Когда настало время слушать и говорить

Вэньхуа задержался часа на полтора, потому что не успевал оформить все документы, скопившиеся за день. А на следующий день нужно было отсидеть прием за себя и за Ли, провести одну, но долгую операцию, и найти время, чтобы разобраться с результатами обследования сложного пациента с астроцитомой, чтобы понять, с какой стороны подступиться к этой опухоли.

По дороге домой Вэньхуа позвонил Пэну. Тот уже уехал от Цао, перепоручив её паре подружек, которые обещали бдить и чуть что звонить. Она проревела полдня и у неё было низкое давление, но в остальном обошлось. Неврологические симптомы, которых боялись и Пэн, и Вэньхуа, понимая, что именно они не дадут Цао работать по специальности, так и не появились. Теперь был хороший шанс, что и не появятся.

У дома Вэньхуа оказался, когда уже темнело. Он чувствовал себя уставшим и разбитым, но понимал, что вряд ли сможет быстро лечь отдыхать, потому что у Сяоими резались зубы, а Мэйлин уже свою часть вечера отсидела с дочерью и тоже имела право на отдых. Вэньхуа поднялся на лифте и открыл дверь квартиры своим ключом. Он зашел тихо, потому что не знал, не уснул ли ребенок. Разулся, повесил куртку на вешалку и пошел в гостиную в поисках Мэйлин.

Мэйлин за эти дни почти удалось убедить себя, что эти слухи - пустое и не заслуживают ее внимания. Она провела несколько сложных успешных операций, сдала Тана под руководство Чжи дайфу, потому что тот сам попросил интерна у Ланя дайфу, и завотделением не нашелся, что возразить. Мэйлин вообще заметила, что с мужчинами он старается по возможности не спорить, зато на ней отыгрывался по полной. Но это были мелочи, она уже научилась с ним бороться, не опускаясь на его уровень. Мэйлин почти поверила, что жизнь опять налаживается, когда сегодня новые администраторы, только начавшие работать и еще не разобравшиеся в их сложной иерархии отношений, припечатали ее новостью, что Дин Вэньхуа ездил домой к своей ученице, "это та, которая беременна от него?"

Она не помнила, как доработала смену и вернулась домой. Весь ее так тщательно выстроенный за эти дни душевный покой рухнул, как карточный домик под напором легкого ветерка. Хотела было разреветься, но Сяомими раскапризничалась в очередной раз, и вместо того, чтобы успокаивать саму себя, Мэйлин пришлось укачивать дочь.

Вэньхуа задерживался, и Мэйлин весь вечер провела с ребенком на руках, чувствуя наступающее на нее отчаяние, черное и неотвратимое, как вода, смыкающаяся над утопленником. Она уже не сомневалась в том, что и ее личные догадки, и многочисленные слухи оказались такой неудобной и болезненной правдой. И Мэйлин не знала, как на нее реагировать. Пока она была больше растеряна, чем зла. Ровно до того момента, пока не услышала звук поворачивающегося ключа в двери. Она не пошла навстречу Вэньхуа, оставшись в спальне, где пыталась уложить дочь.

Вэньхуа помыл руки, затем нашел Мэйлин в спальне, где та укачивала Сяомими. Сейчас дочка молчала и начала засыпать. У неё иногда поднималась температура из-за зубов, которые причиняли много беспокойства. Даже няня поле рабочего дня выглядела уставшей, хотя всегда говорила, что один ребенок - это отдых на фоне отделения неонатологии.

- Привет, - тихо сказал Вэньхуа. - Хочешь, я с ней посижу?

Мэйлин могла даже не успеть поужинать после смены, если Сяомими все это время капризничала и отказывалась спать. Вэньхуа показалось, что Мэйлин выглядит расстроенной или уставшей. Она нервничала, когда не высыпалась ночами, и в этом не было ничего странного. Где-то в более совершенном мире существуют дети, которые спят всю ночь. Сяомими так спать не собиралась, ей всегда было о чем поорать ночами, тем более на фоне зубов.

Эти сложности были временными, они пройдут уже через полгода, но пока на фоне нервотрепки на работе бессонные ночи были неприятным испытанием и для Мэйлин. и для Вэньхуа, который тоже вставал к ребенку, чтобы дать жене отдыхать перед очередной сменой в клинике, где силы нужны не только на саму работу, но и на войну с Ланем дайфу.

Мэйлин поддалась ребяческому чувству обиды и не ответила, только невыразительно качнула головой, давая понять, что ей не нужна помощь. Вэньхуа выглядел уставшим и каким-то взъерошенным. Но без следов помады на рубашке или шее - автоматически отметила Мэйлин и поморщилась в ответ на свои мысли. Ну вот, она уже начинает искать на нем следы, оставленные другой женщиной. Осталось для полноты картины только учуять запах чужих духов.

Вместо того, чтобы сейчас проявлять твердость и что-то решать, Мэйлин хотелось куда-нибудь уйти, чтобы оно все решилось само без ее участия. Отношения - всегда сложно, даже если вы уже два года женаты, а три - вместе. Проще от этого не становится. И все-таки нужно было что-то решать, прямо сейчас.

- Вэньхуа, долго это будет продолжаться? - спросила Мэйлин, укладывая дочь в кроватку и надеясь, что она не проснется через пять секунд. Говорят, маленьким детям нужно спать не менее восьми часов днем, только маленькие дети, походу не в курсе, потому что не читают ни интернет, ни тем более учебники педиатров. Мэйлин повернулась к Вэньхуа и прямо спросила: - Вы с ней спите?

Она говорила без обвинения и недовольства в голосе, скорее устало и с каким-то смирением, таким тоном обычно говорят, когда все уже для себя выяснили и решили, осталось только получить подтверждение. К тому же ей не хотелось сразу повышать голос над кроватью дочери.

Вэньхуа не сразу понял, о чем спросила Мэйлин, но вопрос в лоб его ошарашил. До него доходили слухи о его якобы романе с Цао, но он не думал, что Мэйлин в них поверит. А она поверила, это было слышно по тому тону, которым был задан вопрос. И первым, что почувствовал в этот момент Вэньхуа, была щемящая обида, потому что никаких объективных причин для этого обвинения не было. Мэйлин просто поверила в то, что эти сплетни могли оказаться правдой.

- Нет, не спим, - ответил Вэньхуа, прямо глядя на Мэйлин. - Ты действительно веришь в то, что я тебе изменяю?

Он говорил негромко, чтобы не разбудить Сяомими, но в его голосе была слышна твердая уверенность. Этот разговор казался иррарциональным бредом, но происходил он в реальности, и от этого становилось жутко. На фоне прошедшего дня Вэньхуа хотел развернуться и выйти из спальни, больше ничего не объясняя, потому что и так было тошно, но он заставил себя остаться и продолжить разговор, проглотив эту обиду. Если человеку десять раз сказать, что черное - это белое, он засомневается в том, что видят его глаза. И это могло объяснить вопрос Мэйлин, которая могла услышать домыслы об их отношениях с Цао не десять, а все сто раз. И ему просто нужно было сдвинуть собственное "я", беснующееся от обиды, из центра мироздания, чтобы выслушать и понять, что чувствовала Мэйлин. И почему она в нем усомнилась.

Сложно сказать наверняка, какого ответа Мэйлин ждала больше - положительного, тогда бы все стало окончательно ясно, или все-таки отрицательного, который в итоге и прозвучал. Вэньхуа сказал это так, как говорят люди, уверенные в своей правоте, и Мэйлин немедленно почувствовала укол совестливой вины, что посмела усомниться в муже. Но она должна была выяснить все до конца, раз спросила. Не может же столько людей одновременно ошибаться? Или могут?

- Я не хочу в это верить, - призналась Мэйлин. - Но когда я каждый день слышу об этом от медсестер на посту, которые замолкают сразу, как меня увидят, от собственных интернов, которые меня жалеют, от администраторов этажей, которые рассказывают мне, как ты ездишь к ней в общежитие, я начинаю думать, что не замечаю очевидного.

Она не знала даже, что конкретно хочет от него услышать. Так бывает, когда оказываешься совершенно не готов к ситуации, в которую тебя запихивают внезапно и против твоей воли. Если бы он прямо признался, что изменяет - она бы, наверное, даже смогла с этим смириться. В конце концов, с ней так было всегда - в итоге предпочитают кого-то другого. Если же он на самом деле не изменяет...тогда она только своим вопросом подорвала между ними доверие. Можно ли после такого еще что-то починить? Почему-то казалось, что уже нет.

- Ты постоянно задерживаешься на работе, она вечно таскается рядом с тобой, и эти поездки к ней. А теперь вся клиника гудит о том, что она беременна. Что еще я должна думать? Что ты помогаешь ей с дипломом?

Проблемы Цао носили такой характер, что об их причинах приходилось молчать. А в итоге появлялись альтернативные версии, которые пересказывались медсестрами и в итоге дошли до Мэйлин. Цао месяц страдала из-за химиопрофилактики, а теперь он не мог рассказать даже ближайшим коллегам о том, что было в общежитии. Доля истины в словах Мэйлин о том, что слухи были больно правдивыми, несомненно, была.

- Пойдем, расскажу, что происходит на самом деле, - предложил Вэньхуа.

Он не хотел говорить в спальне, чтобы не разбудить ребенка, пока Сяомими успокоилась и заснула. Разговор мог оказаться долгим.

- Кстати, сегодня я был у неё первый и единственный раз, - добавил он. - Откачивал после того, как она попыталась отравиться снотворным.

За то недолгое время, что он нянчился с Цао, он успел сотню раз пожалеть о том, что во все это влез. Она была человеком-катастрофой, умудрявшейся влипнуть во все возможные и невозможные неприятности. И Вэньхуа даже подумал, что правдивый рассказ о том, что происходило с Цао в течение последнего месяца, мог показаться подборкой самых невероятных баек, какие выдумывают неверные мужья, чтобы оправдаться перед женами. С той разницей, что в этом случае все было чистой правдой.

Мэйлин колебалась несколько мгновений. Она понимала, что спальня и близость детской кроватки со спящим в ней ребенком - не лучшая обстановка для выяснения отношений, но с другой стороны, она опасалась, что пока они идут, например, до кухни, он успеет решить, что ей лучше ничего не знать. Она одновременно и хотела верить Вэньхуа, чтобы все было так, как раньше, а с другой - и отчаянно боялась поверить в его слова, его полностью оправдывающие, а потом узнать, что все это было действительно правдой, и он просто умело задавил ее логикой, которой ей не нашлось что противопоставить.

Мэйлин запуталась. Она была готова к чему угодно, кроме того, что придется решать вопрос верности. И веры. Она взглянула на левую руку, на предплечье которой с внутренней стороны уже был намечен контур будущей татуировки со словом "faith", как будто это могло придать ей сил.

Она все-таки вышла из спальни, не закрывая дверь, чтобы услышать, если Сяомими проснется. Пока услышанное ею звучало так, как звучат плохие оправдания в американских комедиях. Цао каким-то чудом доучилась до интернатуры, значит, должна была быть как минимум стрессоустойчивой, и то, то она вдруг вздумала глотать таблетки звучало чем-то вроде очень плохой шутки. Мэйлин казалось, что врачи, даже будущие врачи, так не поступают. Потому что должна была догадаться, как человек, некогда сдавший фармакологию, что вероятность летального исхода в случае таблеток не всегда бывает гарантированной.

Мэйлин села за кухонный стол, чувствуя себя очень уставшей, разбитой и растерянной. Где бы взять сил, чтобы все это перенести.

Вэньхуа сел за стол напротив Мэйлин. Он надеялся, что она поверит в его слова, потому что каким бы абсурдом ни было происходящее, он мог противопоставить только свои слова словам тех, кто распускал сплетни по клинике. И был в явном меньшинстве.

- Месяц назад Цао укололась иглой, когда накладывала шов ВИЧ-положительному пациенту, - сказал Вэньхуа. - Ей назначили химиопрофилактику, которую она перенесла очень плохо. Она еле держалась на ногах, и её от всего тошнило. Первый анализ был испорчен, но Цао решила, что ей не хотят озвучивать положительный результат. А сегодня утром Чжан прислал ей найденное где-то видео, где она еще в школе раздевается перед камерой. Она решила, что барбитураты - отличный выход, но ей снова не повезло: её вырвало, и попытка сорвалась. Мы с Пэном успели её откачать до того, как появились явные неврологические нарушения. Может быть, она еще сможет работать по специальности.

Звучало не так стройно и не так правдоподобно, как версия о том, что Вэньхуа завел любовницу в лице Цао, и он мог рассчитывать только на то, что его слова и прежние обещания для Мэйлин что-то значили. Он обещал, что никогда её не предаст. Он считал, что верность и порядочность в отношениях - это способность разумного человека контролировать свою жизнь, не оправдывая распущенность якобы слишком сильными инстинктами. Поэтому он никогда не сомневался, что в его жизни вдруг появится какая-то внезапная новая любовь, которая разрушит его отношения с Мэйлин, и верил в те обещания, которые ей давал.

Звучало как сюжет какого-то фантастического фильма, в реальность которого мало верилось. По их клинике можно дорамы снимать, причем по количеству серий явно переплюнет всех Героев Кондора вместе взятых. Мэйлин выслушала Вэньхуа и помолчала, пытаясь понять, насколько описанное вписывается в ее картину мира, насколько она готова принять такое объяснение. Звучало, действительно, не очень складно.

- Ты пустил ее к ВИЧ-положительному пациенту? - только и нашлась, что спросить Мэйлин. Эта глупость вообще не вязалась у нее с образом Вэньхуа, всегда таким ответственным и собранным, очень внимательным и осторожным. Это было на него совершенно не похоже, он всегда предпочитал рисковать собой, если случалась такая ситуация, где нужно было выбирать между ним и кем-то еще.

- И почему вы не вызвали скорую? - это было бы логичнее. И правильнее. Вэньхуа говорил, что не хочет брать на себя ответственность за кого бы то ни было, но сейчас в его словах и в его действиях было такое расхождение, что шире могла быть только пропасть.

Месяц назад...А он рассказывает ей об этом только сейчас, когда она вынудила его все это рассказать. А как же вопрос доверия, о котором они так много всегда говорили?

- Это был осмотр во время госпитализации, а не операция, - ответил Вэньхуа. - У него было рассечение брови, на которое просто нужно было наложить шов. Если бы она не бросила шприц без колпачка на поднос, ничего бы не было. Но ты права, виноват здесь в любом случае я.

Даже если бы Цао укололась иглой, накладывая этот шов, риск был бы настолько незначительным, что терапию ей бы не назначили. Обошлось бы мытьем рук, спиртом и йодом. Но инъекционная игла с полостью внутри уже создавала более серьезную опасность. Вэньхуа понимал, что все равно сам был виноват в этой ситуации, потому что как наставник отвечал за любые ошибки Цао. И ему грозили серьезные неприятности в случае, если она все-таки умудрилась заразиться, что тоже не добавляло ему спокойствия в ситуации с ученицей.

Второй вопрос Мэйлин был еще сложнее. Потому что Вэньхуа подставлялся сам и подставлял Пэна, выгораживая Цао. Он считал, что должен ей помочь. Возможно из-за подспудного чувства вины, потому что изначально считал причиной поступка девушки вчерашний результат теста.

- Ты же понимаешь, что после скорой она бы оказалась на учете и вылетела из магистратуры, - сказал Вэньхуа.

- И меня это должно волновать? - резко ответила Мэйлин. - Если она настолько глупа, что глотает таблетки, пытаясь сбежать от проблем и покончить с собой, то, может, лучше ей вообще не соваться в медицину?

Мэйлин злилась на Цао, что она подставила Вэньхуа под такой удар - они только начали оправляться после возвращения из госпиталя и смерти Сяофэна, как она делает красивый театральный жест, показывая всему миру, как ей плохо, что глотает барбитураты. Мэйлин злилась и на Вэньхуа, что он рисковал своей карьерой и их семьей ради того, чтобы сохранить одной глупой девочке место в магистратуре, не имея никаких гарантий, что у нее не будет неврологических нарушений, позволивших ей продолжать практику.

Она с самого начала подозревала, что идея брать интерна - плохая, очень плохая, но она не могла тогда осуждать Вэньхуа. Он поступил так, как считал правильным, но тогда этот поступок ему ничего не стоит. Он не рисковал ничем, беря ее в ученицы. А здесь он поставил на кон буквально все, что было. И больнее всего было понимать, что слухи-то, в общем, оказались не так далеки от истины. Пусть они не спали, но эта девочка значила для Вэньхуа явно больше, чем простой интерн.

- А о нас ты подумал? О Сяомими? Если бы вы ее не откачали, что бы я рассказывала нашей дочери, где папа? А папы нет, потому что он... - идиот? Нет, надо сказать как-то по-другому, но чтобы смысл был примерно тот же, хотя это слово напрашивалось сюда буквально само. Но Мэйлин так и не смогла придумать, чем ей заменить просившееся на язык слово.

Вэньхуа злился. Потому что Мэйлин была права, а он не хотел оправдываться, не зная, что можно ответить. Пэн ему высказывал все то же самое, а Вэньхуа не был уверен в том, что сегодняшнее решение было правильным. Наоборот, он прекрасно знал, что сильно рисковал, и ему просто повезло.

- Договаривай, что ты хотела сказать? - спросил Вэньхуа, прямо глядя на Мэйлин. - Я злюсь, потому что не знаю, что тебе ответить. Я не уверен, что поступил правильно. С самого начала, как согласился за неё вступиться. И тем более сегодня. Но очень не хотел похоронить еще одного ученика.

А дальше замолчать, потому что хотелось нападать в ответ. Что ему сейчас не хватало только послушать сцену ревности и пооправдываться в том, чего не было. Как ему обидно недоверие Мэйлин, и почему она продолжает нападать после того, как он рассказал ей обо всех причинах, вызвавших слухи. Что Мэйлин как будто просто хотела обвинить его во все смертных грехах этим вечером, а в чем уже не важно. То ли в измене, то ли в том, что подпустил Цао к ВИЧ-положительному пациенту, то ли в том, что прикрыл её сегодня. То ли найти противоречия в его словах, чтобы решить, что он врет.

Молчать и не огрызаться было сложно, но это завело бы их разговор, а то и вовсе их отношения в тупик. И Вэньхуа заставлял себя сдержаться и услышать Мэйлин, понимая, что причина его сегодняшней нервозности вовсе не только в её обвинениях. И она имела все основания злиться на него за сегодняшнюю выходку безотносительно сплетен о его мнимом романе с Цао.

- Что ее папа эгоист и идиот, - буркнула Мэйлин, хотя на самом деле не хотела так говорить. Она же промолчала, не став договаривать, и у Вэньхуа была возможность так и не узнать, что она о нем на самом деле думает. Но раз спросил, она ответила честно, потому что не умела врать.

Она уже поняла, что не было там никакого романа, даже если бы она себя в этом старательно убеждала. Что все случившееся - это недопонимание между ними и умалчивание их проблем. Вместо того, чтобы проговаривать их ртом, они просто носят все внутри и надеются, что оно само как-нибудь рассосется и не придется выносить эту наружу. Так ведь намного проще, чем обсуждать и искать какой-то выход. И Мэйлин уже даже на саму себя злилась, что позволила кривотолкам заставить ее усомниться в Вэньхуа. Пожалуй, она была не меньшей дурой, чем эта Цао.

- А знаешь, почему я теперь злюсь? - в ответ сказала Мэйлин. - Все эти разговоры о доверии - это полная чушь, Вэньхуа. Тебе не кажется, что у меня было бы меньше поводов сейчас злиться, если бы ты сразу рассказал мне о Цао и ее химиопрофилактике? Тогда бы мне не пришлось строить догадки, кто прав - ты или толпа. Но ты хочешь от меня доверия, при этом не доверяя мне.

Ему было обидно, а ей не было обидно? Было, конечно, и не просто обидно, ей было неприятно, что какая-то девица настолько оказалась важнее их семьи, что Вэньхуа, не задумываясь, поставил их всех под удар. Она знала, что для Вэньхуа смерть Фэна была тяжелым испытанием, но с момента их возвращения они только и делали, что разгребали его проблемы. Если ей не снятся кошмары, это вовсе не значит, что ей проще.