Усы, лапы и хвост - вот мои документы

Холод и снег заставили Хельмута перенести занятия из более привычной ему природной среды в относительно теплое помещение. Хотя сегодня предполагался урок больше созерцательно-вещательный, чем активно-двигательный, так что Кунц захватил с собой пару циновок – себе и ученику, но всякое ведь быть может, вот и выбрал все-таки тренировочную залу Храма, а не учебную комнату.

В Храм мужчина пришел буквально минут за десять до назначенного времени, разложил на полу циновки, уселся на свою и стал ждать, перебирая в уме все, что о сегодняшнем ученике ему было известно. По всему выходило, что практически ничего – в монастырь пришел недавно, зовут Мелвин, и парень вроде как слишком взрослый для простого ученика. Впрочем, последнее для занятия значения никакого не имело.

С чего вдруг ему захотелось научиться превращению, Мелвин и сам сказать не мог. Захотелось - и вот пожалуйста, уже идет на занятие. О мастере, который будет проводить ему урок, Ларссон, помимо имени, не знал ничего, но его это не особо интересовало - пусть мастер сам им интересуется, ему это нужнее.
На счастье Мелвина, Хельмут Кунц извергом не был, и в такой холод ученика на улицу не потащил. А то, что занятие будет проводиться в тренировочной зале, давало надежду на то, что ему будут читать не только лекции, но еще и попробовать дадут. Слушать теорию мужчина не любил, предпочитая сразу переходить к практике - что толку в словах, если пока не попробуешь сам, не поймешь?
Ларссон вошел в залу и поздоровался с мастером - таких монастырских обычаев, как приветствие поклоном, он пока не перенял и перенимать не намеревался. На циновку Мелвин смотрел как орудие особо изощренной пытки - как можно сидеть на этом коврике, он до сих пор понять не мог. Но не стоять же ему все занятие? Кое-как усевшись, мужчина приготовился слушать. И желательно, чтобы слушать ему нужно было как можно меньше.

Несколько мгновений, прежде чем ответить на приветствие, Хельмут изучал своего сегодняшнего ученика. Смотрел на то, как он двигается, как садится на циновку и делал для себя определенные выводы. Во-первых, двигался молодой человек хорошо, правильно, что сразу выдавало в нем человека, имеющего определенное представление о боевых искусствах, но это он подмечал чисто интуитивно-рефлекторно и к делу это не относилось. Вторым же наблюдением было то, что зверем от Мелвина не пахло. Вообще. Не то чтобы Хельмут мог вот так с налету определить внутреннего зверя человека, но понять хотя бы то есть он или нет – мог. То есть начинать им скорее всего придется с самого начала.

- Что ты знаешь о том искусстве, которое желаешь изучить? – лекции читать Хельмут и сам не любил, потому желал как можно скорее разобраться с тем, что ему рассказывать уже не нужно и перейти непосредственно к делу. Хотя какое тут дело? Сиди да смотри, пока ученик медитирует и думает о вечном. И самое неприятное – не узнаешь и не проверишь, правда ли что-то делает или просто спит. Но тут уж вся надежда на совесть. В конце концов – занятие нужно Мелвину, а не ему. Сам он со своим зверем и так прекрасно знаком и разбирается.

Ну что мог на этот вопрос ответить Мелвин? О данном искусстве он не знал практически ничего. И ничего такого особого узнать не хотел, но вот в чем проблема - без знания не научишься. А потому прежде чем что-либо пробовать, нужно понять, а что же ты, собственно, пытаешь сделать, понять в теории. Однако теория всегда была слабы местом Ларссона, и как только мужчина разбирался в принципе действия, ее благополучно забывал.
- Превращение - это искусство превращаться в какого-то зверя, - ответил Мелвин. Наверно, кто-нибудь другой на его месте добавил бы еще кучу подробностей о том, от чего зависит, каким будет твой зверь, как его понять, высказал какие-нибудь свои предположения и тому подобное. Ларссон это считал совершенно излишним, предпочитая говорить просто и по существу. Сама суть, и никаких подробностей. Ну а уж высказывать какие-то свои идеи в той области, в которое ничего не смыслишь, и вовсе полагал бессмысленным и глупым. Все что нужно, ему скажет мастер, а не он сам.

Понятное дело, что у каждого зверь разный. Зачем говорить очевидные вещи? Чай, не дурак, сам понимает. Или это просто работа у мастеров такая - очевидности всем подряд ученикам втолковывать?
Трудностей вроде "тянуть зверя за уши на поверхность" Мелвин не боялся. Надо тащить - значит, будем тащить. Ларссон не думал, что это будет что-то сверхсложное. Нужно всего лишь постараться, потрудиться, проявить упорство - и все получиться. Конечно же, если бы этот зверь, как говорил мастер, сам наружу рвался, было бы гораздо легче, но дело в том, что мужчина никогда ничего такого за собой не замечал и до своего прихода в монастырь даже не знал, что такая вещь, как превращение, вообще возможна. Ну, значит, ему потребуется приложить больше усилий, вот и все.
- Нет, ничего такого со мной не было, - покачал головой Мелвин, - а от чего именно зависит, каким будет твой зверь? От характера?
Других вариантов Ларссон предложить не мог - ну разве что в этом еще играет роль внешность, но это почему-то представлялось ему маловероятным, если мастер называет внутреннего зверя "второй сущностью". В понимании Мелвина, вторая сущность - это как раз таки отражение характера. Ну, может, с небольшими изменениями.

- И от характера в том числе, - сложный вопрос на самом деле. Многие своего зверя углядев только головой качали – и откуда во мне такое взялось. Так что по мнению Хельмута, не все так просто тут было.

Новости насчет того, что никакой зверь у Мелвина на поверхность не рвался, можно было относить как к разряду плохих, так к разряду хороших. Ибо несомненно хорошо, что никто всяким разным голову не отравляет, перепадами настроения не грозит и клыки не скалит, намекая на то, что телом надо делиться. С другой же стороны – поиски того не знаю чего задачка еще та. При том, что сам Хельмут тут мало чем мог помочь – к нему волк пришел по собственному почину и никого не спрашивал. Пусть и сделал это в возрасте сознательном.

- Раз не было – значит зверя своего ты будешь искать сам, - и методику для этого Хельмут знал только одну. Нет, он подозревал, что разные народы использовали для этого разные способы – и курения всякие и гадания и много чего еще, но насколько он знал, конкретно в Линь Ян Шо предлагался не такой вредный для здоровья метод.

- Для этого существуют техники медитации, эдакого путешествия в собственное сознания в поисках того, что там может прятаться. Принцип представляешь? – в современном мире о медитациях не слышал только ленивый, но стоило все-таки уточнить. А вдруг ему попался как раз такой редкий экземпляр?

Нет, Мелвин, конечно, представлял, что такое медитация, все-таки не в доисторической деревеньке жил, вот только никакого энтузиазма у него это действие не вызывало. Действительно, что увлекательного в том, чтобы просто неподвижно сидеть на циновке, глядеть в потолок и размышлять на разные философские темы? Ларссон ожидал, что ему предложат выполнять какие-нибудь упражнения типа "почувствуй, что ты такой-то зверь, что бежишь по лесу" и тому подобное, и как-то упустил из виду, что для начала этого самого зверя надо еще постараться найти. Мелвин понял, что ему уже совершенно не хочется учиться превращаться, а появилось желание отправиться на тренировочную площадку и заняться более полезным делом - поупражняться с шестом, например. Но увы, вот так вот просто взять и уйти с занятие ему бы не позволила как собственная гордость, так и уважение к мастеру - под конец, человек выделил ему время, хотя несомненно мог бы потратить его с большей для себя пользой. А уж как бывает трудно кого-то чему-то учить, мужчина знал по себе, и воспоминания о своей педагогической деятельности у него остались самые неприятные.
- Более или менее, - все-таки Ларссон не знаток медитации и раньше подобным никогда не занимался, - а как именно искать-то? Позвать? Или подумать, какое животное тебе ближе всего?
Притом что он вкладывает в слово "позвать", Мелвин и сам представлял весьма смутно. Ну не окликать же внутреннего зверя как собаку "Рыжик, Рыжик, ты где?". Просто при словах "медитация" и "поиск спрятанного в твоем сознании" мужчине представлялся он сам, сидящий на циновке, а рядом чан с заваренными в нем травами, источающими одурманивающий аромат - а уж от такого наверняка не только зверя в себе обнаружишь, но и кучу всего еще, не слишком приятного. Мелвин внимательно осмотрел комнату, но ничего, что можно было бы курить, пить или употреблять каким-то иным способом не нашел.

Сказать по чести, Хельмут чрезвычайно надеялся, что ученик сейчас задумчиво так кивнет и уйдет себе медитировать в дальние дали собственного бессознательного. Но увы, если такие ученики и были, то ему они явно не попадались, так что пришлось ему встать на скользкий путь объяснений того, что объяснить толком невозможно, только почуять и ощутить на собственной шкуре.

- Скорее это будет напоминать поиск. Причем проще всего начать с места – закрой глаза, посторайся расслабиться и выкинуть из головы все лишние мысли. Представить себе место, в котором тебе будет удобно и комфортно. Не получится сразу – меняй пейзажи, обстановку. Ищи то, что будет только твоим. Где-то там и будет обитать твой зверь.

Закончив свой небольшой монолог Хельмут замолчал. Если подумать, занятия по превращениям с позиции мастера были не очень-то веселыми – сиди себе и наблюдай за тем, как ученик копается где-то там в себе и периодически подсказывай, что делать дальше.

Уютное место... Где он его возьмет? Это уж точно не природа. Спортзал или тренировочная площадка? Да, там Мелвин мог проводить много времени. Вот только спортзал, где он занимался рукопашным боем, Ларссон помнил весьма смутно, а местная площадка для тренировок еще не успела полюбиться. Но пусть для начала будет она.
Мужчина закрыл глаза и попытался представить, что стоит на площадке и упражняется.... ну, скажем, с шестом. Картинка выходила неясная, с воображением у Мелвина определенно было туго. Да и не настолько он еще освоил шест, чтобы представлять эти движения со стороны. Ему вообще было трудно представить какие бы то ни было упражнения, все-таки там полно мелких деталей и тому подобного. Стоять же просто, без дела, было совсем не удобно. Похоже, вариант с тренировочной площадкой не подходит. Тогда.... а что тогда? Воображение Ларссона категорически отказывалось работать и выдвигать новые идеи. Какое же это все-таки глупое занятие! Чего ему вообще взбрело в голову заниматься превращением?
Мелвин недовольно поморщился. Взбрело же. И пришел. Значит, придется заниматься. Вот только, как показывает практика, когда Ларссону не хочется что-нибудь делать, ничего путного не выходит.
Мужчина мученически вздохнул и принялся перебирать в памяти те места, в которых он когда-либо был. Дом родителей, который он едва помнил, его собственная квартира, школа - вот уж куда ему совершенно не хочется возвращаться, даже в мыслях - спортзал, здание, где он вел кружок - забыть бы, как страшный сон! Ничего яркого и запоминающегося.
А если это место придумать? Каким бы оно было? Во-первых, там... там.... не должно быть детей. А как успел убедиться Мелвин, дети есть везде. Даже сюда, в монастырь пробраться сумели! Но в его месте их не будет. Там будет тихо, спокойно. Просторно. Воображение на удивление послушно нарисовало большую, пустую комнату. Хм... пустую. Не порядок. Пустая комната - это уже неуютно, и как-то давит на нервы. Пусть там будет... диван. Надо же когда-нибудь спать? И тренажеры разные.
Решив, что этого ему вполне достаточно, и больше в памяти он все равно не удержит, Ларссон подождал немного, но никакого зверя в комнате не появилось. Может, его позвать надо? А.... как звать-то? Имени же нет. Даже не ясно, заяц это или лисица какая-нибудь. Может, вообще белочка. Мелвин содрогнулся. Вот только белочек ему в тренажерном зале и не хватает.
- А зверь, он сам появиться, или его как-то заманивать надо? - поинтересовался Ларссон.