О безрассудных поступках

Тору ушел в деревню навестить старика Жонга и немного развеяться, а девушка осталась с дочкой дома. Сегодня был хороший день в плане того, что Кимико себя вела хорошо ночью, практически не кричала и проснулась только два раза, и то только для того, чтобы поесть. Так что Яреци успела выспаться и проснулась в прекрасном настроении.

Она боялась отпускать мужа в деревню, боялась, что с ним тоже что-то случится. Но она не хотела показывать свои страхи, поэтому отпустила его, взяв с него обещание, что он никуда не вляпается и будет осторожен. И вернется где-то в пять часов вечера. Ну или в шесть. Не позже.

Была хорошая погода, и она взяла дочку, посадила ее в слинг и отправилась на прогулку по территории монастыря. Проходя мимо площадки для тренировок, на которой кто-то тренировался с палками, она болезненно поморщилась. Где-то в глубине сознания раздался оглушительный выстрел, заставивший ее вздрогнуть и быстро убраться с площадки. Эти воспоминания о том ужасе, свидетелем которого она стала, терзали ее сознание. Она не могла больше молчать, ей было страшно, и она хотела поговорить с кем-то. И, наверное, Дарсия, у дома которой она остановилась, была идеальной кандидатурой. Ведь с тех пор, как ее взяли в плен и спасли, прошло всего несколько дней, которые она провела дома рядом с мужем. Она не хотела постоянно ему напоминать об этом, поэтому молчала.

Она стерла выступившие на глаза слезы и, посмотрев на дочку, постучалась в дверь. Потом вытащила из кармана джинсов приглашение на свадьбу и решила начать с хорошего. Тору не был против того, чтобы она пригласила подругу, остался только вопрос времени...

Когда родственники (имея в виду, конечно же, в первую очередь брата с сестрой) разбегались по своим делам кто куда, Валентин первые минут десять-пятнадцать искренне наслаждался тишиной, но потом быстро начинал беспокоиться и даже тревожиться. Эта тревога, как неизлечимая привычка, пролезла под кожу ровно тогда, когда выяснилось, что за стенами монастыря бродят вооружённые, агрессивно настроенные японцы и даже нападают на обитателей. Валентин, конечно, надеялся, что младшим хватит ума не бродить где попало и не лазать в горы и прочие ныне опасные места не столь отдалённые, но твёрдо поручиться не мог, и ходить за младшими по пятам тоже не мог, потому что со своей каллиграфией совершенно не тянул на роль вооружённой охраны. Оставалось только переживать вплоть до тех пор, пока брат и сестра не переступали порог дома вновь.
В дверь постучали как раз в тот момент, когда юноша об этом в очередной раз размышлял. Открыв дверь, Валентин обнаружил на пороге Яреци - которой, как он знал благодаря курсирующим по монастырю слухам, как раз выпало несчастье побывать у японцев плену и у которой лицо теперь до сих пор было неспокойное, дерганное.
- Вы, наверное, к Дарсии? Её сейчас нет, и я полагаю, она на свидании, так что когда вернётся - предположить не могу, - ровно и как можно более полно выдал Валентин. Он действовал незамысловатым методом исключения: Яреци точно пришла не к нему и не к Эмилю, с несколько большей, но тоже невысокой вероятностью - к маме, значит, остаётся только Дарсия. Да как бы там ни было, все равно никого, кроме Валентина, сейчас дома нет. - Но если хотите, вы можете попробовать её подождать. Проходите, - пригласил Валентин. И глубоко не с первого раза заметил у Яреци на груди маленького ребёнка: - О! Вы с дочерью? Мне говорить тише? - хотя и так не орал, но все же, для Валентина не составило бы труда понизить голос ещё немного.

Когда дверь открылась, а на пороге появился брат Дарсии, девушка вздрогнула и сглотнула. Опустила голову. После того занятия с Дарсией, хотя это занятием нельзя было назвать, когда она учила подругу ставить ментальный щит, на котором присутствовал Валентин, она боялась с ним встречаться. Он, конечно, ничего не желал ей плохого (по крайней мере, она надеялась на это), но успела за то время накрутить себя. Особенно после того, что ему наговорила. Она не помнила, что конкретно ему тогда говорила, но что-то не очень хорошее. Не просто же так она его панически боялась...

Дарсии дома не оказалось, и она вздохнула. Валентин пропустил ее в дом, и она не знала, что делать. Одно она знала точно - в одиночестве будет тяжело. А до возвращения из деревни Тору еще несколько часов. А наставницы нет. И не с кем поговорить. Но Валентин правильная ли кандидатура для разговора? Или просто попросить его передать Дарсии приглашение на свадьбу и уйти? Ее проблемы и страхи не должны никого касаться.

- Я... - она все-таки вошла в дом и положила руку на головку дочки. - Ничего, Кимико сейчас спит, поэтому не надо говорить шепотом. Она не проснется... - она резко себя одернула, в какой-то момент поняв, что начинает становиться такой же, как и все остальные мамочки - кроме как о ребенке ни о чем не говорят. Только вот другие мамочки не попадают в такие истории. - Извините. Я... наверное, я не буду ждать Вашу сестру. Вы не могли бы передать ей вот это? - Она протянула ему небольшой конвертик, на лицевой стороне которого было красивыми буквами написано "приглашение", а вокруг нарисованы сердечки, голуби и цветы. Жаль, что все было нарисовано простым карандашом.

- Это приглашение на нашу свадьбу. Надеюсь, ее отпустят. И... - она опустила голову. - Я... можно мне поговорить с вами? - Ляпнула она и густо покраснела. А ведь она совсем не это хотела сказать. Но сделанного уже не вернешь. - Я не это хотела сказать. Я... я пойму, если вы не захотите видеть мои сопли и слезы... - она закусила губу и прикрыла глаза.

У Яреци мгновенно сделалось такое лицо, словно у Валентина росли острые клыки аж до самого воротника, на манер саблезубого тигра, и этими клыками он собирался оттяпать девушке голову. Фельтин смутно догадывался, что это, должно быть, их разговор о том, как правильно излагать теорию ментальной магии, сыграл в этом не последнюю роль - но ему помнилось, он тогда агрессивными наездами не занимался, да и в целом он не понимал, с чего бы его, прямо скажем, не слишком-то авторитетное мнение по этому вопросу так запало девушке в душу.
Но что сделано - то сделано, что вышло - то вышло, и теперь с этим нужно как-то дальше жить.
- Я слышал, вы успешно сдали нашим мастерам экзамен. Примите мои поздравления, - сказал Валентин, пропуская Яреци в дом. Юноша старался показать, что он настроен благожелательно и кусаться не собирается, но помогало это мало, потому что Яреци все равно вздрагивала, как пугливый олененок, и даже дожидаться Дарсию отказалась. Валентин едва уловимо пожал плечами, принял из рук Яреци разрисованный конверт и пообещал: - Доставлю в лучшем виде. Отдам лично в руки, сразу, как только Дарсию увижу. Не переживайте, - он бы из вежливости и читать не стал, что на конверте написано, но Яреци сама пожелала ввести его в курс дела. Валентин согласно кивнул и только уточнил: - Но вы же уже замужем?
А вот просьба Яреци поговорить застала Фельтина врасплох. Он думал, девушка, передав приглашение, сбежит немедленно, чтобы рядом с ним, таким жутким и кровожадным, лишней минуты не оставаться, а оно вон как поворачивалось.
- Со мной? - изумился Валентин, но тут же взял себя в руки и серьёзно кивнул: - Да, конечно. Конечно, вы можете. Тогда проходите, присаживайтесь. Постараюсь быть вам полезен. И не волнуйтесь вы так, я не буду вас есть, - последнее было уже скорее бряком в духе Эмиля и с языка соскочило непонятно зачем.

- Спасибо, - слабо кивнула девушка. Она уже забыла об этом, кажется, экзамен был в другой жизни. Прошло всего полгода, за это время произошло очень много событий, Тору ей сделал предложение, настоящее предложение, красивое и очень неожиданное. Потом она родила ему дочку-красавицу, а потом она встретилась с Джуном. И ранение Тору. Теперь у нее новая жизнь. Сможет ли она забыть это?

- Мы... да, мы женаты уже, просто так получилось... я узнала о беременности, и родители дали согласие на наш брак. А в семье Тору... - она задумалась, как упоминать Тору при разговоре с кем-то: просто по имени или называть его "мистером Мотидзуки". - Тогда был траур. А сейчас... будет церемония.

А ведь ее могло и не быть. Она содрогнулась от этой мысли, понимая, что несколько дней назад могла его потерять. Потерять безвозвратно. Как бы она жила? Как бы посмотрела матери Тору в глаза? Это страшно. Очень страшно.

Она прошла на кухню, где в прошлый раз сидела с Дарсией за чашечкой чая, и сглотнула. Горько усмехнулась на слова Валентина, что он ее есть не будет.

- Я... я постараюсь не реветь. Но... мне страшно... я... мы просто вышли в деревню, чтьбы купить карандаши. Эти люди... я не знаю, но мне кажется, они поняли, что мы отсюда... я наткнулась на ментальный щит, проникнув в сознание человека. Они нас заманили в ловушку. А потом... Тору... этот человек стоял за мной и... выстрелил в Тору. Я... я отдала ему приказ жить и бороться, а он... он недавно мне сказал, что я не должна была это делать. Но... Валентин, как вы думаете, это был безрассудный поступок?

Она замолчала и закрыла глаза. Она с огромным трудом подавила в себе рвущиеся наружу слезы. Вздрогнула. Ей показалось, что стало чуточку легче. Может только показалось...

Задавая вопросы, Валентин ожидал услышать короткие вежливые ответы. Он напрочь забывал о манере Яреци отвечать широко и обстоятельно, с большим количеством подробностей, и теперь невольно окунался в жизнь девушки глубже, чем считал приемлемым, узнавая такие детали, которые он сам счел бы довольно личными, а Яреци выкладывала их малознакомому человеку так легко, словно это было что-то малозначимое, вроде цвета зубной щетки.
- Я понял вас, - кивнул Валентин. Проводил девушку на кухню, успел еще поинтересоваться: - Чай? Кофе? Хотите что-нибудь? - а потом Яреци вновь забросала его ворохом подробностей. Фельтин слушал внимательно и сомневался в том, что он вообще-то имел право советовать. Одно дело - рассуждать, сидя дома на диване, и совсем другое - оказаться в самой гуще событий и пытаться принимать верные решения там, на эмоциях и на горящих нервах.
- Если вам действительно интересно мое мнение, которое я способен составить, сидя дома на диване в спокойной обстановке и зная большую часть подробностей достаточно поверхностно, - издалека начал Валентин - ну да, не на диване, а на стуле на кухне, но эта мелочь сейчас решающего значения не имела, - то я бы, наверное, назвал ваш поступок не самым рациональным. Обращаться к силе духа и силе воли, конечно, в определенных случаях имеет смысл и даже может сыграть решающую роль. Но, насколько я могу судить, этот случай все-таки был не ваш. Простите за пример, но если у человека пуля в голове, то даже десяток приказов выжить не заставит его организм эту пулю игнорировать. Человек - это ведь не только дух и разум, с телом тоже необходимо считаться. Если бы ментальная магия была вашей последней надеждой, тогда, конечно... Но ведь в отряде, насколько я знаю, был врачеватель? - и тогда, если раненого можно было стабилизировать, смысл искусственно разжигать в нем рьяную волю к жизни несколько терялся. Действуя на эмоциях, которые, несомненно, велели ей бороться за мужа и не могли подсказать что-либо иное, Яреци не оценила рациональность своего поступка. Было ли это синонимом безрассудства - здесь Валентину требовалось еще подумать.

Она думала, что ей станет легче, но, видимо, это ей только показалось. Потому как с каждой прожитой секундой этот липкий страх своими липкими ручонками все сильнее сковывал ее душу и сознание. Она слушала молодого человека, прикрыв глаза, и не знала, что ответить. Наверное, в его словах была правда. Наверное, так бы говорила она сама, если бы не оказалась там. Но она была там. Она видела, как сталь его оружия убивает человека. Она видела, как похитители падают, сраженные пулями. Она видела, как ментальный маг, в чью ловушку она попалась, упал перед ее ногами, а в его голове была дырка. И она видела кровавое пятно на футболке мужа. Можно ли это забыть? Можно ли жить дальше, думая, что это все больше похоже на боевик, придумывая себе, что на самом деле все это было постановкой, а их с Джуном не предупредили, чтобы снять настоящие эмоции? Она прекрасно знала, что это была не постановка. Тору получил настоящее ранение.

- Я... - она не знала, что сказать, чтобы это не было похоже на жалобы. - Мне... я... тогда сильно испугалась за него. Он... а если бы я этого не сделала? Как я поняла, ранение было в правое легкое. Если бы его Джун не толкнул... как мне забыть это? Ведь это можно забыть? Мне... я очень сильно боюсь. Его потерять..

Кажется, это было лишним.

Валентин в полной мере осознавал, что все его слова пока что - такие себе. Что Яреци они нисколько не помогли, а, кажется, только наоборот, растревожили девушку сильнее прежнего. Что, конечно, он не понимал, что ей пришлось пережить, и потому судить не мог. И куда бы он сейчас ни ткнул, это получилось бы поверхностно и неверно.
- Думайте так: раз все окончилось хорошо, значит, ошибок вы не сделали, - предложил Валентин, не оставляя попыток хотя бы приглушить ужас в голосе Яреци, раз уж изгнать его совсем упорно не получалось. - А не сделать ошибок - это ведь, по сути, то же самое, что сделать все правильно. Только несколько другими словами. Так что вы все сделали правильно. А что касается "забыть"... - здесь Валентин задумался кратко. Очень кратко. И твердо сказал: - Думаю, что нет. Это все-таки для вас очень яркое воспоминание. Не из приятных - да, но тем не менее, очень ярко эмоционально окрашенное. Мне, конечно, сложо судить, но я бы предположил, что даже с помощью ментальной магии будет сложно его вытравить, а вы явно говорите не о вмешательстве подобного рода. Но, быть может, если меньше зацикливаться на том, как все было плохо, и стараться больше думать о том, как все снова наладилось сейчас, то это воспоминание быстрее притупится и станет менее болезненным? - предположил Валентин. И, не в силах избавиться от подозрений, что и в этих словах толку не было ни на ломаный грош, коротким извиняющимся жестом коснулся запястья Яреци: - Яреци, простите меня. Я знаю, я ужасный собеседник. И плохо умею утешать, зато отлично умею делать хуже. Но, надеюсь, сейчас я... ничего не усугубил? - осторожно уточнил Валентин. Вот бы еще не хватало, чтобы он грязными пальцами, да только хуже растравил свежую рану, когда к нему вообще-то Яреци пришла за советом и пониманием, а Фельтин и то, и другое демонстрировал довольно деревянно.

За своими страхами и последующими за ними рассказами о том ужасе девушка совсем пропустила тот момент, когда Валентин предложил ей что-нибудь выпить. Только хотела попросить чаю, как Валентин продолжил говорить, и от его слов становилось как-то проще и немного легче. Она понимала, что полностью никогда не избавится от этого воспоминания, но, может быть, действительно стоит меньше зацикливаться и проводить больше времени с любимым мужем, дочкой, с друзьями. И стараться делать всё возможное, чтобы никогда не видеть страха в глазах Тору и уж тем более Кимико.

Когда Валентин осторожно дотронулся до её запястья, она слаба вздрогнула и подавила очередной всхлип. Посмотрела на молодого человека.

- Спасибо вам, Валентин. Я... я сама виновата - постоянно жалуюсь, ною, чего-то боюсь. Но после разговора с вами мне стало немного легче. Не вините себя, я... спасибо, - она тепло улыбнулась и слегка склонила голову. - Можно мне чаю, любого, только без сахара?

От вполне невинного прикосновения Яреци вздрогнула, словно Валентин опять сделал что-то непозволительное, и Фельтин поспешил убрать руку, мысленно признавая: он, похоже, не понимает и не чувствует, как общаться с девушкой, чтобы не цеплять ее растревоженные нервы, он может только запоминать, как было неправильно, и больше на такие грабли не наступать. Хотя бы эти грабли исключить, их и так, по внутреннему ощущению юноши, еще вокруг оставалось немало.
- Честно говоря, не представляю себе, каким образом мои потуги в разговор могли вам помочь. Но если каким-то чудом действительно помогли, то я рад, - признался Валентин. И с готовностью кивнул: - Конечно, можно, что вы, Яреци! Сейчас сделаю вам чай. Хоть несколько кружек. Сколько пожелаете.
Удерживая в мозгу ключевое пожелание "без сахара", Валентин на кухне навел полную кружку зеленого чая - ему почему-то казалось, черный чай без сахара девушки в большинстве своем не одобряют, хотя та же Дарсия, например, глушила так, что только в путь, и, казалось бы, уж на примере родной сестры можно было бы понять, что с засевшим в голове "показалось" явно что-то не то. С чаем Валентин вернулся к Яреци и протянул девушке кружку: - Вот. Пожалуйста, возьмите. Зеленый, это годится? Что-нибудь еще для вас? - Почти как в ресторане, за исключением того, что меню далеко не столь богатое - а с другой стороны, зато и платить не просят.

- Потому что мне неудобно вам "тыкать", - мгновенно ответил Валентин. Понимание того, как и почему он обращается к Яреци, у него в мозгу было словно бы разлиновано и пронумеровано, причём не потому даже, что он специально по вечерам этим занимался, а сложилось так само собой. И из этого понимания, раскладывая следствие на аккуратные кирпичики причин, Валентин пояснил: - Вы старше меня, пусть ненамного, вы мастер, а значит, имеете совершенно иной статус, и к тому же, будем честны, мы с вами знакомы не так хорошо и близко, как вы с Дарсией. Она может обращаться к вам на "ты". Я - считаю, что мне несколько рано следовать её примеру.
Расшаркивания Валентина с кружкой чая наперевес, кажется, немного разрядили обстановку и приподняли Яреци настроение. Фельтин кивнул в ответ и доброжелательно улыбнулся: - Не за что. Всегда обращайтесь, если что - в случае чего, я думаю, будем помогать всем домом, - и юноша не стал лишний раз упоминать, что из всех обитателей дома он был самым неуместным и неудобным из всех возможных собеседников. Яреци, наверное, и сама это теперь понимала, после того, как продралась через через получившийся тяжелым и неудобным разговор. Но улыбка девушки, ставшая уже гораздо более широкой, едва ли могла свидетельствовать о том, что разговор в итоге получился таким уж неудачным. Как и комплименты дому - и Валентин в ответ вежливо склонил голову: - Благодарю. Надеюсь, вас всегда будут рады видеть в этом доме, - в исполнении Фельтина именно так коряво звучало пожелание крепкой дружбы на долгие года.