Сбыча мечт?

В какой-то момент Эва решила, что надо сделать хорошее дело на благо монастыря - в смысле, перестать занимать целую комнату в одну харю и уплотниться, пустив к себе новую соседку взамен съехавшей в личный домик Доминики, или наоборот, самой подселиться к кому-нибудь. Продиктованы эти намерения, естественно, в первую очередь, были ничуть не заботой о монастыре - это так, прикрывавшая истинные мотивы косенькая ширма. У Эвы неожиданно для нее самой начали складываться какие-то сложные, противоречивые, явно не мирные отношения с Гийомом. И внезапно Старк обнаружила для себя, что ей некомфортно по вечерам торчать в своей комнате без малейшей поддержки за спиной. Вдруг этот сунется - а она тут совершенно одна. Не, можно было, конечно, начать ломиться в соседнюю комнату, надеясь, что Ирина на месте, эта много кого погонит прочь живительными пинками - ну так Ирины же может и не быть. И вообще, идея бегать туда-сюда за помощью была какой-то тусклой. Поэтому Эва заявила мастерам: не желаю больше жить одна, страдаю, кхм, всей совестью, так что уплотняйте меня полностью.
Мастера, к ее радости, ломаться не стали, довольно быстро нашли, к кому под бок можно валлийку перебросить, и велели переезжать. Конечно, было бы гораздо удобнее самой сидеть ровненько и смотреть, как переезжает кто-то другой. Но Эва решила, что ей и так некисло пошли навстречу, так что нечего выпендриваться. Часть вещей она утрамбовала в рюкзак, еще часть, которая не утрамбовалась, так сгребла в охапку, напоследок прибрала комнату, стараясь сделать это как можно качественнее и чище, и поползла в нужный корпус к нужной комнате.
Из-за того, что руки были заняты вещами напрочь и наглухо, войти как белый человек не получилось. Впрочем, когда у Эвы вообще что получалось сделать прилично. К нужной двери она развернулась задом и без затей пнула ее пяткой, а потом так же задом стала заталкивать себя в комнату, рюкзаком вперед.
- Привет! Ты Хина, да? Я Эва, я к тебе, - начала она ещё из коридора. А потом наконец обернулась, и обвела взглядом пустую, почти как ободранную комнату, и растерялась: - А чего это у тебя тут все как нежилое?..
Не туда пришла, что ли.

Каким образом утро совершенно обычного, казалось бы, дня - или, если точнее, его околополуденные часы, поскольку Хидна умудряется жить на Тибете словно по европейскому времени, отставая от общепринятого в высокогорном монастыре режима часов эдак на пять-шесть - можно превратить в утро дня совершенно уникального и необыкновенного? Обратитесь с этим наивным в своей простоте вопросом к девушке, с её же слов, по имени Эва. У неё, судя по всему, с ответом не заржавеет.

Жизнь Мотидзуки Хины - она же Ехидна - очень коротка и компактно укладывается всего лишь в три с копейками года, прошедших с промозглого и дождливого декабрьского утра, когда где-то в северных сидзуокских холмах в нелепой автоаварии трагически оборвалась жизнь девятнадцатилетней японской полукровки, едва успевшей окончить школу. Так, по крайней мере, считают две старшие сестры Хидны, оставшиеся в Японии, а также прочие лица, не входящие в узкий круг тех, кому известно истинное положение дел. За эти годы девушка, подозрительно похожая курносой физиономией на погибшую Судзуки Сан, успеет пережить в затерянном на Тибетском нагорье монастыре множество событий, и каждое будет по-настоящему невероятным. Истрёпанная временем юката, сейчас аккуратно спрятанная свёртком в комоде - в ту зиму ещё совсем новенькая! - помнит тот самый день, когда, под шквальным ледяным ветром, было чуточку тревожно осознавать, что не можешь понять, кто ты; затылок помнит тёплое прикосновение Тео, снимающее острую боль вместе с тревогой и погружающее в милосердный сон; пальцы помнят первый лист офуда, подброшенный ими вверх и улетевший к цели, помнят фактуру деревянного журавлика, спрятанного Мотидзуки-сенсеем и с помощью магии найденного - а потёртые кроссовки за дверью помнят, как их шнуровала на замёрзших ногах полукровки Лхамо-доно, бескорыстно обеспокоенная состоянием совершенно посторонней девушки. Расставить эти и многие другие события на лидерском пьедестале Хидна не возьмётся: каждое из них по-своему стоит особняком. Сегодняшний день теснит остальные, вклиниваясь в ряд особенных в тот миг, когда дверь комнатки неожиданно распахивается с гулким стуком.
Традиционно проспавшая подъём, все утренние занятия и - что каждый раз особенно прискорбно - завтрак, соня-Судзуки с зубной щёткой во рту, экономии времени ради совмещающая два дела одновременно и занятая ежедневным ритуалом упаковывания двух свёрнутых рулетами футонов к стене у одного из комодов, невольно округляет глаза и, по мере происходящего, медленно склоняет голову к плечу в недоумении. Мало того, что нечто неведомое, сильно смахивающее на маленькое, но изрядно перегруженное торговое судно, деловито вплывает в комнату-гавань кормой вперёд, вышибая дверь пинком - оно ещё и беспардонно объявляет помещение портом приписки. Или разгрузки. Цель визита, означенная коротким комментарием "я к тебе", до не в полной мере оклемавшейся после сна Хидны доходит со скрипом. К моменту, когда интервент в обличье девушки, назвавшейся Эвой, разворачивается лицом и оглядывается с таким видом, словно видит самую что ни на есть типичную ученическую келью впервые, голова опешившей и донельзя озадаченной хафу свёрнута набок уже градусов на тридцать, если не на все полновесные сорок пять.

- Что значит, нежилое? - выражение непрошибаемо-невыразительной физиономии малоэмоциональной Судзуки, для полноты картины слегка задравшей брови на лоб, по её меркам сродни шоковой реакции. Не поприветствовав в ответ, не подтвердив и не опровергнув обращение Эвы по имени, не сподобившись помочь девушке с рюкзачно-ручной кладью и не озвучив даже резонный вопрос, что та здесь вообще забыла, Хидна нашлась добавить лишь одну дурацкую фразу: - А как надо?

Уж с чем, а с подъемом по утрам у Эвы никогда проблем не было, в ее картине мира считалось совершенно нормальным сразу на утренней побудке оторваться от подушки и понестись по делам, потому что тех дел триста штук, а если вдруг нет, так надо еще и успеть срочно себе что-нибудь напланировать, чтобы до трехсот-то добить. Доминика, в отличие от самой валлийки, такой суетой никогда не маялась, но и не залеживалась по утрам, тоже вставала четко по расписанию. Потому у Эвы в голове сидела четкая установка, что это и нормально. Что, когда на макушку уже вот-вот наступит полдень, все бодры, веселы и полны сил. И потому, когда вслед за выглядящей стерильно-нетронутой комнатой Эва натолкнулась взглядом на ее откровенно еще заспанную обитательницу, у валлийки в голове с треском хрустнул еще один шаблон, и она, не удержавшись, брякнула: - Ты еще скажи, что я тебя разбудила! День же на дворе!
Еще некоторое количество таких внезапных открытий залпом, и можно будет снова бежать к мастерам, только просить уже комнату в дурашкином домике, потому что голова кругом и бо-бо.
- Ну не знаю. Вообще обычно люди как-то обозначают, что живут в комнате. Чтобы из-под них эту комнату не выдернули потом по незнанию, - сказала Эва. Ей было привычно и понятно, что территорию за собой надо столбить, вещами - проще всего. А то не застолбишь ничем, потом придешь, а на циновке посторонние ноги и всякое другое, к ногам прикрепленное. Эва кое-как отпихнула от себя эти мысли и предприняла героическую попытку познакомиться еще раз.
- Давай сначала. Я Эва. Мастера сказали, что у тебя тут есть никем не занятая циновка. Что я могу сюда подселиться, а не пытаться занять одной собой все четыре угла в своей комнате, - сказала она. Сказала и сразу сообразила: а, нет, надо было держаться версии про "уплотнение", она ж так хорошо работала на всех этапах. Ну да не переобуваться же теперь на лету. Сказала и сказала. В конце концов, мастера добро дали? Ну вот и все кино.