Дома и стены помогают

- Мне кажется, что я, наоборот, готов сказать больше, чем хотят слышать, - признался Син.

Он снова налил Аните вино. Было нечестно ей все это говорить. Но боль, скопившаяся годами, требовала возможности выйти наружу. На Фэй ему было плевать, она изначально была среди тех, кто на него охотился.

- И мне сложно об этом говорить. Если ты меня выслушаешь и все это отпустишь, я буду тебе должен.

Виски был уже теплым и терпким. Не нужно нажираться, он не знал даже телефоны сорок девятых на охране, чтобы если что подстраховали. Быстро расслабился. Видел бы отец. Видели бы близнецы Чун. Мог ли он молиться, чтобы ухватиться за возможность просто поговорить, чтобы ему за этой ничего не было?

- Я сам искал возможность поймать Ветра и добивался, чтобы он на меня вышел. Я сам нарывался. Он вышел через Фэй. Она бросилась мне под колеса, - Син ненадолго замолчал. - Мы почти встречались. Она узнавала у меня информацию и передавала Ветру. Это было решением Асаки или Ветра её убить.

Еще два глотка теплого обжигающего виски. Отличное начало совместной жизни в течение недели с дочерью лунтао Гонконга, так держать.

- Моя мать погибла, когда мне было восемь лет. Потому что организовала покушение на моего отца, - буквально протараторил Син. - Второе. Я не против говорить, но никто не готов это слышать. Давай ты завтра скажешь, что я нес какой-то пьяный бред, который ты не запомнила?

- Не-а, не должен, - она сурово указала на него бокалом, наполовину наполненным вином. - Утром ты спас мне жизнь, так что я это меньшее, что я могу сделать в ответ.

У нее не было возможностей ее отца, она никак не касалась его дел, у нее не было доли в бизнесе, который он вел, она вообще практически никак не касалась дел триады, кроме того, что была дочерью лунтао. Анита никогда не демонстрировала умений, которые могли бы быть удобны, уместны или полезны для семьи Гао. И она не могла отблагодарить как-то ещё, кроме доступных ей способов. Если для того, чтобы со своей стороны не быть должной, нужно просто выслушать, не делая никаких умозаключений, то почему бы нет?

- Ты специально напиваешься, чтобы завтра с утра тебе не было так стыдно за все? - Анита все ещё чувствовала себя относительно трезвой, да она и выпила всего ничего, два бокала рислинга. И пусть после нервяка они воспринимались острее и достигали своей цели намного быстрее, по сравнению с Чжу Сином она была трезвой, как стёклышко. - Пока ты не рассказал ничего, чего бы я не смогла забыть.

Она впервые встречала человека, готового с такой охотой взваливать на себя чужие грехи и убиваться по этому поводу. Подруга, работающая на Асаку, мать, предавшая собственных мужа и сына, это все был не его выбор, но последствия которых он все ещё волочит за собой, как отчаявшиеся волочат за собой свой нехитрый скарб, не желая его бросать, потому что больше ничего не имеют, а это хоть и мешает идти дальше, но свое, родное, привычное, и бросать страшно, чтобы не остаться вообще без ничего.

К тому моменту Син выпил меньше, чем в день их с Анитой знакомства. Но его уже прилично развезло, потому что он позволял себе напиться и расслабиться. Не старался держаться разумным и трезвым, наоборот, на фоне звенящих нервов нашел возможность отпустить контроль. Отчасти он сам себя убеждал в том, что более пьян, чем был на самом деле.

Он был похож на дикого зверя, который заинтересовался дружелюбным человеком. Как птица, которой бросают крошки и смотрят, подойдет ли она достаточно близко. И он подходил, опасливо, заранее боясь того момента, когда человек его спугнет.

- На трезвую голову я бы не смог это рассказывать, - ответил Син. - Ты считаешь, мне должно быть стыдно за те вещи, о которых я говорю, или за то, что гружу тебя этим?

Ему не было стыдно, ему было страшно. Он рассказывал о том, что не мог прежде обсудить ни с кем другим и ужасно боялся, что, показав часть всегда жившей с ним боли, нарвется на усмешку или обесценивание, на которые гарантированно бы нарвался от братьев.

Чем больше говорил Чжу Син, тем меньше его боялась Анита, хотя вроде бы должно было быть ровным счётом наоборот. Но Аните было достаточно ума, даже с учётом выпитого ей алкоголя, чтобы не принимать все на свой счёт и не пропускать через себя. Внезапно то, другое, темное, перестало быть таким уж страшным, как будто за той мрачной маской пряталось что-то, чему отчаянно хотелось выползти наружу, быть услышанным, понятым и не осужденным.

- Это ты мне скажи, должно быть тебе стыдно или нет, раз ты считаешь, что на трезвую голову это не смог бы рассказать, - Анита говорила ровно, без привычных ехидцы или веселья в голосе, которые часто проскальзывали у нее в ее обычных разговорах, когда она словно заранее пыталась выстроить разговор так, чтобы через ее броню самосарказма и самоиронии не могли добраться до более мягкого и ранимого нутра. Невозможно смеяться над человеком, который смеётся над самим собой.

- Я уже говорила, что ты не можешь меня этим загрузить. Я просто хочу тебя понять.

Анита было дочерью лунтао, она знала, что иногда людям приходится совершать объективно плохие вещи, но которые нельзя так уж однобоко считать плохими, потому что, как уже мы выяснили, в мире триад нет только белого и только черного. Все зависит от стороны, с которой ты смотришь.

Син смотрел на Аниту, стараясь убедиться в том, что она искренне готова его слушать и даже пытаться понять. У него было чувство, что она не просто из вежливости слушает пьяные бредни, но и правда считает, что, выслушав, сделает ему лучше. Для Сина это было самым ценным подарком, какой она могла дать в благодарность за сегодняшнее утро.

- Мне не стыдно об этом рассказывать, - сказал Син. - Мне больно молчать и страшно говорить. Мне не нужно, чтобы кто-то меня пожалел, я не хочу, чтобы кто-то сказал, что я в чем-то не виноват. Просто сказать, чтобы другой человек об этом узнал. Чтобы почувствовать, что мои мысли и эмоции реальны, потому что есть еще человек, который о них узнал и их заметил.

Син отпил еще виски. Имел ли он право сейчас все это рассказывать Аните? Имел, она сама разрешила. Если он сейчас решил бы замолчать, чтобы ее не грузить своими проблемами, он мог потерять единственный шанс говорить о том, что позволило бы ему лучше ужиться с собственными чувствами и мыслями. И это было бы честной платой за спасение жизни.

- Однажды у меня погиб целый отряд моих людей, я выжил один, - сказал Син. - И рядом не было ни одного человека, который бы просто сказал, что да, тебе херово, имеешь на это право. Мне не было стыдно говорить, меня не хотели слышать. Я же сяо лунтао: должен принять к сведению, сделать выводы и не допустить повторения. Ну и еще раз подумать о том, что должен был быть лучше готов.

Это походило на какую-то дурную сессию у психотерапевта, но для того, чтобы и дальше слушать, Аните нужно было выпить ещё рислинга, потому что здравый смысл сейчас был бы не в почете. Она могла сказать, что понимает Чжу Сина, пусть не во всем, но в каких-то моментах, которые отзывались особенно остро.

Стремление постоянно соответствовать ожиданиям родителей, не разочаровывать их, не создавать проблем выливалось в попытки хоть как-то доказать самой себе, что она - это отдельная, цельная личность, что она может чувствовать и делать то, что хочет она, а не что будет удобно ее родителям. Но, за неимением других возможностей проявлять с трудом задавленные внутри эмоции Анита находила отдушину в самом низком, что только могла придумать - в самоповреждении. Аккуратном, малозаметном, но имеющем такую огромную разрушительную силу, когда следом за каждым оставленным на себе следом ожога или пореза Анита испытывала приступы стыда и отвращения к собственному телу, изуродованному ее собственными руками.

Будто ощутив заново все многочисленные шрамы, которые тонкой сеткой были рассыпаны по внутренней стороне ее бедер, Анита свела колени вместе, а потом и вовсе постараюсь подтянуть оные к груди, чтобы максимально сжаться в комок, но больная нога отозвалась протестующий болью, и Анита так и замерла в нелепой полусобранной позе.

- А отец? Ты не пробовал говорить с ним? - у нее сложилось впечатление, что у Чжу сяншена с сыном вроде бы неплохие отношения, как минимум его можно было рассматривать как человека, с которым можно поделиться своими мыслями.

Син долил в бокал девушки еще вина и заметил, как она попыталась съежиться, не зная, напугали ли ее его рассказы, или задели какую-то ее собственную историю. Но Син думал, что она его понимала.

- Отец проявил максимум доступной эмпатии, сказав, что я во всем виноват, но он рад, что я жив, - ответил Син. - И приказал отвезти меня из бара домой, чтобы я не напивался на глазах у наших людей.

Поговорить с папой о чувствах звучало как хорошая идея, если бы папой был не Чжу Лао. Син с трудом представлял, насколько самому лунтао хотелось обсуждать свои эмоции с окружающими, но у него точно были те, кто выслушает, не осудит и в жизни не передаст дальше - Ли, Кот, Чжэнь. Эти люди были преданы ему как собака и конь, но это он их нашел и много лет с ними работал.

- Он хорошо ко мне относится, и я его люблю. Просто мне кажется, папа не тот человек, который умеет сочувствовать, - ответил Син, но задумался.

Он никогда не просил отца о такой поддержке. Понятно, что он не стал бы обсуждать с ним мать никогда в жизни, но Син подумал, что можно было просто спросить у него совет, что делать с мыслями и эмоциями, от которых больно и тошно. Не пошлет ведь.

- У тебя близкие отношения с родителями? - спросил он.

- Может быть, он тоже просто не умеет это показывать? - предположила она. Статус лунтао накладывает такие ограничения, которые редко когда встретить в обычной жизни. Ты должен быть лидером, мессией, который ведёт за собой людей и может решить любую проблему, который держит все под неусыпным, бдительным контролем, который знает все и видит все, что происходит в том городе, над которым простирается его власть. Иначе сожрут и не оставят ни крошки. Исходя из того, что власть в Пекине не менялась уже столько лет, Чжу сяншен был хорошим лунтао, и не Аните стоило судить о том, каким он был при этом отцом.

- Я привыкла думать, что да, - Анита пожала плечами, покачивая бокалом и наблюдая, как пузырьки воздуха стремятся на поверхность. - Насколько это вообще возможно, когда твой папа - лунтао, и он хочет оградить тебя от всех подробностей ради твоей же безопасности. Я всегда была беспроблемной, послушной и тихой девочкой, хорошо училась, во всем слушалась родителей и никогда не беспокоила их, если можно так выразиться "по пустякам". У нас теплые отношения, но я бы не назвала их очень доверительными. Скорее...обычные?

Справедливости ради, отец никогда не рассказывал ей чего-то подобного, для этого у него была Гао тайтай, которая наверняка хлебнула откровенностей в подобные этому часы разговоров на кухне. Просто Аните довелось пару раз встречаться с сорок девятыми и трехзначными, каждый из которых считал, что уж его личное кладбище куда больше, чем у остальных.

Син был уверен, что отцу сложно выражать эмоции. И поэтому переживал, что за первым инфарктом могли последовать новые проблемы. Но беречь его следовало от дурных новостей, а не от доверительных разговоров.

- Получается, мы с тобой - две грани одной и той же истории, которая называется «папа - лунтао». Тебя от всего огораживали, меня с детства учили работать в семье, - Син грустно усмехнулся.

Очень похожая ситуация была с Се Юэмин, которая до смерти отца никакого отношения к делам триады не имела, и было что-то общее с историей дочерей Кота: ни одна из них не работала на триаду. Что не мешало им быть в курсе каких-то дел, особенно Чун Айлин, фаворитом которой стал проныра Феникс.

- Я заметил, что ты привыкла слушаться отца и телохранителей, - сказал Син. - Ты и сейчас ждешь, когда дадут команду, чтобы расслабиться и вернуться к своим делам. Наверное хуже нет знать, что в любой момент случится Апокалипсис, на который не только не можешь повлиять, но даже не подозреваешь, откуда прилетит. И думаю ты сама понимаешь: если бы ты не вмешалась, твой отец был бы не на Филиппинах.

Син подумал, что наговорил лишнего. Анита не просила ее выслушивать и лезть ей в душу.

Было, конечно, приятно осознавать, что есть человек, который может тебя понять, потому что и сам находится в каких-то похожих условиях. Некоторые вещи не расскажешь подружке, сидя в кафе, не поведаешь своему парню после тяжёлого рабочего дня, что ты волнуешься, вернётся ли твой отец сегодня домой, или вместо этого тебе придется ехать на опознание в морг, потому что твоего отца убила недружественная триада.

- Получается, что так, - Анита усмехнулась, затем решительно протянула свой бокал к Чжу Сину, чтобы он наполнил его снова. Она пила медленно, потому что боялась потерять нить разговора, да и не хотелось тупо напиваться, чтобы утром было паршиво даже просто существовать, не говоря уж о том, чтобы подавать признаки хоть сколько-нибудь разумной жизнедеятельности.

- Если бы мой отец сразу прислушался ко мне, было бы намного лучше, - поджав губы, добавила Анита. Можно бы было развить пространственную мысль, что если бы он послушал сразу, то они бы с Чжу Сином никогда не встретились, или, быть может, и встретились, но ей бы не было необходимости уезжать в Пекин, и тогда они никогда не оказались вместе в одной квартире, запертые наедине, и как она в итоге рада, что все так обернулось. Пока Анита не могла сказать, что она действительно в неописуемом восторге от встречи с Чжу Сином, слишком неоднозначной он казался фигурой. Он был ей в какой то мере приятен, как человек, отчасти от того, что все же вызвался ей помочь, а потом и сам из-за нее вляпался в неприятности, но было ещё рано что-то говорить конкретное.

Син вылил в бокал Аниты оставшееся вино и поставил пустую бутылку на столешницу, затем налил себе еще виски. За окном уже давно стемнело. Син уже искренне считал, что приключения сегодняшнего дня были не самой высокой платой за возможность провести этот вечер в компании с Анитой, и он был очень благодарен ей за этот разговор. Син не был влюбчивым. Дикая история с леди Грей, ставшая причиной ссылки в Тяньцзинь, никогда бы не произошла, если бы в тот период он не злоупотреблял веществами, из-за которых был сам не свой. И поездка в багажнике машины Кота тоже была очень милосердным наказанием, учитывая его вину. Любой сорок девятый доехал бы в том багажнике в лес, а не к папе.

Он не завязывал серьезных отношений с женщинами не потому что образ жизни «таинственный мудак» реально сильно его ограничивал. У кучи братьев были постоянные подруги, потому что им так хотелось. У многих других, как у Тео в молодости, были гаремы, в представительниц которых они влюблялись ярко и ненадолго. Син не влюблялся. Были женщины, которых он просто хотел, были те, кого он хотел, и при этом они вели совместные дела, и были те, с кем в какой-то момент времени ему удобно было быть.

А с Анитой все происходило иначе. Син понял, что вопрос о том, будут ли они вместе спать к концу недели, его волнует в последнюю очередь. Он хотел с ней быть рядом. Говорить, слушать, чувствовать то смутное родство душ, которое начинал осознавать.

- Спасибо тебе за этот разговор, - сказал Син и коснулся своим стаканом бокала Аниты. - Я надеюсь, что твой отец скоро решит вопросы в городе, и ты покажешь мне Гонконг.