Доктор, доктор, вырви мне сердце

Приходить к неутешительным выводам всегда неприятно, но иногда с этим ничего не получается поделать: как ни поворачивай точку зрения, упрямый итог всё лезет в лицо. Тогда нужно просто скорее его принять и решать, как исправлять ситуацию и что делать дальше.
Ломэхонгва отлично знает, что в ней живёт злость. Некрасивая, горячая, чёрная. Обычно она дремлет где-то в глубине груди и совсем ничему не мешает. Тогда Ломэхонгва с окружающими вежлива или даже мила, в зависимости от ситуации. Но порой чьи-то слова или поступки ныряют в грудную клетку рыболовным крючком, раздражающе мельтешат, как блесна, будят и подсекают дремлющую злость, вытягивают её наружу. И тогда Ломэхонгве хочется творить несдержанное, непозволительное, даже порой страшное.

Она никогда себе не позволяет. И размышляет о том, что надо с этим что-то делать, и возлагает большие надежды на землю, которую полагает своей родной стихией. Земля должна успокоить, уравновесить, научить терпению и мудрости, заковать эту злость в тяжёлую сталь, чтобы она пошла ко дну и никогда больше не поднималась. Но время идёт, а характер девушки упрямится, совсем не спешит меняться в лучшую сторону. И даже как будто становится хуже: земля действительно утяжеляет эту злость, но совсем не так, как нужно, делает её более расчётливой, похожей на готовящуюся к броску кобру.
И в какой-то момент Ломэхонгва задумывается: а вдруг это в ней говорит пробуждающийся огонь?

Она уже слышала краем уха про эту стихию, и не раз, а потому знает, что огонь упрям и своенравен, порой жесток и точно не погаснет сам по себе. Надо с ним что-то делать – и в попытке "что-то сделать" Ломэхонгва методично обходит всех мастеров, пока наконец не добирается до мастера Фуэнтес, у которой находится время на то, чтобы помочь девушке. В назначенный день Ломэхонгва, волнуясь, приходит чуть заранее и терпеливо ждёт возле пруда.
Она очень надеется, что это и впрямь огонь, и мастер Фуэнтес сможет его быстро выкорчевать из груди Ломэхонгвы, и жизнь очистится, станет лёгкой и светлой.

Просто для ясности: Александры никогда не было среди тех мастеров, к которым ученики, торопясь, бегут в первую очередь, чтобы решать свои проблемы. Напротив, испанка стояла где-то глубоко в конце этого списка. Поэтому, когда у нее под дверью вдруг обнаружилась ученица с просьбой поучить ее, Александра удивилась. И даже с сочувствием подумала: наверное, девушке пришлось немало дверей обстучать, раз она аж до Сандры добралась со своим вопросом.
Ну, после этого, само собой, отказать было никак нельзя.
Ученица только тезисно обозначила, что ее интересует огонь, не вдаваясь в подробности. Поэтому Александра мысленно наметила себе несколько планов занятия - но из них, конечно, надо было выбрать только один. И для этого в первую очередь требовалось все-таки узнать, на какой базе они с Ломэхонгвой нынче стоят и из чего исходят.
- Привет, - дружелюбно сказала Александра, когда, придя к пруду в назначенное время, обнаружила, что ученица уже мыкается туда-сюда вдоль воды. И попросила: - Расскажи, что сама уже знаешь про огонь и чему хотела бы сегодня научиться. - Для этого вопроса, в общем-то, ни мастерской сноровки, ни даже ума не требовалось. Но возможность его задать была чуточку приятна, потому что позволяла создать самой себе ступеньку и вкатиться в занятие плавно, без большого разгона, а не сразу с порога прыгать в необъятные дебри теории и практики.

Пока Ломэхонгва бродит по берегу в ожидании мастера, она очень быстро начинает корить себя за то, что пришла так рано, и подозревать плохое. В голову сами собой лезут неприятные мысли: а вдруг про неё забыли? Она ведь так редко просит занятия, да и в целом её так редко видят в монастыре, что это проще простого — позабыть, что такая девчонка мимо пробежала, хвостиком махнула, и даже ничего не разбила, а только занятие попросила. Ломэхонгва отказывается всерьёз в это верить — никого из мастеров не произвели бы в мастера, если бы у них все просьбы учеников вываливались из головы через пять минут.
Но в том, что ей в голову лезет подобная ерунда, пожалуй, виновата только она сама. Не пришла бы настолько раньше — не было бы времени ходить и накручивать себя.

Мастер Фуэнтес показывается на берегу пруда ровно в обозначенное время, минута в минуту. У Ломэхонгвы в голове при этом всплывает в голове подслушанная где-то фраза про то, что "точность — вежливость королей", и, добивая эту мысль до логичного развития, она бросается приветственно кланяться. Тем более, что мастер Фуэнтес с её осанкой и фигурой и впрямь похожа на королеву. Могла бы ею быть, наверное.
— Я пока ничего не знаю про огонь. И ничего не умею, — честно говорит Ломэхонгва. И так же честно признаётся: — Но я подозреваю его в себе. Мне кажется, я иногда становлюсь злее, чем должна быть, злее, чем разумно. Становлюсь даже готовой разрушать, хотя прекрасно отдаю себе отчет в том, чем это может в итоге закончиться для меня и для других. Конечно, может быть, на самом деле это всё я, просто не хочу признаваться себе в этом. Но я подумала: может быть, это всё-таки огонь? И тогда есть способ с ним справиться? Я слышала, что он бывает разрушителен и несдержан. Мне показалось, это... похоже?

Александра выслушала ученицу с ее тревогами внимательно. Ничего конкретного у девушки на руках пока не было, только подозрения - но и к подозрениям стоило отнестись серьёзно. Даже когда человеку кажется, что к него есть склонность с определенной стихии или к какому-то конкретному зверооблику, не стоило это игнорировать. Такие "кажется", как правило, на пустом месте не возникали и чем-то да подкреплялись. Даже если это "что-то" для самого человека оставалось незамеченным и приходилось организовывать целые раскопки, чтобы вытащить из глубины подсознания зарывшиеся туда предпосылки. Подозрения Ломэхонгвы же даже выкапывать не требовались: вот они, все прямо тут, почти что на блюдечке, самой ученицей собраны и отсортированы. И, возможно, действительно неплохо рифмовались с огнем - впрочем, это еще надо было проверить.
- Позволь, я предположу, - сказала Александра. - Ты ведь наверняка чувствуешь эту злость не в случайные моменты времени, а в очень очень конкретные. Ошибусь ли я, если предположу, что это связано с важными для тебя желаниями? И даже точнее - что ты злишься тогда, когда чувствуешь преграду на пути к желанной цели? Возможно, и это даже не совсем злость, а отчасти желание уничтожить препятствие, чтобы сгинуло и не тревожило больше? - Возможно, прозвучало жутковато, но Александра сейчас попросту в некотором приближении описывала ключи огня, подгоняя их под то, что рассказала ученица. Это позволило бы понять, в том ли направлении они обе подозревают, и либо встать на тропинку учебы плотно, обеими ногами, или вовремя сойти с нее, увидев ошибку.