на улицу, задние колесики то ли столкнулись между собой, то ли попали в выбоинку, но намертво застопорились в проходе.

Вин Чунь попробовала откатить назад во двор - не вышло, колеса перекрутились, тогда попробовала рвануть на себя - опять не вышло. Попробовала приподнять, применив магию Воздуха, но выступающие косяки ворот не позволили ей этого сделать в полной мере. Им поняла, что встряла. Навряд ли старушка смогла бы сейчас ей чем-то помочь, а напрягать соседей - только нарываться на косые взгляды их жен. Вин Чунь оглянулась по сторонам и снова принялась максимально тактично, но все-таки слышимо громыхать железками, надеясь что кто-нибудь из прохожих может быть обратит внимание на ее положение.

Деревня была странной, будто из какого-то сна. Цао много путешествовал по Поднебесной, но, пожалуй, впервые был на Тибете. Здесь были странные люди, странные лица, другие дома, другой быт, который отличался от обычного китайского захолустья, хотя ещё неизвестно, где обычная для деревень нищета была бы столь явной. Но люди казались счастливыми. Будто раньше него смогли понять о жизни что-то такое, чего не было у него. Цао стал со все большим интересом смотреть по сторонам, будто сам воздух Тибета старался вырвать его из пучины его собственных мыслей, каждая из которых обжигала болью. Немного болела голова – сказывалась перемена давления, все же Лхаса находилась высоко в горах, и воздух здесь был совершенно другим, разреженным, из-за чего нагонял смесь усталости и неуместной эйфории. Цао потер виски и поморщился. Обычно он легко привыкал к смене климата, но сейчас, видимо, сказывался возраст. У одного из домов он увидел странную картину – девушка пыталась вывезти из ворот какие-то стойки, видимо, для одежды, но безуспешно. Рядом не было никого, кто мог бы ей помочь, а сама она явно не справлялась. Цао подошел к незнакомке и, остановившись в паре шагов от ворот, вежливо поклонился.

- Доброго дня, сяоцзе, Вам нужна помощь? – спросил он с вежливой улыбкой, но пока не стал подходить ближе, более внимательно разглядывая незнакомку.

Молодая женщина, не старше тридцати, довольно интересная внешне. Черты выдавали в ней уроженку южного Китая, а одежда отличалась от той, что носили тибетки. На ней не было обычной для тибетских женщин груды украшений, а выглядела она более уверенно и самостоятельно, чем местные женины. Цао просто наблюдал, делая эти очевидные выводы, никак не относя происходящее лично к себе – жизнь для него была набором вот таких вот картинок внешнего мира, в котором его осознанное существование уже прекратилось. Порой он сам себе казался призраком, тенью былого себя, который, подобно бесплотному духу, не взаимодействовал с этим материальным миром. И проще, когда вокруг находятся те люди, кто тебя не знает, не пытается растормошить или залезть в душу.

"Нет, это просто смешно! Лицо потеряно напрочь!" - досадливо заливалась краской Вин Чунь, перед которой стоял непростой этический выбор - либо грохотать так, чтобы сбежались все соседи, либо смириться и уныло ожидать приезда хозяина с инструментом и помощниками. Но и во втором случае не скроешься от женщин его семьи.
Был конечно и третий выход - перемахнуть через забор во внутрь двора, разобраться с колесами и вытолкать стойки. Мастеру Вин Чунь это не стоило бы особого физического напряжения, но... Какая же уважающая себя женщина, да еще и гость в деревне, станет махать подолами посреди улицы на глазах у всех? И после этого пытаться заработать честное имя и сделать бизнес? Да Кон Цзы в гробу бы перевернулся от такого поведения!

И тем не менее она не сдавалась. Ну может быть, может быть колесики все-таки расшатаются, да и распутаются сами?
Как вдруг, совершенно неожиданно услышала слева от себя голос с явным южным акцентом, присущим только говорящим на байхуа, кантонском диалекте.
Есть такая известная шутка в Китае:"Тянь бу па, ди бу па. Жи па гуандунжэнь хуэй шо путунхуа", распространенная среди скептически относящихся к югу ханжей-северян, что означает "Не боимся мы ни неба, ни земли. А боимся только, как гуандунцы смогут говорить на путунхуа." Ибо даже в деревушке под Лхасой...

Вин Чунь обернулась и, скрывая замешательство, ответила поклоном на поклон. А когда подняла глаза, то, как можно более незаметно скользнув взглядом, отметила про себя его одежду на "западный" манер и сумки, отличающиеся формой, кроем и качеством и указывающие на то, что он, скорее всего, прибыл если не из-за границы напрямую, то скорее всего из Гонконга. Но, в любом случае, уже сама возможность говорить с ним на байхуа благоприятствовала пониманию, что не могло не радовать.

Вин Чунь поправила выбившиеся волосы и обратилась к незнакомцу открыто на родном языке.

- Добрый день, господин. Как неудобно, но у меня небольшие затруднения. Вот, кажется, колесики запутались сзади, а ворота узкие... Даже и не знаю как поступить. Хозяев нет дома, боюсь потревожить соседей.

Она открыто улыбнулась, хотя и чувствовала себя в не лучшей ситуации. Меньше всего на свете ей хотелось причинять беспокойство людям.

Незнакомка выглядела немного растерянно. Она заговорила на кантонском диалекте, и Цао, привыкший именно к этому языку, невольно улыбнулся. Он знал, что говорит на мандарине с заметным южным акцентом, потому что довольно редко объяснялся на нем в повседневной жизни. В Лхасе с языком вообще была беда, если сам город после культурной революции стал почти ханьским, в стороне от него жители говорили в основном на тибетском языке, который Цао не знал. И пусть все здесь худо-бедно могли объясняться по-китайски, а многие торговцы знали даже английский, ему было приятно услышать родную речь, а не замысловатую смесь языков.

- Позвольте Вам помочь, - предложил Цао, ставя сумку возле забора, чтобы не мешалась.

Он подошел ближе и осмотрел застрявшие в воротах стойки. Колеса, видимо, забуксовали, перекрутившись, и для того, чтобы сейчас вытолкнуть эти стойки, нужно было хотя бы сдвинуть их внутрь двора. Цао подошел к стойкам и осторожно потянул их на себя, убедившись, что они не собираются двигаться по-хорошему. Он посмотрел на верхнюю балку ворот. Раз хозяев дома нет, звать на помощь кого-то со двора бесполезно, нужно было обходиться своими силами. Сказать по правде, Цао был довольно плохо приспособлен к бытовым трудностям, он был избалован комфортной жизнью в Гонконге, из-за того редко что-то делал своими руками. Будучи фантазером, привыкшим жить творчеством и вдохновением, он был абсолютно не приспособлен к простым бытовым делам, особенно тем, что касались вот таких вот вещей. Но почему-то обаяние незнакомки действовало волшебным образом – Цао решил, что не может честно признаться при ней, что понятия не имеет, что делать с этими стойками. По сути, он считал для себя едва ли не делом чести помочь землячке в этой непростой ситуации. Он задумчиво посмотрел на застрявшие колеса, затем чуть протолкнул стойку во двор и чуть в сторону. Колеса тихо заскрипели, но, к счастью, развернулись, оказавшись перпендикулярно линии ворот. Цао скрыл довольную улыбку и вывез стойки на улицу, после чего посмотрел на женщину, тепло улыбнувшись.

- Вам далеко их везти? – поинтересовался он, решив, что незнакомке может понадобиться помощь. – Простите, я забыл представиться. Мое имя – Мин Цао, - мужчина вновь коротко поклонился, немного растерянно улыбнувшись.

- Ой, вот спасибо, сиятельный Мин сяншен! Ну что бы я без вас делала? - обрадовалась Вин Чунь, заодно сделав легкий комплимент в сторону носителя фамилии Мин, подобной династии Сияющей Мин - Мое имя Им Вин Чунь, очень рада знакомству!

Она слегка поклонилась, и, вспомнив на что пришлось только что идти бедному гостю ради ее непослушных стоек, преисполнилась еще большей благодарностью.

- Здесь недалеко, один квартал отсюда по этой улице. Я вижу вы с дороги, пожалуйста не откажитесь выпить со мной чаю, - Вин Чунь развернула стойки параллельно улице и аккуратно покатила в сторону магазинчика, приглашая господина Цао Мина за собой. - Позвольте спросить, вы путешествуете из Гонконга на Тибет или по всему Китаю? Можете повесить ваши сумки на стойки, так будет удобнее.

Господин Цао Мин был очень вежлив и доброжелателен, но Вин Чунь показалось, что у него несколько утомленный вид. Покрайней мере темные глаза, обрамленные паутинкой морщинок когда он улыбался, смотрели устало. Кто знает, через что приходится проходить путешественникам по дороге до Лхасы и тем более до деревеньки. То вылет задержат, то дополнительную пересадку устроят, то автобус сломается посреди горной дороги... Все это конечно же выматывает на нет. Но сестра Им надеялась, что чашечка-другая свежего и бодрящего цветочного чая поможет новому гостю прийти в тонус. Кроме того, всегда приятно услышать хоть какие-то вести из родных мест.

- Благодарю, госпожа Им, - Цао вежливо улыбнулся с коротким поклоном. – С радостью выпью с Вами чаю. Позвольте Вам помочь.

Путешествуя без особой цели, никуда не торопишься и легко принимаешь подобные решения. Цао устал с дороги, потому был даже рад возможности просто отдохнуть за спокойной беседой. Снова немного болела голова из-за этого странного горного воздуха, которого с непривычки не хватало. Он повесил сумки, как предложила Вин Чунь, и помог ей везти стойки туда, куда она направлялась. Она оказалась наблюдательной, хотя, наверное, на Тибете легко узнать жителя Гонконга, не только по знанию кантонского диалекта, но и по европейской одежде.

- Я путешествую по Тибету, приехал совсем недавно и пока не очень освоился здесь, - Цао чуть смущенно улыбнулся. – Здесь все очень непривычно… А Вы давно на Тибете?

Идя по улице, он обращал внимание на дома, редких жителей деревушки, попадавшихся на глаза, и вообще на эту странную обстановку Крыши мира. С одной стороны, жуткая нищета и отсутствие привычных признаков цивилизации, будто он оказался в далеком прошлом. С другой – какая-то уютная самобытность, будто люди именно здесь могли быть счастливыми. Лхаса была почти китайским городом, особенно её центр, а вот за её пределами Цао боялся, что вообще не встретит китайцев, только тибетцев, говоривших на своем языке и сильно отличавшихся от других жителей Поднебесной. Встреча с Вин Чунь была неожиданностью, к тому же она, кажется, освоилась в этих краях.

Им засмеялась в ответ - вот кому-кому, а жителю тропиков действительно очень непривычно в горных высях, да еще посреди другого этноса, традиций и языка.

- Понимаю, понимаю, - она полностью согласилась с Мин сяншеном. - Мне и самой в начале было весьма непривычно. Здесь всегда очень свежий воздух и ветрено. Это хорошо. Но все же... Все же я иногда скучаю по акварельной дымке Южного Моря и запахам ночных цветов...

Она мечтательно прикрыла глаза, но, спохватившись, продолжила:

- Ну вот, уже почти пришли. Решила открыть небольшой салон в деревне, пока посетителей немного, поэтому свободного времени хоть отбавляй! А сейчас, пожалуйста, помогите мне затащить их внутрь.

Она остановила стойки под самой вывеской и, немного поковырявшись ключом, открыла деревянные двери, сделав знак приглашения господину Мин, а затем снова спустилась к стойкам и начала громыхать ими, затаскивая на невысокий порог.

- Добро пожаловать, Мин сяншен. Проходите пожалуйста. Я с-сейчас... Сейчас вот их затащу внутрь, налево в зал одежды. А то все... Там пока беспорядок..., - бормоча себе под нос извинения и оправдания, Вин Чунь уже думала о том, каким же из чаев угостить своего гостя, которому она и так доставила некоторые неудобства.

У нее из было немного, но кое-что вкусненькое она загодя выпросила у старого Айро. Состав был прост - шиповник, барбарис, хризантема, роза и клевер. Цветы, только цветы. Зато какой аромат! И выглядит красиво и хорошо бодрит, заваривается прямо в чашке.