Пропадать так с музыкой

Цирилла заглянула вниз, чтобы посмотреть, что там такое упало и зазвенело, а потом перевела взгляд на Мао. И, если бы девушка сейчас была не такой пьяной, то ее взгляд можно было бы назвать укоризненным, а так было не очень понятно, что именно он выражает – скорее просто полное отупение и сонливость. Поэтому она безропотно обнимала Гунмао, улыбаясь чему-то своему.

- Мао, не спи, - потребовала она, чувствуя, как с каждым вдохом голова Кота на ее плече становится все тяжелее. Она бы и сама не прочь была уснуть, но ей было неудобно, да и вообще – хотелось на мягкое и теплое. Она не кошка, чтобы спать на деревянном комоде. Цири сползла с комода, и наклонилась, чтобы поднять пиджак Кота, при этом чуть не вписавшись головой в противоположную стену. С трудом выпрямившись, Цири целомудренно одернула задранное платье и, придерживая одной ручкой стеночку, а другой - мужчину, пошла к спальне, по пути заблудившись в доме и придя почему-то на кухню. Некоторое время Цири стояла на месте, задумчиво пытаясь собрать мысли в кучку и сделать умозаключение - это не спальня. Покачиваясь, нахмурив бровки и выпятив нижнюю губку, англичанка забубнила и развернулась, явно и очень твердо намеренная отыскать таки в этом лабиринте комнат настоящую кровать.

Мучительные поиски увенчались успехом не сразу. Цири успела устать и сделать передышку возле дивана, об который споткнулась в темноте, прежде чем спасительное ложе наконец было найдено. Цирилла плюхнулась на кровать, одновременно выпуская из рук Кота и пиджак, и вяло завозилась, пытаясь таким образом стянуть с себя платье, которое начало колоться и вообще - мешать жить. Пришлось подключить руки, чтобы, в итоге, избавиться от него и заползти под одеялко. Обо всем остальном мире она помнила постольку-поскольку, но без Кота под боком было тоскливо. - В брюках и рубашке не пущу, сымай...

Проснулся Гунмао от голоса, который почему-то говорил не спать. Он непонимающе проследил за тем, как Цирилла слезала с комода, потом куда-то ушла, судя по грохоту, на кухню. Потом в спальню, как раз к тому моменту, когда туда добрался и он, почти не падая по дороге. При этом он старался не шуметь, потому что близнецы уже спали, а показываться им в таком виде, да ещё и показывать их маму, пьяную вдребезги, не хотелось совершенно.

Гунмао сел на край кровати и посмотрел на Цириллу, озвучившую свою угрозу. Она не особо успешно вылезала из своего платья, но в итоге все же справилась. Кот долго возился с пуговицами на рукавах рубашки, ещё дольше с остальными, но почему-то поверил в угрозу, и дисциплинированно пытался раздеться. Гунмао в себя верил. Он мог отбить Пекин с отрядом в три десятка бойцов, умел стрелять с двух рук и дослужился до должности фу шан шу, он знал, что может снять с себя рубашку и брюки. Даже после столь обильный возлияний. Исключительно потому, что так просила Цирилла. Кстати, его невеста, иначе стал бы он так нажираться сегодня на радостях.

Сил залезать под одеяло не было, Гунмао лег практически поперек кровати, закрыл глаза, но потянулся к девушке и обнял её за талию, уткнувшись лицом куда-то на уровне груди. Некоторые вещи остаются неизменными даже тогда, когда ты скорее мертв, чем жив.

Перед глазами кружили вертолеты, и казалось, что от поднимаемого ими ветра закладывает уши. Спать хотелось, но заснуть почему-то не получалось. Еще было жарко и хотелось пить. На этот раз просто холодную воду.

Некоторые говорят, что болеть вдвоем - не так больно. Нифига подобного, это Цири могла бы авторитетно заявить, если бы сейчас была способна думать. Вроде все было - вчера хорошо, сейчас кровать и Мао - но жизнь казалось какой-то очень тяжелой. Хотелось умереть и пить. Но Цири, как аристократка, взять и просто умереть не могла - нужно было сначала попить воды, а потом скончаться. От той мысли, что для этого надо ползти куда-то там, где есть вода - в этот оазис и рай на земле - становилось еще хуже, хотелось плакать горькими слезами, чтобы все вокруг поняли, как сложно жить. До такой степени она еще не напивалась никогда - когда даже нет возможности спеть бравую песню.

Мао горячо дышал ей в грудь, отчего было жарко, его рука казалась неподъемной и давила на живот, Цири было плохо и все сильнее с каждым мгновением хотелось тихой смерти. Утро и похмелье подкрались незаметно. Слегка мутило. Голова все время провалилась куда-то вниз и назад, отчего была страшно даже закрывать глаза. Цири завозилась, пытаясь вылезти из-под руки мужчины и с огромным трудом села на кровати, отчего мир унесся в голубые призрачные дали, кружась в хороводе вместе со стенами.

- Я пить, - не заботясь о том, спит Мао или нет, слышит ли, или уже все, готов, сказала девушка. Если честно, то она даже об этом не подумала. - Ты со мной?

Она боялась идти одна, чувствуя, что может либо заблудиться в таинственных недрах дома, и тогда не вернется вообще, либо убьется где-нибудь по дороге на кухню, которую тоже не сможет найти с первого раза. Дорогу туда она напрочь позабыла. Хотелось, совсем в идеале, сесть кому-нибудь на шею и доехать, но ездовых животных в округе не наблюдалось. А то, что умирало рядом с ней не тянуло даже на относительно живое тело.

На этот раз Гунмао проснулся из-за того, что Цирилла стала ворочаться, а потом выбралась из-под его руки. Голова гудела, будто в ней громко бил молитвенный колокол. Кот напивался довольно часто, особенно в тех случаях, когда не видел причин себя сдерживать, но с похмелья болел всегда очень сильно. И сейчас хотелось пить или сразу умереть, а от одной мысли, что чисто теоретически можно шевелиться становилось не по себе.

Кот открыл один глаз, затем чуть повернулся, чтобы увидеть Цириллу, из-за этого голова разболелась с новой силой. Она его куда-то звала. До этого прозвучало волшебное слово «пить», и не без труда Гунмао сообразил, что просто просить девушку сбегать за водой будет очень жестоко. Страшно подумать, что он ей тогда будет должен, если уже и так собрался жениться. Кот промычал что-то нечленораздельное, затем перевернулся на другой бок и даже попытался потянуться. Затем почти ровно сел на кровати и почти осмысленно посмотрел на Цириллу. Она звала пить. Она гениальна, если так хорошо знает, что нужно человеку для счастья.

- С тобой, - согласился Гунмао. – Ща пойдем, - он лег на спину и снова прикрыл глаза.

Жить было очень тяжело. От одной мысли, что вот сейчас нужно открыть глаза, пошевелиться, встать и куда-то идти было уже невыносимо плохо. Он даже после огнестрельных ран чувствовал себя лучше, чем с тяжелого бодуна, когда голова раскалывалась на части, а мутило так, будто весь мир вокруг состоял из кружащихся пятен и громкого гула.

- Пойдем, - выговорил Кот и со второй попытки снова сел. Потом, опираясь на спинку кровати, он поднялся на ноги и протянул Цирилле руку, чтобы помочь ей встать. Хорошая у них получалась семья. Образцово-показательная.

- Там, - уверенно сказал Гунмао, выползая из спальни.

Он держался за стенку, потому умудрялся стоять на ногах, но получалось это не слишком хорошо. У входа на кухню он натолкнулся на Цириллу, чуть не сшиб ей с ног, затем каким-то чудом обошел девушку, чтобы защитить её от кого-то неведомого. Пистолеты с утра лежали в сейфе от греха подальше, и сейчас было бы затруднительно за ними идти.

- Кто здесь? – спросил Кот, включая свет, от которого зарябило в глазах, а голова разболелась с новой силой. На кухне никого не было, только в углу грохотал холодильник (при таком извращенном восприятии действительности холодильники грохочут, а тараканы топают). – Нет тут никого, - почти разочарованно сказал Гунмао, прислоняясь спиной к стене.

Ещё три или четыре шага, и там кран с водой. Холодной. Иногда человеку для счастья нужно очень мало. Кот прикрыл глаза, потому что они болели от яркого света, и понял, что снова готов заснуть. Вот прямо у стеночки, максимум – сползти по ней на пол. Только возвращались вертолеты, гул которых отзывался где-то в желудке, который не был доволен таким количеством принятого за вечер алкоголя. Начинался нормальный для такого состояния загон «больше пить не буду», который утром превратится в «больше так пить не буду», к вечеру «надеюсь, что больше так пить не буду», а через пару дней забудется, как очередная глупость. Но сейчас Гунмао считал, что с пьянством пора завязывать, и спасти его может только холодная вода и несколько часов условно здорового сна. А потом вернулась ещё одна мысль – рядом Цирилла, и как-то нехорошо при ней показывать свое никакое состояние. Кот открыл левый глаз, затем прищурился, поморщился, и открыл ещё и правый.

- Сейчас воды попьем, и спать, - решительно произнес глава семьи, задержав взгляд на девушке.

Цирилла выглянула из-за спины Кота, когда тот вошел в кухню, и зажмурилась, как только вспыхнул свет, резанувший по глазам почище всякого ножа. Некоторое время англичанка держалась за дверной косяк, чтобы не падать, стоя с закрытыми глазами, а потом осторожно приоткрыла один глаз. На кухне был день, отчего глаза болели и грозились сгореть от яркого света лампочки. Цирилле хотелось, чтобы была ночь - так не больно.

Но в следующий момент в мозгу удивительным образом вспыхнула одна единственная умная мысль - "вода", отчего Цири, отлепившись от косяка, локомотивом рванула к крану мимо Кота, постепенно набирая приличную скорость, чтобы к концу своего пути попросту врезаться в раковину. Шум льющейся воды был божественен. Ее вкус - восхитителен. О, этот прохладный свежий вкус простой проточной воды из-под крана! Будь благословенен тот, кто придумал этот рай на земле, оазис среди пустынь квартир и домов, приют для измученных странников и искателей приключений!

Девушка пила долго, чувствуя, что просто не может оторваться и смутно ощущая себя верблюдом. В животе бултыхалось при каждом ее движении, когда она, напившаяся, словно слон, отвалилась от раковины и облокотилась на кухонную тумбу, не в силах сделать даже пару шагов в сторону. На лице поселилось блаженное выражение лица, правда, несколько отягощенное какой-то одухотворенной задумчивостью - почему-то тошнить начало сильнее, и спать тоже хотелось сильнее. В целом, английская пьянь была вполне довольна своим состоянием, потому что задумываться о последствиях сего вечера не было сил, а мысли о том, что завтра обязательно когда-нибудь наступит, светлую голову не волновали.

- Угу, - наконец сыто кивнула Цири, чуть не грохнувшись на пол от того, что слишком интенсивно и рьяно начала кивать. Мао казался ей гением. Спать - это хорошо. - Щаспостоютолько, - и прислонилась головкой к прохладному холодильнику. Если и есть счастье в мире - то это холодильник. Который грохочет, но все равно холодный.

Когда Цирилла отошла подпирать холодильник, Кот добрался до заветного крана с холодной водой. Он умылся, затем стал с жадностью пить, хоть от этого не становилось сильно лучше. По-прежнему мутило, перед глазами мелькали разноцветные пятна, которые ещё беспорядочно кружились и пульсировали, из-за чего хотелось зажмуриться, а в идеале сразу заснуть. Сейчас казалось, что даже у воды есть торфяной привкус шотландского виски, от которого будет мутить ещё как минимум неделю. Гунмао засунул голову под воду, стало немного легче, когда ледяные струи потекли по спине. Сознание чуть заметно прояснилось. Кот выпрямился, опираясь рукой о край раковины, и выключил кран. Вода с мокрых волос стекала по лицу и шее, но так как было невыносимо жарко, от этого становилось легче.

Гунмао сел за стол и придвинул к себе пепельницу. Довольно долго он возился с зажигалкой, затем закурил, подпирая тяжелую голову рукой. Снова стало мутить, но уже не так сильно, как когда он добирался до спальни.

- Тебе плохо, да? – спросил Кот, сочувственно посмотрев на Цириллу.

Где-то колыхнулась мысль, что уже почти утро, и скоро проснутся близнецы. Тогда будет ещё хуже, потому что Тео может разбудить даже мертвого. Интересно, они когда-нибудь видели, как их мама болеет с бодуна? И ведь навскидку не вспомнишь, кого можно будет отправить утром выгуливать детей: молодежи Гунмао пока ещё не очень доверял, а Чжоу, Чжэнь, Бизон и другие нормальные люди пили сегодня ничуть не меньше. Завтра пекинская триада будет беззащитна, как отряд школьников. Самым трезвым сегодня был Ху, Кот даже вспомнил, что не поднял трубку, когда кто-то звонил ему в подъезде, но телефон сейчас был в кармане пиджака, а пиджак, кажется, валялся в коридоре. Идти туда не хотелось.

Вопросительно по-совиному ухнув, так подавая вид, что она не, она не спит, она просто глаза прикрыла, Цири с трудом разлепила очи и несколько раз поморгала, чтобы уставиться на Кота. Даже сначала удивилась, что он уже за столом сидит, курит. Ей снится что ли это? Ан нет, не снится.

- Не, мне хорошо, а тебе? - и блаженно улыбнулась, подтверждая, что ей-де круто. Ей действительно пока было круто. Ну, плохо, конечно, тошнило, да и спать хотелось, и вроде бы начала формироваться святая уверенность в том, что пить она больше в жизни не будет. Но на такие мелочи внимания обращать не хотелось. Почему-то вспомнился повод, по которому так пили. Это же свадьба, а перед ней положено напиваться. Не похороны, все-таки, и не поминки.

В общем, Цири было хорошо. Прифигевшая, воодушевленная, вся такая внезапная, к поцелуям зовущая. И даже почти ровно на ногах стоит - это потому что холодильник ее держит. От выпитой холодной воды туман в голове начал плавно исчезать. Цири томно прикрыла глаза, и посмотрела на Мао из-под ресниц. Он ей нравился. Не потому что она была пьяной, и ей все вокруг нравились, а сам по себе нравился. Ее тянуло на глупости, хотя вроде бы она себя отчасти контролировала. Просто сейчас не нужно изображать из себя неприступную аристократку. Сложные мысли. Цири приблизилась к Коту, облокотилась на стол и пальцем следом по дорожке, что оставила капелька воды, медленно провела по его щеке. - Знаешь,ты такой эротичный сейчас.

О да. В трусах, с мокрыми волосами, пьяный и курящий. Не хватает еще только галстука до завершения образа. Гламурный подонок.

- Мне тоже хорошо, - Гунмао улыбнулся, следя мутным взглядом за перемещениями девушки по кухне.

Когда она коснулась его лица, взгляд Кота остановился значительно ниже глаз девушки. Красиво. Изящные линии тела, обладающего особой кошачьей грацией, светлый розоватый оттенок кожи, какой бывает только у европеек, локоны пшенично-золотистых волос, беспорядочно спадающие на плечи. Гунмао чуть прищурился, чтобы лучше видеть девушку в ярком свете, который все ещё резал глаза. Он положил сигарету на край пепельницы, затем обнял Цириллу и усадил её к себе на колени, даже не уронив и не упав сам.

- Кошка, - прошептал он, почти касаясь губами шеи девушки. – Моя кошка, - добавил он, сделав ударение на первом слове.

Сейчас спьяну было ещё сложнее поверить, что он реально захотел жениться. Пугало само слово, хоть они уже довольно долго жили все вместе, а Тео и вовсе называл Гунмао папой. Просто стоило подумать, что вот то, что сейчас происходит между ними, через несколько дней будет называться браком, и становилось как-то странно. Цирилла – кошка, с которой всегда есть смутный страх, что она в любой момент просто уйдет, как уже уходила, и ради того, чтобы оставить её рядом, Гунмао был готов жертвовать формальной свободой и много чем ещё.

Цирилла понравилась ему ещё в тот день, когда он впервые увидел её за клубами сладковатого дыма чараса. Он понял, что начинает привязываться, когда он вернулся к делам, а она уезжала из Пекина. А дальше он сам мечтал поверить, что ничего особенного в этих отношениях не происходит, до тех пор, пока, пожалуй, впервые в жизни не почувствовал, что нашел ту женщину, с которой ему лучше, чем с другими. Значит, все правильно. Когда она рядом, никаких сомнений в этом быть не может.

Цири устроилась на коленях мужчины, положив голову ему на плечо и закрыла глаза. Идти никуда не хотелось, а хотелось просто вот так сидеть рядом и молчать. Может, даже спать, пока сознание в относительном постоянстве, тело в относительном покое, а вертолеты относительно стихли. От Мао пахло сигаретами, виски, чужими женскими духами, но все было привычно, кроме духов, конечно. Но их девушка старалась не замечать. Еще у него были влажные волосы, и холодная вода капала ей на голову, приятно холодила щеку. Англичанка крепче прижалась к любимому, обняв его. Самый-самый, пусть бандит и уголовник, да и бабник немножко, ну и не самый примерный муж в мире, ну и что? Зато только ее.

- Твоя, - согласилась девушка, покачиваясь на волнах усталости, комфорта и еще чего-то, что, видимо, было отголоском огромного количества выпитого. Ей нравилось, как он называл ее кошкой. В этом было что-то очень близкое, что-то родное, привычное, и еще это не никогда не менялось. Было еще "милая", но гораздо реже, а всегда была "кошка". Цири даже не спрашивала, помнит ли он вообще ее настоящее имя. - А ты мой.

Хотела игриво добавить ласковое "Котик", но как-то язык не поворачивался назвать взрослого почти сорокалетнего мужчину, пусть и пьяного и сама будучи пьяной, котиком. И вообще, что за слово такое "котик"? Вот Кот - это сразу понятно - котэ так котэ. А то вот еще - Кыыыся. Противно. Подумав-подумав, Цирилла поняла, что будет любимого называть по имени, как он когда-то предложил во время их первой встречи, а потом выкинула эти мысли из головы.

Цири чувствовала, что ей хорошо и спокойно, и уже не могла разобрать, где сон, а где явь. Вряд ли это реальность - нынче она как-то по-особенному сурова.

Гунмао затушил сигарету, дым которой сейчас казался тошнотворным, и крепче обнял Цириллу, которая уютно устроилась у него на коленях. Жутко хотелось спать, но за окном уже сгущались предрассветные сумерки. Можно добраться до спальни и заснуть часа на полтора, но потом все равно разбудит Тео. Либо можно не ложиться, и просто посидеть здесь. Это даже хорошо, потому что в данный момент можно лишний раз не шевелиться.

- А я твой, - почти обреченно согласился Гунмао, но затем улыбнулся.

Это все странно, он никогда не замечал в себе моногамных наклонностей, но сейчас его реально не интересовал никто, кроме Цириллы. Несмотря на то, что от него, действительно, пахло женскими духами, потому что только имбицилы устраивают мальчишники в мужской компании. Просто есть она, а есть абстрактные «они», среди которых сейчас не удавалось вспомнить лиц или имен.

Он поступал эгоистично, привязывая её к себе в мире, к которому она не приспособлена. Даже сейчас Гунмао понимал, что его должность в триаде не сопоставима со спокойной жизнью для его семьи. Он всю жизнь играл с огнем: убьют или нет, поймают или нет, посадят или нет. И это было нормально, когда он отвечал только за себя самого. А сейчас, когда у него появилась семья, он попросту старался не думать о том, что будет завтра или послезавтра. Как когда-то в ночь их знакомства: здесь и сейчас им хорошо, а завтра не существует. Но сквозь эти попытки отказаться от сложных мыслей проступала смутная надежда на то, что впереди может быть хорошо, что в Пекине может наступить если не мир, то временное затишье, что когда-нибудь они купят мебель в пустую комнату, потому что Цирилла все же родит ему ребенка, и что можно будет не бояться за неё, когда уезжаешь из дома по очередному звонку лунтао.

Тео не знал, сколько времени, он просто соскочил с кровати, чувствуя, что не хочет больше спать. Он сегодня проснулся даже раньше, чем Тай, и не стал его будить, потому что это означало, что так он первым доберется до телевизора и включит те мультфильмы, которые нравятся именно ему. Но для начала нужно было пройтись по всем комнатам и проверить, не изменилось ли что-нибудь за то время, пока он спал. И хлопьев найти, он ведь уже взрослый, чтобы сам все делать.

Тео вприпрыжку, прямо в пижаме, понесся на кухню, катаясь на гладком скользком полу, и некоторое время еще покатался в длинном коридоре, прежде чем смог добраться до кухни. Увиденное заставило его споткнуться а пороге и удивленно приоткрыть рот - мама с папой уже не спали. Обычно мама с папой вставали поздно, ну только папа иногда просыпался и почти сразу же уходил, даже отказывался от любезно предложенных ему хлопьев. Ну ладно, они не спали, так еще и просто так сидели и все. Вот глупые взрослые - тратить время, что сидеть вместе и молчать, когда можно столько всего поделать!

- Мам, а чего это вы? - громко поинтерсовался ребенок, подходя ближе и замечая, что мама с папой какие-то не такие. Странные, в общем. - А вы уже все? А мы пойдем сегодня в парк? А ты мне сделаешь хлопьев, те, которые кругленькие?

О том, что мама пока еще не ответила ни на один из заданных вопросов, Тео не обратил внимания, поворачиваясь к холодильнику и оценивая его содержимое. Он великодушно решил, что поможет маме достать молоко из холодильника, и громко хлопнул дверцей.

- Мам! - возмутился ребенок, когда на него не отреагировали.

Цири не сразу поняла, что что-то не так. Нет, вроде все было как обычно - Тео что-то говорит, ты ему отвечаешь на автопилоте и дальше спишь - это правильно. Но сейчас все равно как-то все было не так. Было почему-то тяжело. Но Цири, даже в таком состоянии, родительский долг выполнила, и что-то ответила рыжику, который уже был не совсем рыжик - у него начали темнеть волосы: - Угу, заяц, пойдем. Потом.

И, с совершенно спокойной совестью, собиралась дальше спать. Но не тут-то было. Спросонья жизнь показалась ужасной штукой - нагрянуло похмелье, как-то очень внезапно и неожиданно, и Цири попыталась разлепить глаза, еще более мучительно пытаясь понять, в чем проблема, собственно, и чего от нее все вокруг хотят, и почему ей так неудобно, и как Тео, уже приученный рано утром в спальню не соваться, задает ей такие вопросы. осознание не приходило, гневный оклик ребенка подействовал на нее оглушающе. Англичанка, наконец, разлепила глаза и смутно поняла, что это далеко не спальня, а под ней - далеко не кровать. Сначала Цири долго молчала, удерживая ладонь на лбу, потому что ей было банально плохо, и она чувствовала себя мертвой. Судя по тому, как сильно трещала голова и частично - тело, то она была живее всех живых, потому что у мертвых обычно ничего не болит. Потом Цири смогла оторвать руку от лица и посмотреть время на руке Гунмао - часы он не снял. Семь часов утра, боги, за что это мучение! Потом Цири осознала одну еще одну важную вещь - она в нижнем белье, Гунмао в трусах, они сидят на кухне, причем она у него на коленях, а рыжик стоит и на все это смотрит. Пипец родители, пять баллов.

- Милый, ты давно тут? - не ответив на вопросы ребенка, задала свой горе-мамаша, пытаясь сделать это как можно непринужденнее и стараясь делать вид, что это не она тут сидит полуголая на кухне на коленях у полуголого мужчины. Думать было больно, при этом Цирилле было как-то немного страшно от того, что все это видит четырехлетний ребенок. - Мао, проснись, - как можно незаметнее, что ей абсолютно не удалось, позвала девушка Кота.