Доктор, доктор, вырви мне сердце

Приходить к неутешительным выводам всегда неприятно, но иногда с этим ничего не получается поделать: как ни поворачивай точку зрения, упрямый итог всё лезет в лицо. Тогда нужно просто скорее его принять и решать, как исправлять ситуацию и что делать дальше.
Ломэхонгва отлично знает, что в ней живёт злость. Некрасивая, горячая, чёрная. Обычно она дремлет где-то в глубине груди и совсем ничему не мешает. Тогда Ломэхонгва с окружающими вежлива или даже мила, в зависимости от ситуации. Но порой чьи-то слова или поступки ныряют в грудную клетку рыболовным крючком, раздражающе мельтешат, как блесна, будят и подсекают дремлющую злость, вытягивают её наружу. И тогда Ломэхонгве хочется творить несдержанное, непозволительное, даже порой страшное.

Она никогда себе не позволяет. И размышляет о том, что надо с этим что-то делать, и возлагает большие надежды на землю, которую полагает своей родной стихией. Земля должна успокоить, уравновесить, научить терпению и мудрости, заковать эту злость в тяжёлую сталь, чтобы она пошла ко дну и никогда больше не поднималась. Но время идёт, а характер девушки упрямится, совсем не спешит меняться в лучшую сторону. И даже как будто становится хуже: земля действительно утяжеляет эту злость, но совсем не так, как нужно, делает её более расчётливой, похожей на готовящуюся к броску кобру.
И в какой-то момент Ломэхонгва задумывается: а вдруг это в ней говорит пробуждающийся огонь?

Она уже слышала краем уха про эту стихию, и не раз, а потому знает, что огонь упрям и своенравен, порой жесток и точно не погаснет сам по себе. Надо с ним что-то делать – и в попытке "что-то сделать" Ломэхонгва методично обходит всех мастеров, пока наконец не добирается до мастера Фуэнтес, у которой находится время на то, чтобы помочь девушке. В назначенный день Ломэхонгва, волнуясь, приходит чуть заранее и терпеливо ждёт возле пруда.
Она очень надеется, что это и впрямь огонь, и мастер Фуэнтес сможет его быстро выкорчевать из груди Ломэхонгвы, и жизнь очистится, станет лёгкой и светлой.

Просто для ясности: Александры никогда не было среди тех мастеров, к которым ученики, торопясь, бегут в первую очередь, чтобы решать свои проблемы. Напротив, испанка стояла где-то глубоко в конце этого списка. Поэтому, когда у нее под дверью вдруг обнаружилась ученица с просьбой поучить ее, Александра удивилась. И даже с сочувствием подумала: наверное, девушке пришлось немало дверей обстучать, раз она аж до Сандры добралась со своим вопросом.
Ну, после этого, само собой, отказать было никак нельзя.
Ученица только тезисно обозначила, что ее интересует огонь, не вдаваясь в подробности. Поэтому Александра мысленно наметила себе несколько планов занятия - но из них, конечно, надо было выбрать только один. И для этого в первую очередь требовалось все-таки узнать, на какой базе они с Ломэхонгвой нынче стоят и из чего исходят.
- Привет, - дружелюбно сказала Александра, когда, придя к пруду в назначенное время, обнаружила, что ученица уже мыкается туда-сюда вдоль воды. И попросила: - Расскажи, что сама уже знаешь про огонь и чему хотела бы сегодня научиться. - Для этого вопроса, в общем-то, ни мастерской сноровки, ни даже ума не требовалось. Но возможность его задать была чуточку приятна, потому что позволяла создать самой себе ступеньку и вкатиться в занятие плавно, без большого разгона, а не сразу с порога прыгать в необъятные дебри теории и практики.

Александра выслушала ученицу с ее тревогами внимательно. Ничего конкретного у девушки на руках пока не было, только подозрения - но и к подозрениям стоило отнестись серьёзно. Даже когда человеку кажется, что к него есть склонность с определенной стихии или к какому-то конкретному зверооблику, не стоило это игнорировать. Такие "кажется", как правило, на пустом месте не возникали и чем-то да подкреплялись. Даже если это "что-то" для самого человека оставалось незамеченным и приходилось организовывать целые раскопки, чтобы вытащить из глубины подсознания зарывшиеся туда предпосылки. Подозрения Ломэхонгвы же даже выкапывать не требовались: вот они, все прямо тут, почти что на блюдечке, самой ученицей собраны и отсортированы. И, возможно, действительно неплохо рифмовались с огнем - впрочем, это еще надо было проверить.
- Позволь, я предположу, - сказала Александра. - Ты ведь наверняка чувствуешь эту злость не в случайные моменты времени, а в очень очень конкретные. Ошибусь ли я, если предположу, что это связано с важными для тебя желаниями? И даже точнее - что ты злишься тогда, когда чувствуешь преграду на пути к желанной цели? Возможно, и это даже не совсем злость, а отчасти желание уничтожить препятствие, чтобы сгинуло и не тревожило больше? - Возможно, прозвучало жутковато, но Александра сейчас попросту в некотором приближении описывала ключи огня, подгоняя их под то, что рассказала ученица. Это позволило бы понять, в том ли направлении они обе подозревают, и либо встать на тропинку учебы плотно, обеими ногами, или вовремя сойти с нее, увидев ошибку.

Ломэхонгва почтительно замолкает, когда мастер Фуэнтес начинает говорить. Не верить мастерам нет ни единой причины. Они больше знают, они опытны, они здесь для того, чтобы помогать. Весь опыт Ломэхонгвы кричит о том, что надо слушать и не спорить — именно так она сейчас и поступает. Это понятно и привычно для неё.
Мастер Фуэнтес не говорит ей прямого "да". Но и прямого "нет" не произносит тоже. Вместо этого она сперва начинает говорить что-то странное. Благо, у Ломэхонгвы не очень выразительное лицо, спрятать удивление ей легко.
И вскоре удивление приходится прятать повторно. Потому что речь мастера Фуэнтес с какого-то момента перестаёт быть странной и становится очень точной, и Ломэхонгва вдруг начинает узнавать себя.

Ох, да, это очень на неё похоже. Она сама склонна видеть свою злость скорее родственной ревности. Но если вдуматься в неё глубже, постараться разобрать её так, как говорит мастер Фуэнтес... Да, её злость связана с желанием, некрасивым, жадным желанием. Да, о других девушках Ломэхонгва порой думает, как о помехах, которые не худо было бы тем или иным образом убрать с дороги, испортить их красоту, чтобы она больше не притягивала взгляды. И она ведь сама сказала минутой ранее: разрушать. Вряд ли мастер Фуэнтес так хорошо знает и понимает ученицу, которую видит едва ли не в первый раз. Гораздо вероятнее, она хорошо знает и понимает огонь и может угадать его по приметам.

— Как это убрать? — прямо спрашивает Ломэхонгва. Она не думает, что желание разрушать её красит, что злость ей к лицу. — Вы правы. Вы говорите всё очень верно. Но я не хочу такой быть. Не хочу позволять этому вести и направлять меня. Вы мне поможете?