В стаю!

«Ой, ну давай, посмотрим, кто кого!» - волк с усмешкой почесал вглубь торговых рядов к палатке с рисовой продукцией, внедряясь в толпу, но отнюдь в ней не теряясь. Он был значительно шире и выше местных, а потому заметнее, и выделялся на фоне желтокожих так же, как гусь в голубятне.
Девчушка его озадачила. Такой решимостью и непоколебимостью обладал не всякий мужчина, а эта бросила вызов шкафу и, кажется, готова была размолоть его в щепки. Смешно! – Пэйн был уверен, что предоставь он ей попытку, пришлось бы тащить на спине до самого лазарета. Опять бы с Люяном поругался.
Впрочем, вопрос малюсенького шанса победы девушки над мужчиной вызывал интерес настолько незначительный, что выветрился из головы оборотня сразу, как только маг оказался близ вожделенной палатки. Очередь была небольшая: две старушки беседовали с продавцом об урожае риса и пригодности его для какого-то диковинного блюда, название которого Двер не разобрал, но с покупками уже определились и медленно отсчитывали монетки китайцу. Торговец был седой, с бородой белой, как у Гендальфа, но покороче. Брови у него, наоборот, казались слишком длинными и даже закрывали узкие глаза, а морщинистый лоб постоянно распрямлялся и складывался гармошкой, когда желтокожий говорил. Он еще шепелявил из-за отсутствующего переднего зуба – типичная проблема нации: в местной еде мало кальция.
Бутылки саке, разных размеров и разной степени мутности, стояли от всего товара поодаль, отдельно. Рисовая водка Дверу не сказать чтобы нравилась, и ей бы он предпочел пиво, но в деревне его было достать труднее. Вот вино вполне реально – но пришлось бы чесать в лавку подальше.
Обменявшись парой реплик на буржуйском, волк сунул купюру в руки торговца, взял пол-литровую прозрачную бутылку, открыл тут же, на месте, и огляделся в поисках локации потише. Он-то знал, как опасно тащить спиртное с собой в монастырь: отберут и не спросят.
Пить горячительное, конечно, было жарко. Водка горькая, но редко ее пьют ради вкуса. Пэйн не занимался идиотизмом вроде собирания вокруг компании собутыльников, хотя от них бы не отказался; не разливал порции в пробку, предпочитая глотать из горла; ничем не закусывал. Делая глоток за глотком, оборотень осушил бутылку минут за пять, не больше, и помутнения в голове пока не почувствовал. Чем быстрее пьешь, тем медленнее пьянеешь – один из алкогольных постулатов. Но факт того, что волк наконец чего-то да хлебнул, заметно поднял ему настроение.
Посидев еще десять минут в отдалении ото всех, Двер разглядывал прохожих, зевал, соображал, будет ли от него пахнуть и стоит ли заесть запах чем-то, пока не решил, что и так хорошо. Жара сделалась нестерпимой, он позволил себе снять через голову майку, вытер ей пот, стекавший по спине и на лбу, пристроил бутылку в куст и поднялся, размеренно потопав к месту ожидания. «Эх, Нори… - подумал он довольно. – Люблю, когда новенькие прибывают».

Иногда ожидаешь одного – а на деле выходит совершенно противоположное. Например, как наставник, который отказывается учить тебя, заранее уверенный, что драки – это не для девочек, и что все представительницы женского пола подобны слабеньким и нежным цветкам лилий, с которых надо пылинки сдувать. Ну да…даже скрытое просторной одеждой, тело японки не выделялось особенной мускулатурой, таких, как говорится, соплей перешибить можно. Для девушки комплекция вполне естественная, а вот для драки… Нори грызла себя и толстокожего европейца одновременно, нервно стискивая в кулаке смятые бумажки. Ее раздражала невесть откуда набежавшая толпа, хотя на рынке это должно быть в поярдке вещей, все равно – раздражало. На каждый случайный тычок локтем она отвечала вдвойне, а то и заранее, отчего прохожие оглядывались на нее с неодобрением и удивлением во взгляде. Невоспитанный сорванец! Небось сбежал из дома, стянув у родителей последние деньги, чтобы прогулять их в ближайшем кабаке.
Девушка, низко опустив зонтик, не обращала внимания на реакцию окружающих.
До ноздрей донесся заманчивый запах меда и теста, и желудок радостно заурчал, попытавшись сделать прыжок-сальто. Девушка утихомирила его легким хлопком по животу и сглотнула, оглядывая лавочки со съестным. Здесь было, чем поживиться. Двер не соврал, лепешки пекла бабулька, на первый взгляд ей можно было дать лет шестьдесят, но так как в предгорьях монастырей Тибета сложно судить о возрасте людей по их лицу, старой китаянке могло быть и все восемьдесят. Тем не менее, лепешки она пекла отменно и быстро, движения рук были отточены, наверное, годами.

Заметив, что Нори смотрит на ее стряпню, старушка растянула губы в улыбке и сверкнула живыми светло-карими глазами, выцветшими от солнца. Она подозвала незнакомку, но та из цветастого говора смогла разобрать только «подходи, не стесняйся». Лепешки были пропитаны медом и щедро посыпаны смесью из фиников и орехов, так что девушка протянула китаянке ладонь с высыпанной на нее мелочью, надеясь, что хватит. Ей не хотелось тратить много чужого. Торговка, поняв, что Нори в ценах не разбирается, честно отсчитала положенное количество юаней и протянула взамен пару лепешек в бумажном дешевом кульке. Счастье…
Отойдя к краю дороги и зажав в одной руке оставшиеся монетки и рукоятку зонтика, а в другой аппетитное горячее лакомство, японка принялась поглощать свой завтрак и обед с волчьим аппетитом.

Вернувшись ко входу на рынок, Двер оперся о высокий деревянный столб спиной и сполз вниз, усаживаясь на корточки от навалившей дремы. Слабость распространялась по телу медленно, сладкой истомой призывая закрыть глаза и не пялиться в толпу, но дела есть дела. Оборотень выискивал глазами девочку, однако в толпе она слилась с китайцами, и фигурку он различил скорее по одежде и специфической «поклаже». Волк пытался найти что-то отличное в чертах японки от других столпившихся узкоглазых, но европейцу это казалось слишком трудным. Зато он отметил, как разгладились ее жесткие черты и в глазах затеплилась благодать: верно, действительно была голодная. Пэйн провел параллели и решил, что был настолько же счастлив от выпивки, насколько Нори - от еды.
Она стояла у палатки и прикрывала глаза, откусывая от лепешки очередной кусочек и, казалось, варнякала что-то подобно уличному котенку. Доброта и какая-то нежность обуяли над смешавшимися чувствами, Дверу приспичило обнять и погладить, как бы бредово это ни выглядело. Он вкушал разносящиеся по площади запахи разномастной пищи, в основном – от лепешек и жареной рыбы, но хотя был не против, если девочка притащит ему что-нибудь захавать, голода не испытывал.
Жарко. Оборотню хотелось лениво растянуться где-нибудь на траве в тенечке и понаблюдать за плывущими облаками. Небо, однако, было чистым, а солнце кололо глаза, заставляя их слезиться. Волк терпеливо ожидал, когда Киемидзу вернется и скажет продолжить путь, хотя возвращаться в монастырь ему не хотелось. Что там? Девочке позволят отдохнуть недельку и обвыкнуться с правилами, а ему скажут не маяться дурью и работать. «Интересно, Хиз тоже вынуждают что-то делать, или у мамки свои привилегии?» Волк зевнул, чувствуя, как сползает ниже к земле, и сел ровнее. Не стоило показывать правильной девочке, что у нее неправильный мастер.

Занятая едой, японка мало что замечала вокруг, стараясь только не капать медом на одежду и не слишком заляпывать руки. Как азиату сложно различать европейские лица, так и жителям запада тяжело уловить в одинаковых черноволосых и узкоглазых типах индивидуальные различия. Однако китайцы с легкостью выделяли из своей братии иностранку, уплетающую лепешки, одних это забавляло, другим было все равно, но в толпе нашлись и лица, запомнившие, в какую руку девушка зажала оставшиеся юани, и в какой карман убрала бумажные деньги. За японку, у которой вряд ли здесь найдутся знакомые, заступаться некому, на спине дорожный мешок и зонтик, с которыми особо не побегаешь.
Подросток, наблюдавший с другой стороны улицы за девушкой, растянул в широкой ухмылке губы и, согнувшись, нырнул в толпу. Если грамотно и быстро действовать, то девчушка даже и не поймет, кто виноват и что произошло. Пробиваясь вперед и раздвигая локтями прохожих, парень на ходу почесал спину и с силой врезался в бок иностранки, сбивая с плеча зонт. Нори от неожиданности выронила на землю уже пустую бумажную обертку и разжала руку, чтобы ухватить падающий зонтик. Посыпались юани.

Воришка, юрко скользнув вниз, схватил несколько монет и собирался уже улизнуть, но японка уже успела сообразить, что к чему. Разозлиться она успела еще в тот момент, когда ее больно пихнули и она чуть не подавилась последним куском лепешки, теперь же кара грозила обидчику. Цапнув паренька за первое, что попалось в липкую от меда руку, а именно за длинные нечесаные волосы, японка выругалась на непонятном языке словом, не принятом в приличном обществе, но так и лезущим на язык в этой ситуации.
- Верни деньги! - разъяренно потребовала Нори, подтягивая паренька к себе. Тот и не думал выполнять ее вежливую просьбу - рванулся, чтобы развернуться, зашипел от боли и вцепился свободной рукой в пальцы, оставляя на них красные царапины обломанными грязными ногтями. Прохожие начали оглядываться, но никто не попытался вмешаться, а попытки вора вырваться могли закончиться удачей, так как удерживать парня одной рукой было сложновато.

- Помогите! Отцепись от меня, сумасшедшая! - китаец играл невинность на публику, расцарапывая японке кожу на кисти, а искаженное злостью лицо японки только играло ему на руку. Нормальные девушки себя так не ведут, правда?

Пэйн подорвался с места, подобно выплеснувшемуся вулкану, и очутился рядом так споро, как может не всякий телохранитель. Земля играла ему на руку: двигая поверхностные пласты, перемещаться можно было, даже не делая шага. Трясти содержимое желудка – вот уж чего он не хотел, и на лице отразилось явное недовольство от того, что его вынудили резко подняться.
Толпа толпой, - может, действительно никто ничего не заметил. Но волк-то сидел в стороне и четко видел, на что нацелился верткий гад. Грузный, как каменная гряда, Двер возвышался над изворачивающимся мальчонкой и державшей его девочкой, накрывая обоих тенью. Китайцы расступились, не желая попасть под горячую руку, да что там руку – в поле гневного взгляда.
- Верни деньги. – отрезая слова, повторил он приказ Нори, сграбастав юнца за шкирку. Щуплый какой, даже жалко – все равно мог работать. Ишь, нашел легкую наживу.
Пэйн тряхнул завопившего как резаный поросенок воришку, поднимая его над землей, и заметил, что японка все еще цепко держит его за руку. По запястью у нее проходили четыре красные полосы, кожа там была содрана и маленькие капельки из капилляров выступили на поверхность. Грязными когтями царапал, падла.
- Отпусти его. – рявкнул ей Двер, а мальчишку перехватил за большой палец, выворачивая так, чтобы понял: не следовало бы ему царапаться.
Подвыпивши, он хуже распределял силу, а потому вывернуть кость из сустава мог в два счета, и сам бы не заметил. Юноша заскулил, завертелся в руках, но от новой встряски обмяк и опустил руки, бессильный справиться с превосходящим его по ширине мужчиной вдвое.
В сторонне запричитала бабулька, та самая, что покупала рис и видевшая Пэйна у полки с саке. Ей, кажется, сцена показалась произволом лаовая. Волк ухом не повел, сосредоточенный на маленьком китайце: заниматься избиением его не радовало. Это – не его воспитанник.
- Верни! – рычал Двер грозно, и сопли не заставили его сменить гнев на милость. Когда же ручка обреченно нырнула в карман и извлекла монетку, оборотень спросил у Нори:
- Это все, что он украл?
Ребятенок заревел, выгребая больше – и даже какое-то ожерелье. Глаза мага сузились, он сцепил зубы и презрительно хмыкнул, выдав китайское ругательство. Он не считал себя вправе забрать все – не факт, что и эта вещица была ворованая, хотя почему-то Пэйн в этом не сомневался. Природная лень разбираться позволяла ему отпустить мальчишку с этим при всем нежелании. Позволив отсчитать Нори украденное количество монеток, волк буквально шмякнул юнца на землю.
- Проваливай. – бросил он ему безразлично, оставляя на растерзание толпы, если вдруг кто-то заподозрил свои личные вещи в чужом кармане.
– А ты наелась, розеватая?! – почему-то на японку он тоже рассердился. – Идем!

Зонтик мешался, и его нужно было скинуть. Опять возникло то самое ощущение, будто в разгоряченное сознание хлынула волна ярости и вполне определенного желания причинить боль, в разы превышающую незначительную, но очень обидную пакость.
- Руку бы ему оторвать... - с жадностью подумала японка, еле удерживая брыкающегося парня, - Тогда бы не воровал.
Ее жестокость казалась какой-то чужой, и одновременно пугала и захватывала. Одна часть ее внутренне соглашалась с тем, что наглого китайца нужно жестко поставить на место, другая призывала к благоразумию. Руки, как известно, заново не отрастают. Еще пара мгновений, и возобладала бы, наверняка, первая сторона, и девушка начала бы покрываться шерстью, царапая дорогу от боли внезапного превращения, но...

Внезапно их ссора показалась такой жалкой, когда над ними, закрывая обзор, навис наставник. Нори почувствовала себя ребенком, да и ее обидчик, по сути, тоже казался малышом в руках Двера, и ее ярость схлынула, дав место удивлению. Она успевала только кивать и мотать головой, потому что даже на "да" и "нет" у нее сейчас не хватало самообладания. Европеец трепал мальчишку, как щенка, тут уже ни у кого не могло возникнуть вопросов в исходе дела, и волей неволей японка почувствовала уважение к силе. К чужой, которой она не имела.
- Это все, - подтвердила девушка, залезая рукой в карман и проверяя, на месте ли бумажки. Пора было уже проникнуться жалостью к вору, который рисковал остаться без пальца, но Нори ощущала только молчаливое одобрение.

Машинально вздрогнув от резкого голоса, обращенного к ней самой, девушка скривила губы, но промолчала. Чего уж тут. Хоть она и не виновата, но забыла, что нужно смотреть по сторонам, а гнев наставника так быстро утихать не собирался. Стоит сказать, что она даже не до конца поняла смысл обращения, так как не владела в должной степени китайским, но вполне уловила суть. Мол, куда ты смотрела, маленькая растяпа?
Внутренне сжавшись, ученица поспешила вслед за наставником, стараясь скрыться за его спиной, что было довольно просто. Можно было по-разному оценить произошедшее, но не смотря на их разногласия, японка поняла, что испытывает благодарность к этому человеку. Грубый, резкий, самоуверенный, он все же ее наставник. До ноздрей явственно донесся запах саке, то, что Двер успел раздобыть спиртного, девушка уловила еще во время разборки с вором. Она могла обвинять мужчину про себя, но вместо этого сказала, так, чтобы слова долетели:
- Спасибо, - словно извиняясь, японка опустила глаза и спрятала в длинный рукав расцарапанную руку.