Наследник Клана

Наконец-то закончились все пустые разговоры. Конечно, среди них были и те, которые много значили для каждого из отдельно взятых участников, но наследного принца сейчас интересовало только одно – его семья – его жена и ребенок, которого она родила несколькими часа ранее. Аспид тенью скользнул в свои покои, которым было отведено целое крыло в замке. Сейчас тут уже было тихо и прибрано, но Шэн с маленьким наследником так и оставались в ее прежней спальне, в которой тигрица жила первое время после свадьбы, пока их отношения не вышли… на более важный и интересный уровень. Даже во сне она казалась ему прекраснее всех на свете, а золото тигриных глаз словно проглядывало сквозь закрытые веки. Ее лицо было бледнее обычного, а волосы, выбившиеся из косы, чуть разметались по подушке. Она выглядела уставшей, но невероятно прекрасной. Мать его ребенка. Мать наследника королевского трона клана Королевских Кобр – Сонгцена – ребенка мира, который унаследовал имя своего прадеда, при котором впервые было заключено перемирие между древними кланами.

Ребенок лежал на кровати рядом, защищаемый руками матери, которые окружали укутанный маленький комочек. И, что самое удивительное, он не спал, а с явным интересом смотрел на потолок, хотя наверняка еще и не видел его толком. Хлопал маленькими глазками и слегка причмокивал. Это было довольно забавно, отчего губы Кэйлаша тронула легкая улыбка. Принц скинул обувь, после чего сел на кровати, глядя то на безмятежное лицо Шэн, то на забавного сынишку, который все еще казался немного нереальным в свете всего произошедшего.

- Привет, - тихо прошептал аспид, аккуратно и немного неуверенно коснувшись пальцем его маленькой пухленькой щеки, словно хотел погладить. – Я твой папа. А мам сейчас отдыхает. Мы же не хотим ее разбудить, правда?

Шэн спала крепче, чем обычно. Сквозь сон она интуитивно чувствовала, где находится младенец, и была уверена, что не навредит ему. Ей не снились сны, или она их просто не запоминала, просто будто проваливалась в темноту сковывающей усталости, не видя возможности восстановить силы. Лишь постепенно сон становился спокойнее, дыхание выравнивалось, и возвращалось чувство безопасности.

Время от времени сквозь сон мелькала боль: в пояснице, животе, бедрах – так тело привыкало к тому, что ребенок уже появился на свет. Шэн не слышала, как младенец проснулся – он не заплакал, просто открыл глаза, начав чуть заметно шевелиться в её руках. А потом возникло смутное ощущение, что рядом есть кто-то ещё. Тихий голос и рука, потянувшаяся к ребенку. Тигрица мгновенно распахнула глаза и прижала к себе младенца, с вызовом посмотрев на того, кто посмел его потревожить. В следующее мгновение её взгляд потеплел, а губ коснулась чуть виноватая улыбка, но ребенка Шэн не стала от этого держать менее крепко.

- Ты вернулся? – тигрица села на кровати, удобнее перехватив малыша, который уже не спал и корчил гримасы, ничего не понимая. Он казался таким крошечным и беззащитным, что, казалось, кто угодно может причинить ему вред.

Разум упрямо твердил, что хотя бы принцу нужно доверять, он их спас, он отец, этот ребенок и его тоже. Шэн чуть опустила руки, показывая малыша мужу, и подняла испуганный взгляд на его змеиные глаза, робко улыбнулась, не зная, как нужно сейчас реагировать, и боясь обидеть Кэйлаша, вины которого в произошедшем не было. Она молчала, не зная, что и как можно сейчас сказать. Боялась приблизиться, но ещё сильнее боялась оттолкнуть.

Как было глупо полагать, что тигрица, даже после всего произошедшего несколькими часами ранее не проснется, почувствовав чье-то присутствие и услышав голоса. Даже сейчас, когда она, наверняка чисто интуитивно, пыталась защитить ребенка даже от его собственного отца, она была прекрасна.

- Наконец-то вернулся, - улыбнулся принц, с нескрываемой нежностью глядя на супругу и сына, которого она так по-женски оберегает даже от него.

Это была картина, достойная руки лучших из мастеров живописи, но вряд ли хоть один из них, или какое-либо современное устройство могли передать все то, что сейчас читалось в золотистых глазах тигрицы, которая была матерью и женщиной не в меньшей степени, чем была воином. Ничто не могло передать взгляд наследного принца, в котором было столько чувств и эмоций, которые раньше вообще не были ему присущи…

- Он прекрасен, как и его мать, - Кэйлаш не стал испытывать судьбу, видя, как тигрица печется о малыше, поэтому не рискнул более коснуться его пухленьких щечек и коснулся лишь ее руки, ловя золотистый взгляд ее тигриных глаз, - Спасибо за сына, Шэн. Спасибо за то, что ты осталась со мной.

Подобные признания – большая редкость для наследного принца аспидов, но сейчас он был искренен в своих словах и чувствах, пожалуй, как ни с кем не был. И ему нравилось чувствовать то, что он чувствует, когда думает о ней, когда они находятся рядом друг с другом, когда они любят друг друга, раскрывая все новые грани души и все новые уголки сердца, прежде никем неизведанные. Ему нравится просто чувствовать, когда она рядом.

Шэн кивнула на слова Кэйлаша. Она понимала, что ведет себя как-то неправильно, но было очень страшно, что с ребенком все ещё что-то может случиться. И она даже не знала, чего боится сильнее: что, оставив его, она подвергнет его опасности, или что он решит, что она его предала, из-за чего на смену свету в сердце придет тьма неистребимой ненависти, которой было так много в ледяных глазах Стивена. Шэн посмотрела на руку Кэйлаша, коснувшуюся её руки, и закусила губу, чувствуя горечь от собственных мыслей, в которых не было вины кобры. Это был другой яд, её собственный.

Она прижала к себе младенца, осторожно погладила его по спине, затем приблизилась к Кэйлашу, почувствовав, как во всем теле просыпается инстинктивная дрожь. Так реагировала бы тигрица на то, что кто-то приблизился к её тигрятам и успевает к ним раньше, чем она успеет добежать. Страх – такое подлое, чуждое воину клана чувство, ненавистное с детства, немыслимое для боевого командира, сейчас сковывал ледяными оковами сердце и тело, и становилось непонятно – дрожать, прятаться, плакать или искать в себе силы что-то сделать, но что? Ничего страшного не происходит, ребенок в безопасности, и рядом Кэйлаш – самый родной и близкий человек. Не она ли говорила ему, что доверяет? В чем его вина, если он спас её жизнь?

- Он будет хорошим, - сказала Шэн даже не мужу, а самому миру вокруг, чтобы её слова послужили молитвой, которую должно услышать само Мироздание. – Он будет благородным воином, но он будет служить миру, - тигрица подняла глаза на Кэйлаша, затем перебралась ближе к нему и прижалась плечом к его груди, продолжая держать ребенка обеими руками. – Он похож на тебя, - сказала Шэн, улыбнувшись.

Она искала в себе силы побороть страх, для которого не было реальных причин. Она привыкла сама справляться со своими слабостями, должна была победить их и сейчас. Ради сына и ради Кэйлаша. И лишь после этого во имя клана, во имя долга и во имя чести.

– Спасибо, что вернулся, - сказала Шэн крепче прижимаясь к супругу.

Кэйлаш внимательно наблюдал за супругой и ребенком, который продолжал корчить рожицы и одновременно рассматривать все вокруг. Такой маленький и беззащитный. Сама невинность, порождение мира и любви. В отличие от своих родителей, он не знает что такое кровь и война, приносящая потери. Шэн была не похожа на саму себя. Принц понятие не имел о том, насколько меняются женщины после рождения детей, его вообще никогда не интересовали подобные вещи. Но сейчас, когда это касалось его и его семьи, проснулся недюжий интерес. Аспид с интересом изучал лицо супруги, ловя каждое изменение в ее мимике, каждое ее движение. Гордая воительница на глазах превратилась в ревнивую мать, готовую перегрызть глотку любому, кто приблизится к ее ребенку. Даже собственному мужу. Матерая тигрица. И еще она боялась чего-то. Боялась настолько сильно, что была не в состоянии справиться с собственным страхом, словно что-то преследовало ее даже сейчас, когда она находилась в полной безопасности. И ее слова, то, как она их произнесла, то, что она произнесла… это лишь подтвердило его догадки о том, что ее страх не столько материален, сколько в ее сознании. Он не знал о ее отношениях с первым сыном, но довольно многое слышал о том, что этот Стивен искренне ненавидит ее и воином ему в жизни не стать. Самовлюбленный избалованный тигр. Чутье подсказывало, что, скорее всего, это связано именно с ним, но лезть в душу тигрицы без ее на то позволения или просьбы глупо.

- Сонгцен будет лучшим из ныне живущих воинов, - Кэйлаш крепко обнял супругу, страх которой передавался по ее телу легкой дрожью, которую аспид не мог не заметить. – А все потому что у него лучшая мать на свете. – Принц едва коснулся губами ее виска, после чего перевел взгляд на сына, который начал забавно кряхтеть, высовывая язык и пуская слюни. – Я не смог бы иначе, Шэн. Просто не смог бы…

Он некоторое время молча наблюдал за сыном, который продолжал корчить забавные рожицы, после чего вновь поцеловал супругу.

- Тебе надо поесть, - пришел он к выводу, логично решив, что вряд ли тигрица хоть что-то ела со вчерашнего дня. – Чего тебе хотелось бы, чтобы приготовили? И чем кормить Сонгцена?

Уверенность Кэйлаша передавалась и Шэн. Она провела тыльной стороной руки по лицу младенца и улыбнулась, глядя в его глаза. Сейчас центром всего мира для тигрицы был её ребенок, а находившийся рядом муж был просто той частью мироздания, которую нужно было принять, не отталкивая. Вот так вот замереть и не рычать, не пытаться отпугнуть, принять, поверив. Это – его сын, поэтому не может быть сомнений в том, что он станет достойным потомком своего рода. Шэн обернулась на Кэйлаша, услышав, что он назвал имя.

- Сонгцен? – тигрица чуть нахмурила брови, поняв, что её мнения сейчас никто не спрашивал, ведь ребенок принадлежал королевскому роду. – Солнгцен Кэйлаш Садхир Иша Джиотиш, - в тоне Шэн сейчас можно было услышать какую-то обреченность, но затем она улыбнулась уголками губ, присматриваясь к младенцу, который активнее зашевелился, услышав, как его окрестили. – Он согласен.

Вопрос Кэйлаша её немного озадачил. Шэн прикрыла глаза, прислушиваясь к энергии в своем теле. Прошло довольно много времени после укуса, за которое противоядие успело подействовать. Энергия была ещё немного нарушена, особенно на уровне Аджны и Сахасрары, на которые особенно сильно действует яд королевской кобры, но ша-ци в зонах Сватхистханы не было.

- Я буду кормить его сама, это уже безопасно, - уверенно сказала тигрица. – Мне все равно, что есть самой, но не красное и не острое. И нельзя зеленый чай.

Шэн только сейчас начала понимать, что чувствует звериный голод, сейчас обострявший инстинкты хищника. Если вспомнить, что она не принимала звериный облик за долгие месяцы беременности, несложно догадаться, как силен сейчас был внутренний зверь, которого при всем мастерстве невозможно контролировать бесконечно.

Показалось ли принцу, или нет, но тигрица определенно перестала дрожать. Зато отреагировала на имя сына. Возможно, это было неправильно вот так без согласия жены давать имя сыну, Кэйлаш даже и думать о подобном не думал. Решение пришло самой собой, правда, не без помощи отца. Он действительно был уверен в том, что Шэн не будет против, а то, как прозвучало полное имя сына из уст тигрицы…

- Думаешь, оно слишком сложное? – улыбнулся аспид, прекрасно заметив ту обреченность, с которой произнесла его Шэн. На фоне принятых в тигрином клане коротких имен, кобр некоторые экстималы называли извращенцами, потому что запомнить этот набор звуков с первого раза не всегда представлялось реальным. Джая вон, например так вообще, кажется, испытывала истинное удовольствие и гордость, произнося его вслух. Так еще и фамилию мужа добавила в него. – Я рад, что вы оба согласны.

Кэйлаш все также смотрел на сына, улыбаясь ему и собственным мыслям. Несмотря на реальность всего происходящего, он никак не мог свыкнуться с мыслью о том, что стал отцом. Слишком насыщенным и тяжелым выдался день, как в физическом, так и в эмоциональном плане.

- Я сейчас распоряжусь, чтобы тебе все принесли… пожалуй, нам, - добавил он, поняв, что сам не отказался бы поесть. Прежде чем выпустить тигрицу из своих объятий, он вновь коснулся губами ее виска, после чего склонился над сыном и подарил ему первый отцовский поцелуй. – Я сейчас вернусь, - он аккуратно укрыл их одеялом, после чего вышел из комнаты. Его не было всего несколько минут, а он уже почувствовал эту острую тоску, желание поскорее оказаться рядом с теми, ради кого готов на все. – Я посмотрю за Сонгценом, пока ты будешь в душе, - он вновь обнял супругу за талию, почувствовав, к тому же, еще и острую тоску по ее телу. Но ей действительно было необходимо привести себя в порядок, ведь после родов ее никто даже не обмыл.

Пока Кэйлаша не было, Шэн покормила ребенка, который вскоре задремал у неё на руках. Она всматривалась в черты лица младенца, замечая, как он похож на своего отца, и в то же время, у него есть и её черты. Сонгцен был крошечным и беззащитным, его даже на мгновение было страшно оставить одного. Когда принц вернулся, Шэн искренне удивили его слова. Допустим, он был уверен в том, что физическая подготовка боевого командира позволяет без вопросов через несколько часов после родов сбегать в душ, но с чего он взял, что она согласится вот так вот оставить ребенка без присмотра? Зрачки тигриных глаз недобро сузились, Шэн крепко задумалась. Сказать Кэйлашу «нет, я тебе не доверяю, и ребенка с тобой не оставлю» было верхом идиотизма, и все равно уходить было страшно. Кажется, начиналась ожесточенная война с самой собой и собственными страхами.

- Хорошо, - произнесла Шэн таким тоном, будто ей было приказано броситься в пропасть. И сейчас немного помогало то, что она не привыкла отказываться от принятых решений. Взгляд тигрицы чуть потеплел, когда она робко протянула младенца мужу. – Держи его осторожно. Он пока не умеет держать голову, поэтому руку согни вот так, а его держи вот так, - Шэн очень осторожно уложила Сонгцэна на руках принца. – Я скоро вернусь.

Она ещё на несколько мгновений задержала взгляд на ребенке, но затем все же направилась в ванную комнату. Белая кошка всегда стремится оставаться белой. Шэн вернулась минут через пятнадцать. На ней была шелковая пижама, поверх которой – легкий халат, а белые волосы, все ещё немного влажные, теперь были собраны на затылке в прическу, чудом державшуюся на двух заколках из красного дерева.

- Все в порядке? – спросила Шэн, ища почти безумным взглядом Сонгцена, будто за прошедшие несколько минут с ним могло что-то случиться.

Да, Кэйлаш был самовлюбленным и самоуверенным человеком, но не беспочвенно, потому мог позволить себе подобнее поведение даже при грозной тигрице, потому что заботился, в первую очередь, о ней же самой. Возможно, она считала себя какой-то не такой, думала, что что-то неправильно, или, наоборот, слишком уверена в правильности собственных действий, она сейчас забывала о том, что их сыну нужна здоровая мать, которая будет лучшим примером женщины в его жизни. Тем не менее, ее явное желание оградить сына ото всех, даже от его отца, будто Кэйлаш мог ему навредить, выглядели довольно забавно. Честно говоря, аспид в любой момент был готов к тому, что гордая и вспыльчивая тигрица попытается заехать ему хотя бы по шее или по рукам, потому оставался весьма осторожен.

- Видишь как мама тебя любит? – прошептал он, улыбаясь. Сонгцен сладко спал, а и ванной комнаты доносился шум воды. Он не боялся, что Шэн услышит его слова, просто не хотел разбудить ребенка. – Настолько сильно любит, что даже папе боится тебя поручить. – Кэйлаш снова усмехнулся, вспомнив как сузились зрачки тигрицы, вспомнив секундное выражение паники на ее лице, словно он предлагал ей прямо сейчас сделать нечто такое, от чего мороз по коже.

Честно говоря, ему даже пришла мысль в голову постоять рядом с ванной, открыв туда дверь, чтобы Шэн могла видеть младенца. Безудержная любовь матери – страшная вещь, оказывается, страшная и опасная. Но она их опередила, едва ли не вылетев из ванной комнаты с таким безумным взглядом, что будь на месте принца более впечатлительный человек, то сильно бы испугался. Кэйлаш же лишь улыбнулся, передавая ребенка обратно его матери и, даже не пытаясь сдерживать свое желание, поцеловал в губы.

- Все в порядке, как видишь, а нам, как я понимаю, принесли поесть. Честно говоря, я уже немного запутался какое сейчас время суток, - он негромко рассмеялся, после чего на пару минут покинул комнату, а вернулся уже с довольно увесистым подносом в руках, который поставил на край кровати. – Кушать подано, Ваше Высочество. – Если он – принц, то жена у него – принцесса, и никак иначе.

Приняв ребенка из рук Кэйлаша, Шэн все же ответила на поцелуй кобры. С Сонгцэном все было в порядке, любые страхи сейчас были беспочвенны, и борьба с ними была битвой тигрицы с самой собой. От прошлого нельзя отказаться, оно навсегда останется перед глазами, но это не значит, что настоящее должно с ним совпадать. Тигрица села на кровати, продолжая прижимать к себе ребенка, который сейчас спал, лениво ворочаясь. Кэйлаш принес поднос с едой, и Шэн ему кивнула в знак благодарности, затем чуть нахмурилась, услышав обращение, но не смогла скрыть улыбку, промелькнувшую в углах губ.

- Я тоже не знаю, но, кажется, ночь, - призналась тигрица.

Окна спальни была занавешены тяжелыми портерами, и потому непонятно было даже то, светло ли сейчас на улице. Шэн осторожно положила ребенка на одеяло возле себя и провела рукой по его голове, на которой сейчас был редкий темный пушок волос. Во сне Сонгцен корчил смешные гримасы, на которые можно было смотреть бесконечно долго, но Шэн напомнила себе, что нужно есть. Хотя бы для того, чтобы было достаточно молока. Да и голод сейчас был по-звериному лютый. Он взяла небольшую миску и положила в неё из общего блюда рис и мясо, стараясь выбирать только то, где было мало специй.

Непальская кухня славится остротой блюд, даже по сравнению с китайской. Шэн начала есть, заметив, что палочки, которые им подали, были сделаны из слоновой кости и очень искусно украшены. Почему-то сейчас это злило – дворец Королевских Кобр казался гадюшником, скрытым за яркой шелковой ширмой с фениксами и цветочками.

- Я не чувствую опасности, - сочла нужным пояснить Шэн. – Просто… сама боюсь. Я справлюсь с этим, - уверенно сказала она, посмотрев в глаза Кэйлаша.

Шэн не сразу поняла, что Кэйлаш пошутил насчет того, что она разбалует сына и потому уже была готова сорваться на мужа, лишь в последний момент сменив праведный гнев легким раздражением. Кобра прав, она просто устала. Как лекарь, Шэн знала, что должна была ещё сутки по-хорошему провести в кровати, но как воин клана не умела так долго чувствовать себя больной. Тело все ещё болело, виски ныли, а нервы были на пределе из-за очередной гормональной перестройки.

- Бесценные знания для боевого командира, - фыркнула тигрица. – Тебе часто приходилось наблюдать за кормящими мамами?

Сонгцен заворчал во сне, затем начал копошиться, но не проснулся. Шэн замолчала, даже затаив дыхание, и обернулась на сына. Лишь когда она убедилась, что ребенок по-прежнему мирно спит, она немного успокоилась и стала есть дальше, стараясь не шуметь.

Боль во всем теле возвращалась тянущими волнами. Говорят, яд кобры снимает боль. Видимо, так оно и было, и нынешнее состояние было связано ещё и с тем, что этот яд переставал действовать. Шэн плохо помнила свое состояние после рождения Стивена, потому что первые пару суток почти ничего не понимала. Сейчас, даже на фоне неудавшегося покушения, все было значительно лучше. Она невольно подумала, что через два дня могла бы вернуться в строй, если бы это было необходимо. И в то же время уверенно чувствовала, что этого не понадобится, просто через несколько дней нужно будет навестить резиденцию родного клана, чтобы представить тиграм Сонгцена.

Кэйлаш лишь показательно закатил глаза, когда тигрица начала язвить. Он, видите ли, он ней заботится, а она еще и хамить собирается. Куда катится мир? В общем-то, если уж серьезно, то он даже не думал обижаться, правильнее сказать, ему было совершенно чужды подобные эмоции. Но происходящее казалось ему более, чем забавным.

- Ты – первая, - усмехнулся аспид, продолжая неторопливо расправляться с обедом-ужином-завтраком в одном лице. – Как видишь, я не только делать детей научился, но еще и думать о здоровье матери моего ребенка.

Кэйлаш даже чуть расправил плечи, а подбородок тут же чуть вздернулся вверх. Сейчас он откровенно гордился своими знаниями, потому что мог бы просто сказать, что это дело касается исключительно тигрицы, потому что о воспитании говорить рано, но нет. Он – наследный Принц Клана, его женщина – лучшая из лучших, поэтому получается все самое лучшее, а разве может быть что-то лучше его личного внимания?

- В нашей комнате все прибрано и подготовлено, - спокойно заметил аспид, - и для Сонгцена тоже.

Бывшая комната Шэн была не такой просторной и привычной для принца, который хоть и привык жить в походных условиях, но делал это исключительно при необходимости. Дома же он предпочитал комфорт и роскошь, которая была неотъемлемым атрибутом королевского дворца, даже несмотря на всю эту грязь, что скрывалась за внешней роскошью.

Шэн с легкой усмешкой наблюдала за своим супругом, сейчас всем своим видом показывавшим, что он тут – принц, и статую с него можно лепить хоть прямо сейчас. Глупо было бы отрицать, что он был красив, и не юношеский возраст добавлял его взгляду мудрости, а чертам – спокойной уверенности. Шэн не привыкла смотреть на мужчин с эстетической точки зрения, она просто была воспитана иначе, но внешность Кэйлаша казалась ей привлекательной.

Тигрица поставила пустую миску на поднос, затем недоверчиво посмотрела на чашки для чая и чайник. Она не разбиралась в травах и обычно всецело доверяла Кэйлашу в том, как он готовил чай. Сейчас она не очень верила в то, что самодовольный аспид хорошо разбирается в женском здоровье, но было бы глупо ещё и в этом обидеть его недоверием. Шэн усмехнулась и налила чай в обе чашки, затем в свою добавила молоко из стоявшего на том же подносе молочника. Получилось что-то типа индийского чая, который она не очень любила, но сейчас даже тибетский показался бы ей напитком богов.

- Если хочешь, пойдем в ту комнату, - согласилась Шэн, вопреки своим словам удобнее садясь на кровати.

Она очень смутно помнила, что происходило после рождения ребенка, но подозревала, что были и тела, и кровь. Она не была мнительной в том, что касалось той части её жизни, что была более привычной, чем тихое семейное счастье. Если они уже эту ночь проведут в своей комнате, те, кто устраивал покушение, поймут, что их попытка не просто оказалась неудачной, она вовсе никак не повлияла на королевскую семью. Это будет правильно.