Пружина чести - наш кумир

После внезапного столкновения на занятии по фехтованию Дженнифер какое-то время ходила очень озадаченная, пытаясь понять, что к чему и как дальше теперь существовать. Со знанием о том, что вот есть в монастыре такая Ломэхонгва, у которой к ирландке претензии, невесть откуда взявшиеся и непонятно в чем заключающиеся, но явно глубокие, как Марианская впадина. Не вводные, а песня. И при всем при том - надо было с этими вводными что-то делать, и желательно раньше, чем Ломэхонгва объявится опять, на сей раз с каким-нибудь еще хитровыдуманным способом подгадить. И да, Дженнифер была уверена, что на том занятии индеанка специально лупила ее как сильнее, а не потому что дело было в тренировке, и ничем из нее эта уверенность не выбивалась.
И пока Дженнифер думала об этом, и о том, что надо бы отомстить за этот цирк и сделать так, чтобы впредь неповадно было, а еще зачем-то и почему-то о мечах краем мозга, и в итоге этот мыслительный процесс выродился у нее в странную идею, очень поддержанную подавляющим большинством ее внутричерепной коммуналки.
Да вызвать эту Ломэхонгву на дуэль! И там как следует ее отколотить наиболее сподручными средствами, и раз и навсегда провести границу, чтобы никогда больше такого, как на лекции, не повторялось. Не зря же в Ирландии целый дуэльный код существовал. Вот пора было его как следует, со страстью пустить в ход.
Как только идея оформилась до конца, Дженнифер рванула искать Ломэхонгву, и поиски быстро привели ее к столовой. Время обеда уже прошло, но коммуналка у девушки в голове нестройным, но дружным хором подсказывала, что она очень даже по адресу. Ворвавшись в столовую, Дженнифер грозно обвела взглядом пустующие столы: ну-ка, где тут прячется эта Ломэхонгва? подать ее сюда!

Смутное ощущение беспокойства в эти дни у Ломэхонгвы есть — впрочем, оно едва ли связано с какими-то возможными планами мести со стороны сероглазой Дженнифер. Скорее, оно тенью присутствует всё время, неотрывно с тех пор, как индеанка узнала о том, что творилось на вечеринке в чайном домике. И уйдёт оно, наверное, только тогда, когда Дженнифер поклянётся никогда больше не приближаться ни к Валентину, ни к Эмилю, ни в одежде, ни в бессовестной наготе. Поклянётся чем-нибудь весомым, например, дыханием или сердцем, даст клятву, которую не рискнёт нарушить ни случайно, ни по умыслу. Вот тогда индеанка сможет выдохнуть и почувствовать, что её собственное сердце в безопасности.

Но это всё, конечно, совсем не сейчас.
Пока что сероглазая Дженнифер наверняка едва ли понимает, из-за чего всё приключилось на лекции по фехтованию. А значит, может повторить всё то же самое ещё и ещё раз. Ломэхонгва мрачно думает, что надо объяснить ей, желательно так, чтобы она с первого раза всё поняла и даже спорить не пыталась. Но метод... под вопросом. Ничего пока не понятно с методом. Какое-то время Ломэхонгва пытается думать, но её быстро отвлекает Эмиль.

Это, похоже, их негласная, но по-своему добрая традиция: зачастую, когда Ломэхонгве поручают работу с травами по монастырю, рядом тут же объявляется Эмиль, вовсе к этому труду не обязанный, но пылающий готовностью помочь. Индеанка не уверена, что это ускоряет дело, но не думает, что в этом есть проблема. Зато ей правда заметно приятнее заниматься делами не в одиночестве, а вместе с Эмилем. Они вместе собирают травы, необходимые по поручению мастеров, относят их в лазарет, а потом вместе идут на обед — который они уже безнадёжно пропустили, но не оставаться же теперь из-за этого голодными до вечера.
На позднем обеде поначалу всё идёт гладко, без малейших поводов для беспокойства. А потом этот повод вдруг появляется — резко, как порыв прохладного ветра, ворвавшийся в комнату. Сперва у Ломэхонгвы по рукам пробегают мурашки, а следом в столовой возникает сероглазая Дженнифер. И вид у неё такой, словно она собирается драться вновь, и Ломэхонгва машинально крепче сжимает палочки, которые в это мгновение держит в руке.
Она особо не раздумывает над тем, придётся ли защищаться прямо сейчас, а просто твёрдо настроена, если будет нужно, воткнуть эти палочки в сероглазую и провернуть для верности.