Когда настало время слушать и говорить

- А, то есть теперь я виновата в том, что не спросила тебя раньше, - мгновенно завелась Мэйлин. - Интересно, как ты себе это представляешь - Вэньхуа, я тут пару раз услышала, что у вас с Цао роман, и даже не знаю, что теперь думать, это правда или нет? Такую формулировку ты бы счел нормальной?

Ей мнилось, что они говорят совершенно о разном, она ему про одно, он ей про другое, и поэтому они долбятся в стену, не понимая друг друга. Но Мэйлин и правда не знала, как еще объяснить Вэньхуа, что именно ее так бесит. А теперь он еще и попытался перевести на нее стрелки, сделав ее виноватой в том, что она недостаточно интересовалась его жизнью. "Нас с Цао" с такой силой резануло по ушам, что Мэйлин даже на мгновение показалось, что она его сейчас убьет прямо на месте и голыми руками. А потом на место этой злости пришли слезы, настолько неожиданно, что Мэйлин не поняла, как это произошло.

- Да что ты, разве ты можешь быть в чем-то виноват? - уже не сдерживая слез, которые никак не желали останавливаться, ответила Мэйлин. Она вскочила с места и, тщетно пытаясь вытереть лицо, ушла к окну, чтобы не показывать Вэньхуа свою слабость. - У "вас с Цао" все в порядке, а я - просто истеричная дура, которой только бы найти повод прицепиться.

Мэйлин замечала за собой, что очень ревнива, что, вероятно, шло все от того же комплекса неполноценности, который только усилился после рождения ребенка. Когда она не могла полноценно заниматься тем, чем любила, и была вынуждена подстраивать свою жизнь под нужды дочери, когда собственное тело казалось уродливым и гадким, а любой вопль Сяомими вызывал такую ярость, что Мэйлин была готова на все, лишь бы она замолчала, а теперь еще появилось и "они с Цао", она никогда не чувствовала себя настолько одинокой, как сейчас.

Вэньхуа потерял логику в обвинениях Мэйлин, ему показалось, что как раз этот вопрос они обсудили и все решили, но вместо этого снова нарвался на обвинения.

- Формулировка "вы с ней спите?" была просто отличной, - огрызнулся Вэньхуа.

Он снова злился, но еще сильнее боялся, куда могли зайти эти разборки. Он чувствовал, что сейчас рисковал просто потерять Мэйлин, если они не найдут возможности договориться. Он трижды сказал только за тот вечер, в чем был не прав. А она его не слышала. Злилась и ревновала, поэтому простая фраза так её зацепила, что она расплакалась и попыталась спрятать эти слезы. Вэньхуа тоже встал из-за стола и подошел к окну. Встал рядом с Мэйлин, но не глядя на неё, и не стал её касаться, боясь, что этим только её разозлит.

- Прости, - сказал он, глядя на то, как за окном снова повалил снег. - Сейчас я больше всего боюсь тебя потерять и совершенно не знаю, что сделать, чтобы этого не произошло.

В горле першило от горечи, а глаза начали блестеть, и Вэньхуа, не моргая, смотрел в окно куда-то сквозь снег, скрывавший сейчас вечерний город. Для того, чтобы было очень страшно, вовсе не обязательно, чтобы рядом стреляли и кто-то умирал. Иногда достаточно говорить, не слышать и понимать, что не слышат тебя.

Если бы он ее обнял, Мэйлин бы стряхнула его руки. Но он не обнял, и от этого тоже было плохо. Мэйлин не понимала, что с ней творится, и почему все, что бы он ни сделал или наоборот не сделал, было для нее не так. Почему изначально не поверившая слухам, она в итоге им все-таки поддалась. И если поначалу она хотела во всем разобраться, спокойно и без истерик, без взаимных обвинений, то сейчас пыталась справиться с истерикой.

- Лучше бы мы никогда не встречались, - безуспешно пытаясь успокоиться и еще только сильнее начиная рыдать и совершено не контролируя этот поток слез, сдавленно сказала Мэйлин. Она старалась вытереть лицо от слез, но они только сильнее текли, даже капая на ее домашнюю футболку. - Тогда бы ничего этого не было, не было бы этого ребенка, и не было бы так больно.

Именно этот момент Сяомими выбрала для того, чтобы проснуться и заорать. Мэйлин ощутила, как ее накрывает очередной волной бессильного плача и злости уже на дочь, которая не желает спокойно и молча спать в своей кровати.

- Я больше так не могу, - она уткнулась лицом в ладони, словно это могло ей помочь не слышать этого выворачивающего визга. - Я не могу, не хочу к ней подходить, я ненавижу этот ор, ненавижу ее! - это осознание настолько ее напугало, что Мэйлин немедленно испытала приступ вины за свои эмоции, которым она уже не отдавала отчета. Она не должна была так думать и тем более говорить. Все оказалось слишком сложно.

Несмотря на то, что Мэйлин говорила страшные вещи, Вэньхуа услышал совершенно другое - истинную причину того, что она обижалась, злилась, ревновала и не могла справиться со своими эмоциями. Она и раньше говорила, что не чувствует любви к Сяомими, а теперь на фоне усталости её накрывало, в том числе из-за чувства вины. А Вэньхуа не дал ей почувствовать при этом достаточную поддержку, чтобы она могла с собой справиться.

- Я сам её успокою, - сказал Вэньхуа.

Он отправился в спальню и достал из кроватки Сяомими, которая надрывалась от плача. Наверняка снова беспокоили зубы - нижняя десна была красной и воспаленной, и даже на ощупь чувствовалось, что у ребенка есть небольшой жар. Вэньхуа обнял дочку и сел с ней на кровать. Сяомими продолжала плакать, но крепко вцепилась рукой в его рукав и почти не вырывалась. Он стал её укачивать, тихо напевая что-то себе под нос, чтобы ребенок быстрее успокоился. Сяомими была похожа на Мэйлин, и чем старше она становилась, тем более явным было это сходство. Вэньхуа любил дочь, и ему было тяжело понимать, что Мэйлин жалела о том, что сохранила беременность. И это могло быть затянувшейся послеродовой депрессией, на которую он вовремя не обратил внимания. А он не мог сейчас разорваться, чтобы выслушать её, плачущую на кухне, и укачать Сяомими.

Никакие бы силы сейчас не сдвинули Мэйлин с места по направлению к спальне. И если бы Вэньхуа не было дома, она бы, чего доброго, вышла бы вместе с ребенком в окно. Мэйлин оперлась ладонями о подоконник, сгорбилась и позволила себе плакать, надеясь, что скоро слезы иссякнут и она сможет успокоиться. Непрекращающееся нытье из комнаты неимоверно раздражало, Мэйлин поймала себя на мысли, что ей ужасно хочется пойти и сделать кому-нибудь больно, также больно, насколько сейчас больно ей. Эти мысли пугали ее, они были чужими, не ее, как будто внутри был кто-то, кто заставлял ее так думать. И от этого становилось только еще хуже. Слезы продолжали все течь и течь, капали на подоконник, где собралась уже целая лужа. Наверное, это никогда не кончится.

Если она сейчас уйдет из дома, будет ли это нормальным, если она знает, что ее собственная дочь мучается от боли, а она даже не может пойти и успокоить ее? Разве так поступают нормальные матери, когда их дети плачут? Разве она не должна срываться с места к кроватке, едва заслышав оттуда первый писк, который еще даже не перешел в плач, а всего будучи его предвестником? Больше всего на свете Мэйлин хотелось закрыть глаза и очутиться где-нибудь, где не будет вообще никого, кроме нее. И желательно там, где у нее не будет никакого ребенка.

Мэйлин уселась на пол, прижавшись спиной к теплой решетке радиатора, прислонилась головой к его краю и закрыла глаза, потому что так слезы текли меньше. Если можно было чувствовать себя разбитой вдребезги, то это было именно то чувство. Не очень-то приятно осознавать, что сама сломала себе жизнь.

Сяомими еще какое-то время пищала, но затем снова стала засыпать - устала, и как боль утихла, снова отключилась. Вэньхуа еще немного подержал её на руках, затем аккуратно положил в кроватку и накрыл тонкой пеленкой. Дочка чуть заворочалась, затем поднесла руку к лицу и затихла. Он вышел из спальни, прикрыв дверь, но не закрывая её полностью, чтобы услышать, если Сяомими раскричится снова, и поспешил на кухню, где оставалась Мэйлин. Она сидела на полу и продолжала плакать. Вэньхуа задвинул ближе к столу мешавший стул и сел на пол напротив девушки.

- Мы тебя достали, - сказал Вэньхуа после непродолжительного молчания. - Я вижу два варианта. Либо теперь твоя очередь ходить к Мину дайфу, либо тебе нужно просто от нас отдохнуть. Поехать на обучение, например.

Она давно хотела обучиться эндоваскулярной хирургии, и можно было поехать в Европу или США на месяц-другой, чтобы пройти специализированный интенсивный курс. Вэньхуа понимал, что ему будет сложнее с Сяомими в это время, но так у Мэйлин будет возможность отвлечься от мыслей о том, что она осталась за бортом после рождения ребенка. Она устала. Ей нужно было отвлечься от ежедневных ночных пробуждений и памперсов, которые никуда не делись после её выхода на работу.

- Если ты знаешь какой-то другой способ тебя поддержать - скажи, - попросил Вэньхуа.

Мэйлин немного удалось успокоиться, но она все еще продолжала всхлипывать, просто уже не так интенсивно. Она никогда бы не подумала, что в ней может быть столько слез, которые никак не желали заканчиваться. Может быть, она и правда все очень долго держала в себе, и теперь все это пытается выбраться наружу? Сколько человек может вынести, прежде чем достигнет своего предела прочности? Вэньхуа вернулся, Мэйлин поняла это по звуку задвигаемого стула. Но она все не открывала глаз, опасаясь, что при его виде, особенно если заметит осуждение в его взгляде за свои грубые и некрасивые слова, снова разревется с прежней силой.

Она не сразу ответила, и долго молчала, обдумывая предложение Вэньхуа. Мэйлин казалось, что послеродовая депрессия, проявления которой она замечала у себя в самом начале, уже давно прошла. Она просто устала, и на фоне этой усталости слишком близко к сердцу восприняла эти слухи. Она бесила саму себя и сама же себя достала этими мыслями об возможной измене Вэньхуа. И стоило только об этом подумать, как на глаза снова наворачивались слезы, совершенно против ее воли.

- Я не хочу ходить к Мину дайфу, - насупившись, наконец ответила Мэйлин, упрямо глядя в сторону. - Мне стыдно рассказывать кому-то о том, что я не люблю свою дочь. Это неправильно, так не должно быть.

Эта вина мучила ее больше, чем все остальное. Можно было смириться с усталостью, с бессонными ночами, даже с постоянными воплями, что Мэйхуа постоянно сидит на руках и ее нужно укачивать, но она не могла справиться с бесконечной виной за свои чувства. Она не любила дочь, и уже не надеялась когда-нибудь почувствовать что-то иное.

- Твоим пациентам не стыдно попадать к тебе с инфарктом, - заметил Вэньхуа. - Это - то же самое.

Мэйлин не планировала этого ребенка и не была готова к рождению Мэйхуа. Беременность сделала её командировку еще тяжелее, а возвращение к работе - еще проблемнее. Вэньхуа знал, что могло стать причиной, спровоцировавшей развитие симптомов послеродовой депрессии, но не знал, что стоило делать, чтобы помочь Мэйлин.

Он не знал, продолжала ли Мэйлин на него злиться, или сейчас скорее ждала поддержки с его стороны. Она вела себя иррационально, а для него это было особенно сложно - ему нужно было знать, как себя вести. И в другой момент он бы просто обнял Мэйлин, выражая свою поддержку, но после произошедшей ссоры не знал, как она к этому отнесется. Она смотрела в сторону, и он не мог поймать её взгляд.

- Можно, я тебя обниму? - прямо спросил Вэньхуа, решив не искать ответ на этот вопрос эмпирически.

Прежде Мэйлин задавала ему подобные вопросы, казавшиеся ему странными. Но сейчас он хотел показать, что уважает её личное пространство.

- Это не то же самое, - тихо возразила Мэйлин. Ей все еще казалось, что эти мысли о ненавистности ей периода вынужденного материнства можно как-то контролировать, например, больше работать, чтобы не было времени думать о чем-то постороннем. Когда у человека много свободного времени, он начинает творить всякую ерунду. Слушать сплетни и верить им.

Ребенок - не опухоль и не болезнь, которая случается внезапно. Никто не заставляет любить инфаркт. Более того, ты нормален, если пытаешься всеми силами избавиться от его последствий, не лелея и не взращивая в себе к нему симпатию. Мэйлин училась жить заново, вписывая в свою жизнь ребенка, но не могла заставить себя любить ее или хотя бы испытывать к ней какие-то чувства помимо долга обеспечить удовлетворение всех ее маленьких потребностей. Что-то вроде мы в ответе за тех, кого приручили.

Мэйлин чувствовала себя загнанной в клетку своими же мыслями. Пять минут назад она хотела оказаться где-нибудь далеко отсюда,но когда на горизонте замаячила реальная перспектива это осуществить и уехать туда, где не будет никого из тех, кого она знает, Мэйлин поняла, что боится ехать куда-то без Вэньхуа. И не хочет оставлять его здесь с этой Цао наедине, мало ли до чего могут дойти их отношения. Больше всего она боялась потерять Вэньхуа, не понимая, что своими обвинениями, как выяснилось, совершенно беспочвенными, только делает пропасть между ними еще шире. Теперь она даже не знала, хочет ли, чтобы Вэньхуа ее обнял. Она прислушалась к себе, но ей показалось, что она ничего не слышит, кроме криков мольбы о помощи утопающего внутри нее ее собственного Я.

- Скажи честно, у тебя правда с ней ничего нет? - несчастно спросила Мэйлин, готовая убить себя за этот вопрос, но чувствуя, что ей надо его задать еще раз, чтобы убедиться в этом.

Вэньхуа удивленно посмотрел на Мэйлин. Он уже отвечал на этот вопрос и с тех пор ничего не изменилось. Но он почувствовал, что Мэйлин хотелось услышать ответ снова, и сейчас было не самое подходящее время, чтобы обижаться и проявлять характер в ответ. Просто ответить. И еще десять раз ответить, если ей это было нужно, чтобы услышать.

- У меня правда с ней ничего нет, - спокойно ответил Вэньхуа.

К слову, Цао была не в его вкусе. Слишком много внимания прическе и косметике и слишком мало оставалось для того, чтобы думать головой. Вечный бардак в её мыслях приводил к вечному бардаку в её жизни, что и вылилось в итоге в сегодняшнюю ситуацию. И он не обратил бы на неё внимания как на интересную девушку, даже если бы был свободен. Но Вэньхуа считал, что такие вещи обсуждать неправильно.

- Мэйлин, - он надеялся, что сейчас его все-таки услышат. - Я никогда никому не изменял. Никогда не уходил из одних отношений в другие. У меня никогда не было отношений на одну ночь. Если я говорю, что никогда тебя не предам, я знаю, что говорю.

Осталось спросить еще парочку раз, чтобы наверняка заработать репутацию полной дуры. Мэйлин кивнула, все также не глядя на Вэньхуа, потому что было стыдно после всего смотреть ему в глаза. Конфликт сам собой иссяк, но легче ей не стало. Наоборот, стало даже еще хуже, потому что ко всему прибавилось огромное чувство вины.

- Я не верила этим сплетням, - она неуверенно начала оправдываться. - Но когда мне сказали, что ты поехал к ней, я испугалась, что все это правда. Все так поменялось после рождения ребенка, мы меньше времени проводим вместе и даже почти не разговариваем, как раньше. Я подумала, может быть, тебе надоело, что все вот так...

И почему нельзя было сразу вот так спокойно поговорить, а нужно было обязательно устраивать сцены? Мэйлин не знала, с чего ее понесло сразу в ругань, ведь она никогда раньше не стремилась ни с кем конфликтовать, а сегодня как будто специально искала, что не так и в чем его можно обвинить. Может, Вэньхуа был прав, когда сказал, что она просто ищет повод и зацепилась за первое попавшееся? Получается, она сам себе идиот, а Вэньхуа вроде бы и ни при чем?

Мэйлин положила подбородок на согнутые колени, обняла себя руками и уткнулась взглядом прямо перед собой. Наверное, ей действительно надо ходить к психотерапевту, но Мэйлин не представляла себе, как вот это все, что она чувствует, оформит в слова и тем более расскажет кому-то постороннему. Человеку, с которым она работает в одной клинике. Теперь ее очередь пугаться, что ей назначат антидепрессанты и она не сможет оперировать, хотя только что вернулась к практике.

Вэньхуа понял, что мог хотя бы предупредить Мэйлин, когда уехал из клиники, чтобы выяснить, почему Цао не вышла на работу. Тогда у неё было бы меньше поводов верить в сплетни. Но разумные мысли часто приходят поздно.

- Ты права, многое поменялось. Мы поменялись. Сяомими требует много внимания и сил. Мы больше устаем, - сказал Вэньхуа. - Мы не можем вернуть все, как было, нам нужно научиться жить так, как есть. Я тебя люблю. Конечно, я хочу проводить с тобой больше времени, как раньше. Но именно с тобой.

Сяомими была не единственной причиной, почему времени друг на друга было мало. Оба получили повышения, оба влипли в обучение интернов, только Вэньхуа по своей дури, а Мэйлин из-за Ланя, сказывались последствия командировки, Вэньхуа тратил время на психотерапию, которая только закончилась. Многое изменилось слишком резко, и к этому нужно было привыкнуть.

Но главной проблемой было то, что они оба ждали друг от друга поддержки и понимания, и у обоих не хватало ресурсов, чтобы их дать. Поэтому Мэйлин было тяжело справиться с послеродовой депрессией, а Вэньхуа не понимал, как ей помочь. Поэтому он сегодня взбесился, услышав об её подозрениях, когда вернулся домой на нервах. Нужно было найти в себе силы и мудрость, чтобы пережить этот период, не потеряв друг друга.

Как бы Мэйлин ни хотела, чтобы все было так, как раньше, Вэньхуа был прав - так, как раньше, уже никогда не будет. Потому что они стали другими, появилась Мэйхуа, на работе было больше дел, чем всегда, и нужно было к этому привыкать и учиться жить по-новому.

- Я так жалею, что сохранила беременность, - Мэйлин зажмурилась, когда говорила эти слова. Ей казалось, что именно из-за этого все пошло кувырком, из-за того, что в определенный момент времени она не смогла решиться на аборт. Ей было тяжело признаться вслух, что она бы все сделала по-другому. И в тоже время ей было некого винить, кроме самой себя. У нее был выбор, даже с учетом всех сроков, а она пошла по пути наименьшего сопротивления. Отчасти она винила в том Вэньхуа, что он не стал ее убеждать, а согласился с любым ее решением. На тот момент Мэйлин думала, что она справится и с ребенком тоже.

Она вытерла влажные глаза, на которые снова набежали слезы, ладонью. Она чувствовала себя виноватой перед Мэйхуа, она не заслужила к себе такого отношения. По сравнению с другими детьми, хотя Мэйлин не было особо с чем сравнивать, она была, что называется, подарочным ребенком. Да, она орала, когда у нее были колики или резались зубы, но в остальном, когда ее ничего не беспокоило, она была очень спокойной. Мэйлин стоило бы заранее понять, что все дети в той или иной степени орут, кто-то больше, а кто-то меньше.

Вэньхуа было тяжело это слышать, к тому же Мэйлин не первый раз говорила, что не любит Мэйхуа, и что решение родить ребенка было неправильным, но он понимал, что должен слушать. Потому что никому другому она бы это говорить не стала. А говорить было нужно, чтобы не сойти с ума наедине с собственными мыслями, которые многие вокруг могли назвать неправильными. Он не стал её отговаривать тогда, в Кандагаре, потому что она сказала, что не может сделать аборт. Сейчас Вэньхуа понимал, что мог попытаться её переспорить, но еще неизвестно, чем бы все закончилось.

- Я не уверен, что ты не стала бы жалеть, приняв другое решение, - сказал Вэньхуа. - И сейчас все равно нельзя уже решить иначе. Ты имеешь право на свои чувства, но я думаю, что со временем ты сможешь согласиться с тем, что сохранила беременность.

Он не был ярым защитником прав эмбрионов и считал, что аборт в той ситуации был рациональным решением. Но время нельзя было отмотать назад, в идеале на тот вечер, когда он не остановился, зная, что Мэйлин не пила таблетки. Теперь Сяомимим уже родилась, и их жизнь уже сильно зависела от неё. Вэньхуа любил дочь, но ему было тяжело видеть, что происходило с его женой. Он надеялся, что со временем все встанет на свои места, но пока Мэйлин жалела о принятом решении и открыто говорила, что не чувствует любви к дочери. И от этого ей было плохо.