Скорее жив

Своеобразная клиника была расположена в полуподвальном помещении, над которым находился обычный жилой дом. Никаких вывесок, узкие окна закрашены белой краской, а на двери – звонок, над ним – камера. У лестницы, которая вела вниз, находился широкоплечий парень из типичных сорок девятых. Вид у него был взъерошенный, он нервно курил и, казалось, пока не очень соображал, что происходит. Ху вышел из машины, водитель побежал открывать дверь Цирилле.

- Был там? – спросил лунтао у сорок девятого.

- Да, босс, – парень вежливо поклонился.

- Расслабься. Дуй отсюда в Ванцзы, нечего тут нервничать, - строго сказал Ху, затем чуть мягче добавил. – Радуйся, что не задело.

- Хорошо, босс, - сорок девятый вновь поклонился и поспешно скрылся с глаз лунтао, в то время как Тигр уже звонил в дверь клиники.

Эскулап открыл почти сразу. Этот человек, много лет работавший на триаду, умел справляться с нервами, сообщая любые новости пекинским боссам, и сейчас при показательной вежливости и легкой нервозности он не казался напуганным. В клинике пахло йодом, спиртом и ещё целым набором тяжелых запахов, типичных для подобных мест, которые раздражали на каком-то интуитивном уровне.

- Проходите, - врач отошел в сторону, чтобы лунтао, Цирилла и охранник смогли попасть в небольшой холл. Когда все оказались в помещении, Эскулап закрыл дверь на ключ, предварительно взглянув на монитор от камеры наружного наблюдения. – Он спит после наркоза, но скоро уже должен проснуться.

- Он там? – Ху показал в сторону дальней комнаты, дверь в которую сейчас была закрыта. Не дожидаясь ответа, лунтао прошел вперед по коридору в направлении комнаты.

- Да, Чжу сяншен, - Эскулап поспешил следом, не зная, что сейчас можно ожидать от большого босса.

Тигр открыл дверь комнаты, которую было сложно назвать именно палатой, как и все заведение – клиникой. И пусть здесь было все, что требовали врачи, работавшие на триаду, об этом месте знали только руководители и те, кому не везло сюда попадать, потому что огнестрельные ранения сложно выдать за следы падения с лестницы в обычной муниципальной больнице, а сейчас все полиция и так на ушах. Ху зашел в комнату и посмотрел на лежавшего на кровати Гунмао. На его левой руке была повязка, сквозь которую чуть заметно проступали пятна крови, к вене на правой шла капельница. Он дышал, и вид у него был вполне пристойный.

- В него попали два раза. Первая рана в плече, там царапина, только мягкие ткани, вторая в бедре. Там серьезнее, цапнула кость, - объяснил врач, выглядывая из-за спины лунтао. – Со второй повезло ещё, что не прошла выше.

- Не сомневаюсь, - усмехнулся Ху.

- Не знаю, о чем подумали Вы, Чжу сяншен, но я имел в виду бедренную артерию. Тогда кровопотеря была бы смертельной, - пояснил Эскулап с выражением смиренной покорности на лице.

Цирилла не бесилась. Но ей откровенно не нравилось, что перед начальником Кота все бегают на задних лапках, поджимают хвосты и тявкают только тогда, когда он скажет. Перед Гунмао тоже бегали, но, как выяснилось, и самому Мао есть перед кем побегать за сладкую косточку. Ранг и власть дают в этом мире все - кто сильнее, тот и оказывается Царь и Бог. Возникало ощущение, что она вернулась куда-то века примерно в пятнадцатые, когда перед королями склоняли спины и подчинялись одной только прихоти. Впрочем, тогда было не самое плохое время.

"Клиника", которую и клиникой-то назвать язык не поворачивался, больше напоминал какую-то хибару, замаскировавшись под обычный жилой дом. Цири честно дала обещание молчать, не разглашать эти страшно-секретные секреты, но, похоже, до нее только начала доходить вся серьезность. Деятельность триады незаконна, и им выгодно прятаться и скрываться, чтобы миротворцы и псы закона как можно меньше знали. Нельзя было помещать Кота в нормальную государственную поликлинику, потому что пулевые ранения не перепутаешь с обычными царапинами. Врачи обязательно зададутся вопросами - что произошло. А дальше вопрос пойдет выше - в милицию, потому что обычно перестрелки не остаются без внимания.

Цирилла не стала бросаться к кровати Гунмао, как в фильмах, кричать ему на ухо сакраментальное: "Ты меня слышишь! Скажи хоть что-нибудь, не умирай, пожалуйста!" и рыдать безутешной вдовушкой у него на груди. На англичанку обращали минимум внимания, ее это устраивало, потому что не мешало как следует рассматривать Мао, лежащего без сознания. Он был бледен, но в целом не выглядел смертельно больным. Она сделала вид, что не заметила прозрачного намека Чжу сяншена, продолжая просто стоять около стены и молчать. От запаха лекарств першило в горле и хотелось чихнуть, от запаха крови внутри ворочалось что-то звериное, медленно и лениво просыпаясь, а от осознания, что все это - неправильно - начинала болеть голова. Всеобщее веяние слушаться господина Чжу незаметно передалось и ей, и Цири ничего не говорила, потому что ее не спрашивали.

Ху посмотрел на подошедшую Цириллу, но ничего не сказал. Хоть без обмороков и истерик, и на том большое спасибо, потому что дополнительного мелодраматизма здесь совершенно не хотелось.

- А тех двоих увезли? – Тигр обернулся на врача.

- Да, часа два назад. Ваши люди сказали, что все решат сами, - ответил Син, мельком посмотрев на европейку.

- Хорошо. Пойдем покурим. Леди Грей, Вы можете подождать нас здесь или в соседней комнате, - сказал Ху.

Дальнейший разговор все же лучше было вести не при посторонних, поэтому они вместе с Эскулапом отправились на кухню, которая находилась неподалеку от входа в своеобразную клинику. Нужно было дождаться, когда очнется Кот, потому что к нему было много вопросов. Потеря двух бойцов за один день и ранение Гунмао – слишком много неприятных событий за один день. Ху старался навести на своей территории железный порядок, и пусть со дня основания нынешней организации прошло не так много времени, пока казалось, что удалось уже сделать многое. И противники не казались настолько серьезными, чтобы принести серьезные потери.

- Я лучше подожду здесь, - ответила Цири. Она все также охраняла стену, ожидая, пока Чжу с врачом выйдут. Только вот вертелся в голове вопрос - а что она дальше-то будет делать? Бросится на шею, задушит в объятиях, начнет приговаривать, что все будет хорошо, что она никогда его не бросит, что они никогда не расстанутся, и все, мир, дружба, жвачка, пенсия? Грей фыркнула - бред. В голову весь день лезли дурацкие мысли, и, так как день еще не кончился, то лезть они все также продолжали.

Она не боялась больниц, не боялась вида крови, проступившей на белоснежных бинтах, она даже не боялась вида собственной крови. Ей было страшно увидеть его реакцию, когда он очнется. Потому что ее тут не должно было быть. Она, по хорошему, должна уже сидеть в самолете и лететь в Лхасу, но вместо этого она в полуподвальном помещении стоит и ждет, пока проснется от наркоза человек, с которым ее ничего не связывает, кроме двух ночей, двух чашек кофе и, пожалуй, пары синяков. Да, естественно, у нее готовы были ответы, и она даже готова была к тому, что он будет против того, чтобы она тут оставалась. Но продумать ответы на свои же собственные вопросы куда легче, чем ответить на них в живую и попытаться убедить в правильности действий мужчину, который явно себе на уме.

Дождавшись, пока дверь закроется, Цирилла неспешно, будто сама не уверенная в своих действиях, подошла к кровати Гунмао, встала рядом. Осторожно протянула ладошку, коснулась пальцами его здоровой руки, погладила несмело, да так и оставила в его ладони. Была ли это своеобразная молчаливая поддержка или что-то еще, чего бы она никому не смогла объяснить, но руку не отдергивала, поместив свой маленький кулачок в его руку.

Она ведь может быть просто...хорошей знакомой, чтобы просто помочь, ведь так? Необязательно ведь что-то должно за этим стоять? Просто он показал ей Пекин, и она не хочет оставаться в долгу.

В тумане, состоящем из разноцветных всполохов, было сложно вспомнить, кто ты, что случилось, где ты находишься, и зачем все это происходит. Сознание возвращалось медленно и нехотя, не как при обычном пробуждении, а как во время отходняка от хорошей кислоты. Затем стали появляться мысли, с ними воспоминания этого дня, которые быстро напомнили, что пора просыпаться. Перестрелка началась почти сразу, и среди противников были опытные стрелки, двое из которых превосходили по мастерству большинство бойцов, которые были на стороне Кота. Двое ребят были как минимум серьезно ранены, но Гунмао запомнил, что перед тем, как он отключился, выстрелы стихли, а среди претендентов на кусок власти в Северной Столице шевелившихся не оставалось. После этого все было очень смутно, но можно было догадаться, где он оказался в итоге.

Возвращалась горячая тупая боль в правой ноге, на ней была повязка. Ещё одна на левом плече, которое пока только холодило явно обколотое какой-то дрянью. Сил шевелиться не было, что-то мешалось на правой руке, захотелось стряхнуть это, как впившегося овода. Мысли возвращались, вновь путались, и хотелось спать, но Кот заставлял себя вспомнить о том, что нужно срочно сделать прямо сейчас. Рядом кто-то был. Гунмао поморщился, и открыл глаза. Яркий свет слепил, но постепенно глаза к нему привыкли. Кот чуть дернулся, поняв, кто именно держит его за руку. Так не бывает, она-то тут откуда? Или что за дрянь чертов Эскулап использует вместо наркоза? Старается, зараза.

- Ты что здесь делаешь? – спросил Гунмао, пытаясь пошевелиться. Теперь он явно видел капельницу, все более явно чувствовал повязки, а вместе с этими ощущениями возвращалась боль. – Кошка, ты что? – он чуть привстал, поморщившись от всей гаммы неприятных ощущений в теле и мути в голове, затем вопросительно посмотрел на девушку, судорожно соображая, откуда ей здесь взяться. Но глюки не бывают такими реалистичными, а сама бы она в жизни не нашла это место.

Цирилла отдернула руку, словно обожглась, завела их за спину, как нашкодивший ребенок, укравший из вазочки с печеньем угощение и теперь делающий вид, что это не он, оно само, и вообще, чего они все тут привязались.

- Э...стою, - лаконично ответила Цири таким тоном, которым говорят совершенно очевидные вещи. Сердце сделало тройной переворот в прыжке и осталось где-то у горла, и англичанка попыталась его проглотить, но что-то не очень получалось. - Лежи, тебе нельзя вставать. И постарайся не двигаться.

Девушка мягко удержала рукой Гунмао, чтобы он не двигался и аккуратно чуть толкнула, вынуждая его лечь обратно на подушки. Оставила руку на груди чуть дольше, чем требовалось, но потом все же убрала. Хотелось спросить: "Как ты себя чувствуешь?" или "Как дела?" или вот еще: "С тобой все в порядке?". И если первые два вопроса просто претендовали на полную ерунду - как себя может чувствовать человек после двух пуль, операции и наркоза? Наверное великолепно - щас встанет и спляшет. То третий выходил за все рамки нормальности и здравого смысла. Девушка едва удержалась от того, чтобы еще раз фыркнуть - казалась себе полной дурой.

Цирилла и обычно-то не была сильно болтливой, а сейчас просто не знала, что можно говорить. Хоть не гонит, и то уже хорошо. Правда, наверное просто еще не отошел от наркотика, поэтому и не соображает нормально. Главное теперь напор и уверенность и убедить его в том, что она просто обязана тут быть, иначе мир рухнет и начнутся всякие катаклизмы.Замечательная идея - осталось это претворить в жизнь. Нужно, наверное, было позвать Чжу и особенно позвать врача, чтобы оценил состояние Мао, но, как бы этого ни требовал трезвый ум настоящей блондинки, делать это хотелось в последнюю очередь. Просто еще чуть-чуть с им наедине, и тогда позовет. Честно.

Ну вот какая ему разница, как она тут оказалась? Прилетела, а сюда влезла через окно на верхнем этаже и просочилась через потолок. Цири вообще-то считала, что раз он не стал ее гнать взашей, то должен всем своим видом показывать,к ак она рад ее видеть. Потому что она несет добро и радость людям, и одним движением руки одаривает их благоденствием и счастьем. Иногда.

- Приехала на машине вместе с Чжу сяншеном, - отрывисто произнесла Цири и боязливо присела на край кровати, потому что вдруг на нее нахлынуло такое облегчение, что аж колени перестали держать тело. Вроде бы даже сердце успокоило рваный бешеный ритм и вернулось туда, где ему положено быть. Улыбается - значит живой. Значит все нормально. Может быть хватит уже бегать по потолку и исходить тревогой, раз все оказалось хорошо и вовсе не так страшно? Конечно, ерунда какая - две пули, кровопотеря. - При входе видела одного парня, он был с вами, его отправили в Ванцзы. А Син - это врач? Господин Чжу спрашивал у него про двух других - их уже увезли два часа назад. Больше они ничего не сказали при мне и вышли. Позвать?

Дальше оттягивать, видимо, было нельзя, и Цири решила, что чем быстрее они решат все вопросы, связанные с этой работой, тем...тем просто быстрее. Мао нужно было отдыхать, и чем больше - тем лучше, но раз уж у него заезд со своей триадой, то бесполезно его укладывать. Все равно откажется, как капризное своенравное дитя. Англичанка попыталась придать своему виду как можно больше безмятежности и равнодушия, но эмоции буквально лезли на лицо - и страх, и волнение, и какое-то странное желание заботы, и непонятная нежность, и еще... Девушка тряхнула головой, задумчиво уставившись на простынь под рукой Кота, и не поднимала больше головы, ожидая от него ответа. Мучилась и чувствовала, что бежать надо без оглядки, да что-то не пускало, заставляло не двигаться.

Раз Цирилу привез сюда лично Ху, можно не волноваться хотя бы на её счет. Догадливый босс, аж тошно. А вот ответ девушки насчет раненых очень не порадовал. Она вряд ли поняла, что сейчас сказала, потому что иначе тон был бы другим, просто повторила то, что услышала. Гунмао тихо выругался, затем поморщился. Тяжелораненых отсюда не увозят.

- Прости, - сказал он, поняв, что девушка могла отнести его реакцию на свой счет. – Раз босс здесь, сам скоро придет. А Син да, врач.

Он замолчал, не зная, нужно ли что-то ещё объяснять Цирилле, которую не должно касаться все то, что сегодня происходило во время разборок и после них. Но почему-то очень хотелось, чтобы сейчас она никуда не уходила. Он провел пальцами по её руке, заметил плохо скрываемые эмоции, отражавшиеся в выражении её лица.

- Кошка, ты что, боишься? - Гунмао чуть улыбнулся. – Говорил я тебе, что ты с сомнительным типом связалась, а ты не верила.

А не хотелось, чтобы она уходила, по одной простой причине – тогда придется думать о других вещах. Например, что у Вэйвэя ещё мать и младшая сестра, которых он полностью содержал. У Цинлиня подруга какая-то, но там все не так критично, просто нужно как-то ей сообщить. И в первом случае вопрос нужно решать с Ху, потому что триада своих не бросает, а семье Вэйвэя понадобятся деньги. Это тот минимум, который остается, если отбросить эмоции, иначе можно долго рассуждать, кто какие ошибки допустил в тактике боя. Четыреста тридцать второй на то и носит трехзначный номер, что отвечает за своих людей. А ещё черт его знает, когда удастся встать на ноги, пока противно было даже шевелиться.

- Не боюсь, - упрямо вздернув подбородок, проронила Цири. Хотелось наговорить много всего, начиная от того, как обещал вернуться, оставил одну, как она перепугалась, когда услышала чужие шаги и поворачивающийся в замке ключ, как жалась в угол, словно загнанный в клетку дикий зверек, потому что незнакомый человек, да с плохими новостями, как волновалась, потому что первые слова Чжу прозвучали двусмысленно, и как тряслась, ожидая его реакции, потому что боялась, что прогонит, скажет, что больше не нужна и не хочет видеть, а это для женщины - самое страшное наказание, и как теперь вот пытается сказать хоть слово еще, но угрюмо молчит, да сверкает зелеными глазами из-под нахмуренных бровок. - Я не боюсь! - повторила еще раз, пытаясь убедить в этом всех, а по тону понятно - боится, но не его, а сама не знает чего.

Только пытается делать вид, что не знает, потому что понимание-то вот оно, как на ладони, сколько раз себе уже повторяет. Боится привязаться, чтобы потом опять сделать себе больно и неприятно, расставаться всегда тяжело, даже вот так, если ничего не связывает. А правда ли оно, что ничего? Почему же тогда так болело сердечко, да рвалась увидеть? Потому что, глупая, уже успела привязаться, да так крепко, как будто пришили, потом отрывать болезненно, как по живому.

- Я просто хотела убедиться, что все в порядке... - пробормотала Цири, запнулась, поняв, что говорит что-то не то, поправилась: - То есть, ты говорил, что вернешься, ну я ждала, а потом приехал твой босс, и вот... - опять не то, не то, что нужно и можно, но бормочет, как влюбленная девчонка что-то там о любви, ненавидит себя за это, а думать головой отказывается, потому что мозги набок уже съехали и даже не попрощались.

- В общем, хорошо, что с тобой все нормально...оказалось... - опять ляпнула глупость, покачала головой самой себе, почти уже жаждала, чтобы провалиться сквозь землю.

- Не боишься, окей, - Кот усмехнулся.

Затем с удивлением выслушал все, что девушка стала говорить. Слушая Цириллу, он смотрел на неё так, как, наверное, ученый наблюдает за неожиданным результатом эксперимента. В этом взгляде было восторженное любопытство, потому что в спутанных признаниях то и дело слышалось то, чего обычно слышать от женщин не хотелось.

- Ты понимаешь, да, во что сейчас ввязываешься? Кошка, мне приятно, что тебе есть дело до меня, я рад тебя видеть, но, ей-богу, был бы куда больше рад, если бы дела триады тебя не касались, - сказал Гунмао, вновь помрачнев. - Если я скажу, что со мной все в порядке, ты не поверишь. Если я тебе скажу, что ты мне ничего не должна и можешь встать и уйти, то ты, как правильная девочка, даже если сейчас хочешь уйти, изведешь себя угрызениями совести. И будешь переживать даже в том случае, если я тебе подробно объясню, где я был, почему меня ранили и куда увезли тех двоих. Хорошая ты. И доверчивая.

Он замолчал, не зная, что ещё сказать. Для Цириллы было бы хорошо, если бы она просто уехала и забыла, как страшный сон. А хотелось, чтобы она сейчас ещё хоть сколько-нибудь была рядом, и при этом такой атрофировавшийся за ненадобностью орган как совесть вяло напомнил о себе ощущением от кошачьих когтей где-то в груди. Не хотелось называть это даже простой привязанностью, коты гуляют сами по себе, пусть будет минутной слабостью. Разобравшись в терминологии, Гунмао прикрыл глаза, чтобы перестать неосознанно искать в поведении Цириллы ещё какие-то признаки того, что ей не все равно.

Не нужно мне ничего знать, - хотела выкрикнуть, сорвавшись, но промолчала. Просто можно побуду рядом с тобой? Отвыкла быть одна, потом что одной тяжело, плохо, иногда холодно, а иногда просто страшно по ночам. К хорошему быстро привыкаешь, и семейная жизнь без мужчины уже не семейная жизнь - а какой-то обрубок. Да бог с ней, с семейной жизнью - в конце концов, новая жизнь, новые горизонты.

- Дурак ты, или наркоз на тебя так подействовал, - честно и несколько удивленно ответила Цири, даже больше не зная, как еще сказать так, чтобы доступно было. Потому что искала слова, но в голову больше ничего не приходило. - Нет мне дела до твоей триады. Можешь мне ничего не рассказывать, я не хочу ничего знать, я тебе ничего не должна, и ты мне ничего не должен. Все равно скоро я уеду, и ты больше меня никогда не увидишь. Можно я пока побуду рядом с тобой?

Спросила почти робко, уже ожидая - вот после этого точно откажет. Приготовилась с достоинством принять отказ - выпрямилась, плечи развернула, села прямая, как тростинка, даже взгляд не отводила, прямой, открытый, потому что нет смысла тушеваться, все уже выяснили и почти решили. Впрочем, непонятно для кого это все сделала - Кот глаза прикрыл, но Цири все же решила. Для себя, чтобы самой не так противно было на себя со стороны смотреть, а то ее глупость начинает зашкаливать, глядишь - скоро обниматься полезет. И так болтает ненужного много, так еще большей дурой себя выставлять? Взрослый человек, с двумя детьми, опытом неудачных отношений, а тушуется, как малолетка, глаза прячет.

А ты сам чего боишься? - едва не спросила, но вновь удержалась, показывая чудеса сдержанности после такого бессвязного бессмысленного потока слов, в котором выложила все, как есть на духу, вырыла себе яму и собственноручно же насажала на дно кольев. Теперь вот стоит на краю этой ямы и балансирует, как эквилибрист - шагнуть-не шагнуть?

Кот посмотрел в потолок, затем на Цириллу. Так странно, когда она говорит одно, в то время как всем своим видом показывает другое, и неприятный холод от слова «никогда», которое по идее никак не должно беспокоить. Не существует такого слова в будущем, которое слишком непредсказуемо, чтобы говорить о нем что-то столь категорично. А ещё она боялась, причем не триады, а своих собственных слов. Было что-то такое, что донимало эту европейку намного сильнее, чем нормальный инстинкт самосохранения в момент, когда сталкиваешься с изнанкой Поднебесной, и Кот не был бы собой, если бы не заподозрил, что дело касалось исключительно сердечных дел. Привязывается. И вот ведь что интересно: нет более подлой фразы, чем «милая, только не вздумай ко мне привязываться», потому что любая женщина по своей натуре отреагирует на неё прямо противоположным образом.

- Побудь, - ответил Гунмао.

Он заметил показательную решительность в осанке и взгляде девушки, которые говорили о том, что она сама себя убеждает в необходимости храбриться. Аристократка все-таки. Кот устало улыбнулся. Цирилла казалась ему ребенком, почти подростком, который живет в своей красивой мифологии, ещё и щедро приправленной женским взглядом на жизнь, который ни одному нормальному человеку понять не дано. Возможно, она знает что-то такое, чего никогда не поймешь, воспитав в себе столь необходимый для жизни в Ночном Пекине цинизм. Это может быть ошибкой и её личной правдой одновременно, но лишь время покажет, для чего все это нужно. При этом Гунмао признавал, что он рад сейчас видеть возле себя эту девушку, которая настолько сильно контрастировала со всей остальной реальностью подпольной клиники, что он бы не сильно удивился, поняв, что это всего лишь галлюцинация, в которой желаемое пытается казаться действительным.

- С бумагами решим, - коротко ответил Ху, уже идя по коридору в сторону комнаты, при этом не оборачиваясь на поспевавшего за ним Эскулапа.

Лунтао остановился в дверях и усмехнулся, заметив, что Гунмао уже пришел в себя. Если бы тут не было его подруги, всех случайных свидетелей ждало бы много мата, потом Кота пришлось бы ловить с его попытками подняться на ноги и набить всем морду, довелось бы послушать на отборном путунхуа, в котором даже Ху нашел бы для себя пару новых речевых оборотов, как именно и что именно болит у четыреста двадцать шестого, и лишь после этого можно было налаживать какой-то конструктивный диалог. А тут прям любо-дорого смотреть, будто это не раненый Гунмао после наркоза, а достопочтенный пожилой джентльмен с какой-нибудь инфлюэнцей.

- Проснулся все-таки? – спросил лунтао, заходя в комнату. Его тон был чуть более дружелюбным, чем обычно, потому что при всей показательной строгости он переживал за состояние Гунмао. – Эскулап вон говорит, что скоро сможешь бегать, в том числе по бабам, - пара мгновений паузы, за которые можно успеть обратить внимание на Цириллу и даже вспомнить, что она – не одна из работниц Ванцзы. – Простите, леди Грей.

- Двое на Западе, больше никто серьезно не ранен, - сразу сказал Ху. – Жалко, что юный-но-борзый хвостом шаркнул, мне было бы интересно на него посмотреть. Твои ребята ведь не гонят, когда говорят, что стрелял он, как черт? Типа по-македонски, почти без промахов, все дела.

Эскулап принес стул, на который сел Тигр, даже не оборачиваясь на врача, которого он игнорировал чуть больше чем Цириллу. Он специально не просил девушку выйти, потому что ей удавалось укрощать Кота даже лучше, чем авторитету четыреста восемьдесят девятого.