Призраки прошлого и видения настоящего

Начинало темнеть. Из-за этого было все сложнее ориентироваться среди горных вершин, а скудные лучи заходящего Солнца были готовы потухнуть в любой момент – ночь в этих краях наступает мгновенно. Белый журавль, подстраиваясь под потоки ветра, стремительно летел над темнеющими водами Брахмапутры, за следующим изгибом которой нужно успеть свернуть в сторону монастыря. Там будет дорога, и можно дойти пешком если не до самого монастыря, то хотя бы до ближайшей деревни. Ньяо торопился, стараясь не отвлекаться ни на что, даже на возможные опасности. В монастыре его ждали ученики, которым нельзя пропускать тренировки. Удивительно, но даже у магов Воздуха бывает чувство ответственности. С берега доносился какой-то шум, на который Ши решил не обращать внимания – некогда, нельзя терять ни минуты, пока ещё светло и видно дорогу. Журавлю сложно ориентироваться в темноте, а человеку сложно идти среди гор, когда нет дороги.

Воздух рассек тихий свист. Птица метнулась, слишком поздно заметив опасность. Крыло пронзила острая, ожигающая боль, а бурлящие воды горной реки начали стремительно приближаться. Ветер не мог удержать раненую птицу, и Ньяо лишь слегка смягчил удар о воду, сквозь жгущую боль расправляя белоснежные крылья, на одном из которых перья успели окраситься в кровавый цвет. Оказавшись в воде, Ши сложил крылья, сосредоточившись на одном – нужно вернуться в человеческий облик, иначе не выплыть. Боль в крыле стала болью в плече, а вся трансформация проходила намного сложнее, чем обычно – оцепенение от воды, боль от раны, невозможность сделать вдох, и лишь пульсирующее на границе сознания ощущения себя-человека.

Волны подхватили Ши, но он смог резко вынырнуть, жадно глотнув воздух. Вода была холодной, а течение норовило снести на камни, которые виднелись впереди. Стрела оставалась в плече, из-за чего плыть было очень трудно. Няьо определил, в какой стороне находится берег, и, собравшись с силами, направился к нему, борясь с течением. Раненую руку он прижал к животу, стиснув зубы от боли, которая вместе с холодом воды разливалась по всему телу. Глубокий вдох, ещё несколько рывков к заветному берегу. Кровь из раны текла все слабее – хоть что-то хорошее в холодной воде. Но Ши уже чувствовал, как начинает кружиться голова. Вода захлестывала, и во время следующего вдоха Ньяо закашлялся из-за попавших в нос ледяных брызг. Но тут нога коснулась каменистого берега. Ещё никогда маг Воздуха так не радовался ощущению опоры под ногами. Ши выбрался на берег, заметив, что оказался в узком ущелье, окруженном отвесными склонами. Дороги не было, ловушка. Ньяо встал, опираясь рукой о горный склон, и отдышался. Нужно обработать рану и высушить одежду. А утром, возможно, найдется выход. Чуть теплый вихрь окутал Ши, высушивая его одежду, но резкая боль в плече заставила его опуститься на землю, прикрыв глаза и собираясь с силами. Нельзя отключаться. Нужно дышать и цепляться за сознание, хотя бы за чувство боли. Это – не сонливость, если сдаться – придет смерть. Ньяо испугался этой мысли, но понял, что сдаваться нельзя. Он обломал стрелу, оставив в плече наконечник, чтобы кровь не пошла сильнее. От резкой боли правая рука почти онемела. Ши попытался сжать пальцы в кулак, но на это не хватало сил. Глупая расплата за легкомыслие. Не для того его учили мастера, чтобы Ньяо погиб от стрелы охотника. Не сдаваться.

Тайга пребывала в Китае уже долгое время. И помимо изучения интереснейшего с ее точки зрения мира, занималась она, конечно же, сбором трав. Местные знахари-травники с удивительной охотой делились своими наблюдениями и знаниями. Уверена была Тайга, что далеко не всеми знаниями, но было бы странно обвинить их в нераскрывание тайн своего мастерства.

Так что, взвалив на спину сундук, Тайга пробиралась вглубь страны. Лето здесь было жарким, но чем выше в горы она поднималась, тем чище и легче становился воздух, тем прохладнее были ветра, но злее солнце. Впрочем, в родной стране сейчас тоже было жарко, а к тому же еще и ужасно влажно: только-только должен был закончиться сезон тайфунов, приносивший дожди и ветра.

На эту ночь Тайга задумала собирать валериановый корень. Было удачнейшее время: луна шла на убыль, а вместе с нею и сила растения спускалась от верхушек к корневищам. К тому же, ранний август значил переход Рака во Льва, лучшее время для валерианы.
Большинство травников рекомендовало собирать валериану на закате, но вот что любопытно - одна пожилая знахарка, лукаво улыбнувшись, посоветовала Тайге повнимательнее присмотреться к знанию: все успокаивающие травы собирали ночами, в самое покойное и тихое время. Закат еще суетлив - не все улеглись, ночные звери лишь просыпаются, дневные еще не уснули; ночные ветра только воют в скалах и низинах, а дневные пока гонят облака.

Так что Тайга кроме всего прочего собиралась и проверить это в действие. Сделать один сбор на закате, и, дождавшись, когда наступит тихая полночь, сделать второй. Маленькая болотистая местность, созданная не то застарелым оттоком из лежащего недалеко крошечного озера, не то было старым руслом. Чтобы не смешивать сборы, Тайга, закончив "закатный", покинула болото и пошла по склону вверх. Нужно было еще очистить корни, правильно обрезать и выложить на сушку. "Ночной" сбор будет только завтра, а проводить время у болота, среди москитов, не самая хорошая идея.

Резкие обрывы, оскалившиеся темным камнем, обрамляли шумную реку. Устроившись на таком обрыве, Тайга как раз только завершила свое занятие и, прислонившись к сундуку, неторопливо отряхивала руки от земли, когда краем глаза ей почудилось нетипичное для хаотичных вод движение.

Было уже сумеречно, всякое могло почудиться, но слепой она не была. В реке был человек. Сперва Тайга решила - мало ли странных людей, любящих ледяную воду и сражение с порогом? Даже не решилась рассматривать его, пока не поняла, что человек, выбравшийся на камни, явно не был праздным купальщиком. Он попытался подняться, но сил ему явно не хватало.

Тайга мигом подскочила на ноги, нервно прошлась вдоль края обрыва. То был противоположный берег, так что, спустись она даже по отвесному склону, перейти реку ей будет почти невозможно: течение тут бурное, унесет и не заметит. И ящик не перенести. До ближайшего брода далеко, а вдруг она не успеет?
Мучаясь выбором, Тайга пару раз едва не оступилась на обрыве. Что делать? Не оставлять же все так. От волнения она запустила руки в волосы на макушке, едва ли не дергая себя за пряди.

Выбора, похоже, не было. Оказаться на той стороне, да еще внизу, под отвесным берегом, она могла только одним способом. Одно плохо, мелькнуло у нее в голове и чуть не породило еще волну сомнений: подняться обратно с той же легкостью она не сумеет. А там берег такой, что со всех сторон или отвесные скалы, или злые клокочущие воды. Был бы тут папочка, он бы посмеялся над тем, что дочь "наездника бури" боится горной речки.

Тайга вздохнула. Мысленно пожелала наконец своим мешающим мыслям заткнуться и сконцентрировалась на своем превращении. Это всегда было странно, хотя спустя столько времени она привыкла - не чувствовать ни рук, ни ног. Знать, что они в принципе есть, но сейчас их... нет. По первости в зверином облике Тайгу мучали фантомные боли.

Маленькая пестрая змея проползла вдоль обрыва, подыскивая удобное место для начала прыжка. Такое подобралось: из песчаного берега торчал голый корень, должно быть, вон от того давно гибнущего ясеня. Змея сползла на него, цепляясь за гибкую древесину. Оплела хвостом и нижней половиной туловища корень, вытянула вперед голову и верхнюю часть, стараясь держаться горизонтально. И, распустив кольца, полетела вниз.

Мгновение, и стремительный полет сменился мягким планированием. Змея раскрыла грудную клетку, уплощая себя, почти так же, как делает кобра, чтобы раскрыть свой капюшон. Только кобре это надо для устрашения, а безвредной райской змейке - для мягкого падения-парения.

Извиваясь, будто плывя в воздухе, змейка пересекла расстояние над рекой (холодный воздух над водой заставил змейку "провалиться" вниз, поскольку тут не было таких же хороший восходящих потоков, как над теплой землей; к тому же, ее немного снесло ниже по течению, пришлось выруливать).

В конце концов, змея приземлилась на камень, держа голову повыше - чтобы не удариться. Повезло, что не было рук и ног, подумалось Тайге. Иначе бы вывихнула что-нибудь.

Человек был совсем близко. И, кажется, в сознании. Возвращение в человеческий облик заняло чуть больше времени, чем хотелось бы: сказалась чрезмерная спешка и волнение. Тайге как-то не приходилось врачевать незнакомых людей, да еще пока не зная, что с ними.

Причина, впрочем, была установлена быстро: следы крови, обломанный деревянный остов, торчащий из раны. Сперва Тайга приняла его за ветку, но, сообразив, поняла, что вероятнее всего это была стрела. Но как?.. И откуда?..
Но пока это было не важно. Важно было установить контакт. Куда проще лечить, когда перед тобой не незнакомое и не откликающееся тело, а живое и понятное существо, дух, который согласен открыть доступ к себе для эффективного исцеления.

- Господин? - не подобрав ничего иного для обращения, позвала Тайга. Мужчина был намного старше ее, и не стоило даже в такой ситуации допускать фамильярностей.

Малейшее движение вызывало новую боль. Рубашка пропиталась кровью, от слабости начинало звенеть в ушах. Ши сосредоточился на дыхании, хватаясь за боль как за возможность оставаться в сознании. Ньяо прислонился спиной к отвесному склону ущелья. Чтобы выбраться, придется плыть – журавль с перебитым крылом не может лететь. Но бурная горная река сейчас была сильнее опытного мага. Каждый вдох отдавался новой болью во всем теле. Не сдаваться.

Перед глазами все плыло, Ньяо с трудом различал в спустившихся сумерках образы внешнего мира. Горы, река, нужно хвататься за любой образ, чтобы не терять сознание. От слабости начинало тошнить, малейшее движение сопровождалось тем, что мир вокруг поворачивался, и нужно было вновь осознавать, где земля, где горы, где вода, в какой стороне далекое, недостижимое небо, которое стремительно темнело с началом ночи. Ньяо поднял глаза, пытаясь понять, сколько сейчас времени, но редкие точки звезд могли быть плодом воображения. Дышать, не сдаваться.

Маг Воздуха не привык сталкиваться с опасностью лицом к лицу – проще уйти, увернуться и оставаться свободным от проблем. Но сейчас уходить было некуда. Нужно выжить, значит, нужно оставаться в сознании. Ньяо прикрыл глаза, веки казались ужасно тяжелыми, и очень хотелось расслабиться и заснуть. Нельзя, это не сон. Ночь несла холод, от прохладного ветра влажная одежда казалась совсем тонкой, по коже пробежал неприятный, страшный холод. Медленный вдох. Не сдаваться.

Усилием воли Ньяо открыл глаза, понимая, что что-то в пещере изменилось. Какой-то новый образ, от которого сжалось сердце. Так не бывает. Ши щурился, стараясь лучше разглядеть лицо. Это просто видение, призрак. Говорят, перед смертью настигают призраки прошлого, самые яркие воспоминания. Улан… Это было в другой жизни, с другим Ньяо, в другом мире. Или просто не было. Он здесь, на берегу ледяной реки, не спать, не сдаваться, выжить. Но образ не пропадал. Ши внимательно посмотрел на девушку, которая с ним заговорила. Тот же голос, даже ветер хранит память. Но зачем? Ньяо, конечно, не успел заметить, как в ущелье пробралась змея, не видел даже обратную трансформацию. Для него девушка просто появилась из ниоткуда, подобно видению или призраку. Он не мог понять, что реально, что только видится, даже не знал до конца, остается ли до сих пор в сознании, или это уже сон.

- Улан…, - тихо прошептал Ши, вглядываясь в лицо девушки.

Улан? Сперва Тайге показалось, что человек что-то говорит ей на китайском. Она усилием пыталась понять это выражение, может, недосказанное слово? А может, это его имя, и он...

Имя. Тайга невольно почувствовала странный холодок. Улан звали ее мать, которую она почти не помнила, но о которой много слышала от отца. Но то были далекие жаркие острова Филиппинов, которые отделяло отсюда целое море и много километров земель.

- Меня зовут Тайга. Я хочу вам помочь. Вы меня понимаете? - стараясь поймать контакт с сознанием раненого, взволновано продолжала болтать она. Даже на всякий случай несколько раз провела рукой перед глазами у мужчины, дабы поймать хоть зрительную фокусировку.

И без разглядывания ауры было понятно, что происходит. Но на всякий случай, сконцентрировавшись, Тайга прищурила глаза, глядя на человека сквозь ресницы. Яркое багровое пятно, как кровь, вырисовывалось в месте ранения. От него тянулись пульсирующие "щупальца", то угасающие, то появляющиеся вновь. То были спазмы боли, проходившие от раны при вдохе или неосторожном движении.

В остальном аура человека была удивительно гармоничной. Такое бывает редко и означало лишь найденный путь своего развития. Правда, сейчас Тайга ясно чувствовала какую-то нестабильность, но было бы удивительно, не будь ее у человека, из чьего плеча торчит обломок стрелы.
Значит, дело было только в ранении и общей слабости, вызванной им, никаких других ран Тайга не наблюдала. По крайней мере, свежих, мешающих жизни. Может быть, что и было на более глубоком уровне, но явно не время сейчас его изучать.

- Я должна буду вытащить стрелу, - предупредила она.

Она реальна, и это не Улан. Ньяо зажмурился, пытаясь пошевелиться. Он не спит, он по-прежнему находится в ущелье у горной реки со стрелой в плече. Не важно, откуда здесь взялась эта Тайга, но она слишком похожа на Улан. Или это кажется воспаленному сознанию, тем более что солнце уже зашло и в ущелье стало темно. Только сейчас Ши начал понимать, что у него появился шанс выбраться, что девушка пришла к нему на помощь. Он попытался улыбнуться.

- Спасибо. Да, я Вас понимаю…, - слова давались тяжело, от дыхания боль разливалась по всему телу, но сейчас, когда появился шанс, Ньяо был готов собраться с силами. – Мое имя Ши Ньяо, - добавил маг, переведя дыхание.

Сейчас он чувствовал себя глупо – раненый, загнанный в угол, изо всех сил борющийся с собой, чтобы оставаться в сознании. Мастер кунг-фу, сраженный стрелой обычного охотника за птицами. Позор на седые головы его почтенных учителей. Как можно было не почувствовать явную опасность, так увлечься разумом птицы, чтобы забыть об осторожности? Сколько тысяч ли он пролетел в своей жизни в облике журавля, в какие только переделки не попадал, но чтобы так глупо, вблизи монастыря, попасть под обычную стрелу. Судьба вновь решила напомнить, что рано чувствовать себя всезнающим мастером, а легкомыслие не доводит до добра.

Ньяо поднял взгляд на Тайгу. Девушка была совсем молодой, лет двадцати, может, чуть больше. Не иначе как само Провидение решило сжалиться над легкомысленным магом, дав ему шанс? Тайга что-то сказала. Вытащить стрелу… да, конечно. Ньяо надеялся, что девушка разбирается во врачевании и сможет остановить кровотечение, но другого выхода все равно нет. Он кивнул.

Ответил. И, судя по всему, то был не бред лихорадящего сознания, а осмысленные речи. Уже лучше. Тайга мысленно поблагодарила тех богов, что присматривали за этим мужчиной, что не допустили совсем уж безвыходных условий. Оставалось только гадать, кем же он был? И хоть он не был пожилым, но на вид ему было уже сорок или больше. Однако яркая и мощная аура выдавала в нем человека сильного, скорее всего, мага или духовного наставника.

Кивнув скорее самой себе, Тайга аккуратно подцепила ткань, пропитанную кровью и водой, отыскала, где материя была надорвана, и с осторожностью разорвала ее еще больше, чтобы увидеть саму рану без помех. Стрела вошла не слишком глубоко, но наконечник скрылся в мягких тканях полностью. Судя по углу наклона, острие стрелы уперлось в кость. Любое движение, особенно отведение руки назад, должно было отзываться болью.

Тайга встряхнула руки, сбрасывая с них всю лишнюю энергию и информацию, и задержала раскрытую ладонь низко над раной. Красный цвет, жар, пульсация. Естественно, если рану не обработать, воспаление пойдет еще сильнее - вряд ли тот, кто послал стрелу, заботился о дезинфекции.

Прежде всего Тайга хотела убрать боль, что было бы логично. Но она хорошо понимала: смягчающее боль влияние часто оказывало на пациента "седативный эффект", что было вовсе неплохо, когда он лежал на койке под присмотром врача и запросто мог спокойно поспать после операции. Но сейчас они были не в том положении, чтобы оставаться тут на ночь. Во-первых, с приходом ночи на камнях у реки станет еще холоднее, воздух будет сырым, что вредно для человека с ранением. А во-вторых, Тайга не могла с уверенностью сказать, кто именно ранил этого господина, и не шел ли он по следу, чтобы закончить начатое.

Решение было простым, но не самым приятным. Тайга собиралась чуть-чуть облегчить боль, но лишь отчасти. Это не даст сознанию уйти в дремоту, но и не уберет все болезненные ощущения. Но болевого шока случиться не должно.
Сложив руку "чашкой" на некотором расстоянии над стрелой, Тайга, наконец, настроилась на ауру мужчины, забивая в горсть негативную болезненную энергию.

- Вы знаете, когда увидела, что кто-то плывет тут, подумала, неужели кому-то на ночь глядя вздумалось купаться, - под беспечной и чуток виноватой болтовней Тайги скрывался простой смысл: во-первых, не дать сознанию человека потерять нить реальности, а во-вторых, отвлечь своей глупой болтовней от того, что она собиралась сделать со стрелой. Второй рукой она как раз очень осторожно, чтобы не раскачать, сжала черенок стрелы, притирая его, дабы он не выскользнул во время рывка. - Здесь вообще иногда чудные люди попадаются. Ну вы же здесь наверное живете где-то, да? Один раз вовсе в сумерках встретила кого-то, а он стоял на обрыве, как аист на одной ноге, как только не падал. Простите, - и в этот ключевой момент Тайга резко и быстро рванула стрелу из раны на плече, усиливая при этом отток негативной энергии, вызванной болью. Часть ей даже не удалось изолировать от себя, собрав в руку, и неприятная, резкая, но безместная боль заставила ее нахмуриться, но не терять концентрацию.

Ши попытался чуть расправить плечи, чтобы девушке было проще осмотреть рану, но тут же поморщился от резкой боли, отдававшейся в лопатку и локоть. Тайга аккуратно разорвала рубашку. Руки девушки казались прохладными, или просто жар в ране был слишком сильным. Но эти прикосновения не причиняли новой боли, наоборот, позволяли понять, что девушка может помочь.

Боль начала уходить, оставалась только слабость. Хотелось закрыть глаза и расслабиться, но Ньяо понимал, что нельзя. Нет, охотник его не преследовал, даже если все ещё хотел поймать белого журавля. Он наверняка даже не понял, что стрелял в человека, а не в птицу, но из пещеры нужно выбираться. Становилось все холоднее, на Тибете ночи отличаются от дней сильнее, чем лето от зимы – лунный климат, одна из особенностей этих мест.

Девушка что-то говорила, её голос успокаивал, позволяя при этом сосредоточиться, чтобы не заснуть. В какой-то момент она снова сильно напомнила Улан – голосом, манерой разговора, даже легкий акцент был похож на тот, с которым говорила филиппинка. Как наваждение, будто вернулся призрак прошлого для того, чтобы спасти его жизнь сейчас. Ньяо не знал, что стало с Улан после того, как она вернулась на родину, и старался никогда об этом не думать. Сейчас, наверное, так действовала слабость.

Отвечать не хотелось. Ши как-то неопределенно кивал, собираясь с мыслями и борясь со сном, как внезапно почувствовал резкую боль, заставившую его коротко вскрикнуть. Мышцы шеи резко дернулись, и Ньяо стиснул зубы, чтобы не кричать. По всему телу прошла судорога, а сердце неприятно кольнуло. Во время обратного превращения мышцы изменили свое положение, из-за чего стрела сильнее запуталась в тканях. Ши заставил себя сделать глубокий вдох, сквозь резкую боль от поврежденных мышц. Это позволило немного расслабиться, но боль в плече пульсировала в такт участившемуся пульсу, будто огнем обжигая всю руку и не давая думать ни о чем другом.

На виденье ауры красный цвет на один момент полыхнул так, что впору было испугаться: если слишком сильно и долго он будет держаться в теле, да с такой силой, тут запросто может случиться шок. Тайга невольно сама сжала зубы: она слишком близко принимала чужую боль, особенно ту, которую вынуждена была причинить сама. Порой, правда, свойством воды она находила себе оправдания, если та боль была не физической, а душевной, но через время начинала терзаться из-за этого.

Отбросив наконечник стрелы, Тайга прижала ладонями мужчину, не давая ему слишком сильно дергаться. Одну руку она положила на здоровое плечо, вторую - на солнечное сплетение, дабы не трогать рану.

- Держитесь моего голоса, я здесь, и вы здесь, - своеобразной мантрой заговорила она, дабы сознание человека, ошпаренное болью, не решило отключиться. Сейчас это было нельзя, хотя бы и очень помогло.

Вместе с прикосновением она перекачивала мягкую прохладную энергию, делясь ею, как успокоительным, обезболивающим и охлаждающим горящую от воспаления рану. Действовать нужно было оперативно. Прежде всего - заставить Ши Ньяо расслабиться, хотя бы немного. С зажатыми мышцами трудно управляться, и уж точно - трудно остановить кровотечение.

Так что Тайга переключилась на рану. Кровь текла не так активно и быстро, а значит, артерии задеты не были. В полумраке Тайга не видела цвета крови, но здраво полагала, что это из задетой вены. Значит, прежде всего нужно было восстановить именно стенки крупного сосуда.

Красная энергия запустила ровный и постепенный процесс сращивания. Опасность была в том, чтобы не навредить: запросто можно было переусердствовать и сделать просвет сосуда слишком маленьким. Тайга старалась изгнать прочь эти опасения. Они только мешают.

Несмотря на холод, на лбу выступил пот. Тайга аккуратно отвела руку, убеждаясь, что кровь хоть и идет, но уже не так сильно.

- Кровь я постаралась остановить. Нужно будет перетянуть, обеззаразить, и тогда... Господин? - на всякий случай позвала Тайга, волнуясь, чтобы он ее слышал.

Ньяо зажмурился, пытаясь выровнять дыхание и хоть немного унять нестерпимо сильную боль в плече. В ушах звенело, он ничего не слышал и почти ничего не замечал. Чувствовал, что рядом по-прежнему Тайга… или все же Улан? Ши уже не мог понять, где реальность, где воспоминания, где бред спутанного сознания. Он почти не понимал, что происходит, и где он оказался.

Мелкий озноб в мышцах сменил судорожное напряжение, дыхание снова сбилось, и лишь мельком Ши услышал голос девушки. Я здесь… Будто он вновь пытался вынырнуть из ледяного потока, чтобы глотнуть воздуха. Веки Ньяо задрожали, и он открыл глаза, пытаясь сфокусировать взгляд. Вокруг было темно, или казалось, что темно. Ши смутно различал до боли знакомые черты лица, вновь не понимая, как здесь оказалась Улан.

Только сейчас Ши почувствовал руки девушки на плече и солнечном сплетении. Дышать стало легче, боль начала постепенно отступать. Зажатые мышцы понемногу расслаблялись, наливаясь свинцовой тяжестью. От плеча реактивно зажимались мышцы лопатки и живота - следы спазма, будто цепной молнией прошедшего по всему телу. Я здесь, она здесь… Ньяо старался дышать глубже, сосредоточившись на ощущении от заполнявшего легкие холодного ночного воздуха.

Жар в плече сменялся прохладой, будто свежий ветер подул среди жаркого полудня, придавая сил. Перед глазами стали мелькать темные точки, и Ши не понимал, видит ли он что-то перед собой. Он снова закрыл глаза, чувствуя, как проваливается в сон, наполненный образами. Это были странные видения пламени, каких-то символов, хаотичных вихрей и линий, не принимавших осмысленные формы. Я здесь… Новый вдох и попытка ухватиться за ощущения. Боль, холод камня за спиной, прохлада ладоней... Тайга… Улан… Цветные пятна перед глазами закрутились в одном общем вихре. Я здесь… здесь… Дальше была пустота, наполненная хаосом спутавшихся ощущений и все тех же цветных пятен, от которых будто тянулись две нити – красная нить боли и голубоватая нить целительницы. Улан…

Ответа не последовало. Свет зашедшего солнца уже почти не достигал дна речного ущелья, но Тайга видела, что пусть мышцы и расслаблялись, пусть по телу человека катилась нервная судорога, сам он, похоже, уже ее не слышал.

Это, возможно, опытные врачи умеют держаться спокойно и знают, что пациенты иногда умирают. Всем помочь нельзя. Но Тайга не имела большой практики за плечами, каждый пациент был для нее дорогим и близким. И когда она теряла способность управлять ситуацией, она теряла и самообладание.

Нет, нет, нельзя так! Нужно успокоиться, нужно просто сконцентрироваться! Ну-ка, возьми себя в руки! Ты, в конце концов, врачеватель или просто на прогулку вышла?!

Тайга постаралась сконцентрироваться, вновь узреть ауру, надеясь, что господин просто погрузился в сон. Но нет, стоило ей разглядеть цвета его ауры, и она чуть ли не впала в панику. Цветовые пятна будто бы подернулись легкой серо-седой дымкой. Энергетическое истощение. Если не выловить сознание, не заставить энергию вырабатываться как следует, не то, что раны не залечить, а...

Тайга не желала об этом даже думать. В панике она сжала пальцами здоровое плечо, приложила ладонь к раненому, не надавливая, лишь касаясь кожи рядом с раной. Еще красной энергии, яркой, сильной, пробуждающей. Давай же, ну открой глаза, ну не смей отключаться! То, что мысленно Тайга уже перешла на неуважительное "ты" и приказной тон, она не заметила. В этот момент такое казалось само собой разумеющимся.

Руки, перепачканные в чужой крови, начали дрожать. Тайга видела, что серого цвета становится все больше, как расплавленное серебро, заливающее цветные пятна и сполохи. К горлу подступили злые слезы от своей беспомощности.

- Ши Ньяо! Ши! - бессмысленно звала она. В какой-то момент при очередной попытке дозваться ей почудилось, будто не только она кричит ему, но и незнакомый голос, называя при том совсем другое имя. Тай моргнула, перед глазами расплывалось (от слез - подумалось ей как-то отстраненно).

Но она увидела свои руки как при дневном свете, и лицо человека, совсем молодого, юноши даже, которому она что-то говорила. Не было запаха крови, не было сырого холода реки. На краткий миг она увидела залитую закатным светом комнатку, высокие окна, почувствовала тепло мягкой ткани; чьи-то руки поддерживали ее плечи, тепло и надежно; покой и умиротворение, и уверенность, что все будет в порядке.

- Ши... Ван Чжу, - собственный голос, смешавшись с чужим, более низким, звучавшим в ее голове, вырвал ее из этого мгновенного оцепенения. Исчез закат, исчез юноша; вокруг вновь был холод, шумела река, скалы блестели в угасающем свете дня. - Ван Чжу! - совершенно не осознавая, как заведенная и отмеченная безумием, твердила Тайга.

Пустота. В какой-то момент ушла боль, ушли все ощущения, и Ньяо показалось, что он вновь взлетел к небу. Темному, ночному, увидев со стороны очертания своего тела в залитой кровью рубашке, рядом была девушка, кажется, она плакала. Смутные тени, и пьянящая легкость полета. Внезапно небо показалось светлым, дневным, залитым солнцем. Улан…

Бледное лицо девушки, нежный взгляд серых, как сталь, глаз, листок с офуда рассыпался в прах, но заклинание подействовало. С ней все будет хорошо. Она сказала, что настанет час, когда спасет его жизнь. Улан, оставшаяся в прошлом из-за того, что не хватило смелости с ней быть, ведь у ветра не бывает привязанностей. Залитая солнцем комната, она стоит рядом в зеленых одеждах, скрывающих тонкий стан. Она злится. Из всего, что она говорила, Ши понял только одно слово – «вернись».

Вновь темнота и боль в плече, резкая, возвращающая к ощущению реальности. Его звали по имени, тем именем, которое он давно оставил в прошлом и успел забыть, назвавшись перелетной птицей. Ньяо, нет, Ван Чжу сделал судорожный вдох, почувствовав, как усиливается боль в плече. Веки мага задрожали. Кровь из раны стала сочиться сильнее, и боль вторила ритму пульса. По всему телу пробежали мурашки, будто затекли все мышцы.

Ши медленно открыл глаза, вновь видя перед собой знакомое лицо. Улан, это она назвала его истинное имя. Дыхание становилось ровнее, и окружающий мир проступал все реальнее. Вернулся. Ньяо смотрел на заплаканное лицо девушки, но чувствовал, что это – не та, что его звала. Похожа, как сестра, но не она. Образ, спрятавшийся глубоко в сердце, настолько глубоко, что Ши сам поверил, что забыл, слишком явно всплыл в памяти, чтобы его перепутать. Губы Ньяо дрогнули в улыбке, он не заслуживал слез той, что ему помогала.

Странные навеянные образы исчезали в сознании, и Тайга не могла с уверенностью даже сказать, что же это было. Только имя, странное незнакомо-знакомое, чужое и в то же время удивительно близкое, все еще звучало эхом в ее голове. Спросили бы ее, что произошло, она даже при желании не смогла бы объяснить.

Но подействовало. Ши открыл глаза, и пусть почти не видно было в полумраке, что они выражают, стало очевидно, что страшный рубеж преодолен. И точно, серый цвет медленно отступал, как откатывается приливная волна, уступая место другим краскам. Красной пульсации боли по-прежнему было много, но боль означало по крайней мере жизнь.

- Все хорошо, - то ли успокаивая саму себя, то ли сообщая эту благую весть Ши, пробормотала Тайга, украдкой вытирая глаза тыльной стороной руки. - Вот видите, я же говорила, а вы боялись.

Она нервно улыбнулась, мол, да, страху-то чего, всего ничего, она всегда знала, что все хорошо будет. Рана пустячная, было бы вообще стыдно не вылечить от такой.

- Сейчас полегче станет, а там я вот... надо обеззаразить же, - она судорожно выдохнула. Ну все, нервы что-то совсем плохие стали. Приложив тыльную сторону кисти к губам, Тайга несколько секунд сидела так, глядя в сторону. Ну же, ну, успокойся, чего тут распускать сырость, и так холодно.

Совладав, наконец, с собой и пообещав себе, что нервы будет держать в тепле и сухости, то есть, в покое, она вновь предпочла образ многоопытного целителя, который не теряется во всяких таких ситуациях. Ну да, только вот что-то образ не лез, как рубаха не по размеру.

Ши сумел даже подняться и сесть, хотя Тайга поборола желание подхватить его или остеречь от таких поспешных действий. Но, видимо, теперь тревога была ложной, и состояние значительно улучшилось. Ну как, значительно... с раной еще придется много работать. Но по крайней мере, не боясь, что сознание покинет тело раньше, чем дело будет закончено.

Он спрашивал про имя... Имя... Да, конечно. Тайга вдруг поняла, что с большим трудом вспомнила это имя. Ван Чжу. Вот только можно ли вспомнить то, что никогда не знала? Если даже сейчас, называя это имя минутами ранее, она почти позабыла его?

Что ей оставалось? Только сказать честно.

- Я не знаю, - ответила она. И у нее голос охрип немного, только далеко не от усталости или слабости. Да что же это такое! Возьми себя в руки! И смотрела на Ши она так, точно видела перед собой некое чудо, оживленного или воскресшего из мертвых. Так практически и было, вот только Тай никак не могла понять, как же она это сделала. Ей все казалось: с таким цветом ауры уже не возвращаются. Она же ясно почувствовала холодок подбирающейся смерти. - То есть, я его... узнала, - она это одновременно и утверждала, и спрашивала, не то у себя, не тот у Ши Ньяо. Мол, может вам это известно?

- Может, слышала или еще что-то, - она коротко дернула плечами в рассеянном-непонимающем жесте. - Вам лучше? - переменив тему, спросила она. - Нужно бы выбраться отсюда.

Она с тоской посмотрела на угадывающиеся на фоне неба черные рубленные края скалы. Выбраться отсюда? В темноте? Не проще ли сразу головой в речной поток?

Суетливо поразмыслив, Тайга кое-что припомнила. И мигом принялась развязывать пояс. Сама она была обряжена в традиционную накидку китайского покроя, отдаленно похожую на японскую юката, но более короткую, с высоким воротником и короткими рукавами, и бриджи. Поясом же служила лента, явно не от этого костюма.
Чтобы господин не принял ее действия превратно (ей вдруг пришла в голову такая мысль, устыдившая ее саму), она пояснила:

- На нем заклинание.

И впрямь: на светло-красном полотне ткани были записаны иероглифы заклинания - 鳳凰. Они были неактивны, пока их не задействуешь, и всегда были при себе: не потеряешь, в случае чего, и при превращениях не пропадут и не улетят, как бумажные офуда. Из многочисленных скриптов Тайга выбрала именно этот. Как показывала практика, чаще всего приходилось страдать именно из-за холода.

Тай с некоторым сожалением посмотрела на пояс. Все в нем было хорошо, а теперь придется новый покупать и заклинать. Разложив пояс на земле полукругом, отгораживая им место, где они сидели, от воды. Чтобы задействовать их, нужно было назвать заклинание. И это было странно: на китайском иероглиф произносился как фэнхуан, обращение к божественной птице. А на родном - длинное хоо:оо, более ровное, и, как следствие, чаще получавшееся более эффективным. Означало оно тоже птицу-феникса.

Заклинание Тайга буквально выдохнула, касаясь пальцами начертанных знаков.

- Птица-мать и птица-отец, - произнесла она, переходя на японский. - Возродите тепло и не дайте замерзнуть, согрейте силой своего живого и не обжигающего пламени.