Дело ясное, что дело темное

Скучно.
Тоскливо.
Одиноко.
Три слова, который в лучшей степени описывали Мэйлин этой весной, а теперь вот еще и этим летом. Потому что дел у нее внезапно не было особых, заняться было нечем, и она неприкаянная ходила по монастырю, обивала пороги беседок и тщетно искала, чем бы заняться. Обычно в беседке на краю обрыва Мэй появлялась нечасто, несмотря на то, что тут вроде бы особенно чувствовалась связь со стихией. Ей было по-особенному скучно. Когда вроде бы и можно придумать что-нибудь, но такая лень. Наверное, это называется кризисом среднего возраста. Ей уже двадцать два, возраст, по ее мнению, совсем приближающийся к старости. Хотя, честно сказать, особенной разницы между восемнадцатью и двадцатью двумя она не чувствовала.

Мэйлин поднялась в беседку, но, вместо того, чтобы сесть на лавочку, уселась на бортик ограды и свесила ноги вниз, повернувшись лицом к обрыву. В карманах, как обычно, валялась целая куча камешков, и Мэй, взяв один, тут же подхватила его телекинезом и с силой метнула вдаль, надеясь, что он улетит как можно дальше. Такое меланхоличное ее состояние бесило, надоедало и откровенно не нравилось. Хотелось чего-то...в общем, чего-то.

Мэй трагично вздохнула - что же за жизнь-то такая...И не менее трагично запустила еще один камень предположительно в космос. До космоса камень не долетел - упал где-то по пути, так что пришлось проводить его недовольным взглядом. Сил для того, чтобы запускать ракеты, все еще не хватало. Короче, жизнь не ладилась.

Дождь! Молния! Гром! Ветер! Лавина! Цунами!..
… Ничего этого не было в беседке у обрыва. Зато был Казанцев, который искал Мэйлин.
Молодая наставница, которая успела научить Макса столь многому за короткий промежуток времени, казалось, в последнее время избегает парня. И это, отчего-то, вызывало какую-то иррациональную грусть, которая мешала нормально наслаждаться жизнью. Конечно, вполне возможно, что Максим просто себе надумал лишнего, но, в любом случае, ему надо было убедиться, что он ничем не обидел китаянку. Именно поэтому Казанцев сегодня решил разобраться в этом вопросе раз и навсегда.
На вопрос, где сейчас может быть Мэйлин, его направили в беседку. Ну, ничего, он, вроде, не против. Хотя обрыв – не самое любимое его место. Я бы даже сказал - самое не любимое...
Ветер завывал в глубинах каньона, и, несмотря на летнюю пору, было прохладно. Макс знал об этом, поэтому захватил свой любимый плащ.
- Привет, - тихо сказал он, подойдя к девушке сзади, и намеренно издавая побольше шума, чтобы не напугать ее. – Моя любимая Сифу скучает в одиночестве?
Накинул плащ ей на плечи, улыбнулся, уселся рядом, преодолевая собственный страх перед пропастью:
- Холодно, - объяснил он, указывая на плащ, что уже висел у нее на плечах. – Простудишься.

- Привет, - поздоровалась Мэй, обхватывая рукой столбик беседки, чтобы не грохнуться вниз, в пропасть. Хотя, конечно, ей-то можно и не бояться. Маг воздуха, который боялся летать? Так не бывает. По крайней мере, она еще не встречала. Волосы, собранные в два легкомысленных хвоста трепал ветер, бросаясь прядями в лицо. Думалось, что так легче дышится. Потому что внутри все крутит и ломает, рвется с громких хрустом и выворачивается наизнанку. Любимая сифу. Да лучше просто Мэйлин - это звучит по-человечески. Она же просто сифу, которая может научить кидаться камнями или поднимать что-то в воздух. - Да у меня просто дел никаких нет, вот я и...Спасибо.

Пришлось отпустить столбик, чтобы закутаться в любезно предоставленный плащ. Не простудится, но все равно. Иногда можно и не спорить и не доказывать свою правоту, тем более что такая забота была ей очень приятна. Аж до тошноты приятна. Девушка прижалась обратно к столбику щекой и постаралась не сильно долго смотреть на Максима - чтобы не сложилось впечатление, что она избегает, но и не пялится, хотя вроде бы так и тянуло, как магнитом.

- Тебе, наверное, не очень нравится тут находиться, - заметила она, когда молодой человек устроился рядом с ней, указывая взглядом непонятно куда, то ли на него самого, то ли на обрыв, то ли на саму беседку. Она знала, что Максим - маг земли, а сидеть на такой огромной высоте наверняка не в кайф. А еще знала, что они с Улей вроде бы как...ну вместе, что ли. А еще знала, что она сама его старательно избегает, потому что, ну зачем? - Ты меня специально искал?

Мэйлин как маленькая неопытная девочка, видит перед собой мужчину, который в чем-то ей то помог, то просто проявил какую-то доброту, а она уже теряется и все. Свадьбакольцаамуждетихахачтотыделаешьпродолжай. И вот тут - эпикфейл. Гигантский знатный эпикфейл, который не обойти и не объехать. И все потому, что Уля - подруга. Мужчин может быть много, а вот подруг больше уже не будет, тем более таких.

- Ничего, не стоит волноваться, - соврал Казанцев, заставляя себя посмотреть вниз. Обрыв глянул на него темным провалом, вселяя ужас, принуждая до хруста сжимать зубы и впиваться ногтями в ладони. Серебряные бусинки испарины выступили на его лбу. – Не так уж тут и страшно…
Макс закрыл глаза, мысленно досчитал до десяти, силясь успокоиться. Прикрикнул на самого себя, наказав сосредоточиться на своей собеседнице.
- Хотя – вру, - парень натужно засмеялся. – Страшно все-таки… Надо как-то проявить в себе магию воздуха. Тогда можно будет спокойнее отдыхать тут с тобой…
Казанцев нервно хихикнул, чувствуя, что голова начинает кружиться. Обрыв манил, притягивал взгляд, гипнотизировал, точно так же хищник гипнотизирует, парализует ужасом свою добычу, перед тем, как накинуться на нее.
- Я понимаю, что ты, наверное, не боишься совсем, - проговорил парень, глядя на девушку, что сидела, обнимая колонну. – Но, может, на скамейку пересядем?
Бортик ограды ходил под Максом ходуном, казалось ему (бортику) передался страх Казанцева перед пропастью. Однако, честно говоря, если бы Мэйлин сейчас отказалась, парень бы ее понял.
В голове выплыли строки, которые раньше он никогда не слышал:

Пускай…
Чтоб указать мне дорогу в Рай,
Ты ведешь меня на самый край,
Пусть сквозь злого ветра лай
Я услышу лишь твое: «Взлетай!»..

Парень улыбнулся. Он никогда не считал себя хоть сколь бы то годным к поэзии, а тут - гляди-ка ты… Жаль, что строки забудутся через пару минут... Впрочем, не так уж это и важно.
- Но, если не хочешь, можем и так посидеть, - Максим снова нервно хихикнул. – Все равно весе…
Договорить Казанцев не успел. Бортик под ним проломился от его веса, и парень с паническим воплем полетел вниз. Однако в последний момент ему удалось зацепиться за краешек бортика правой рукой, разбив пальцы в кровь.
Страх подстегнул выработку адреналина, адреналин подстегнул рефлексы, рефлексы заставили ноги заработать в бешеном ритме, не обращая внимания на боль в разбитой руке. Прошло секунды две, прежде чем Казанцев понял, что может держаться, и, похоже, не без помощи китаянки, которая помогала ему магией воздуха.
Пара минут, и Максим таки вполз в беседку, глядя в слегка напуганные глаза Мэйлин. Он судорожно хватал ртом воздух, пытаясь справиться с дыханием, хоть это и было непросто. Страх не опускал, Макс вдруг отчетливо осознал, что реально был на волосок от смерти…
Успокоение никак не приходило. Макс хотел сказать девушке, что, вероятно, что-то не так, не может нервное потрясение длится так долго. Но не успел.
Его скрутила боль от очередного нежданного превращения. Боль от разрываемых мускулов, и изменяющихся глаз, слилась в один огромный пучок, который захватил все тело. Он хотел крикнуть, но из горла вырвался только болезненный хрип-стон… Он попытался встать, но на это просто не хватило сил…

Он поднялся. Осторожно, тихо, глядя по сторонам. Боль, что мучила Его еще пару минут назад прошла. Весьма удачно.
С недавних пор, Ему стало казаться, что Он не один. Что есть кто-то еще, кто-то другой. Кто этот «другой», мозг объяснять отказывался, это было лишь ощущение, инстинкт, которому Он привык доверять.
Этот «другой» не был враждебен. Скорее – наоборот, он был чем-то вроде друга. Забавное понятие «Друг» - не знакомое Ему.
Взгляд зацепился за забавное двуногое существо, что стояло напротив. Он уже видел таких. Откуда-то возникло подозрение, что «другой» такой же – двуногий. При этом эта конкретная особь, что стояла сейчас перед Ним, была чем-то очень примечательна. Он чувствовал какие-то странные отголоски чувств, как будто не его собственных, но важных.
Он фыркнул, почесал нос правой лапой, показывая, что не причинит ей вреда. По привычке уселся на свой немаленький зад, слегка склонив голову набок, и пытаясь разобраться, как относиться к этой двуногой.
Поднял лапу, несколько секунд смотрел на нее, силясь понять, почему она болит. Снова глянул на двуногую. Тихо так, жалобно застонал, показывая на поврежденную конечность: больно!

Мэйлин покосилась на Максима, который тщетно пытался убедить ее в том, что все в порядке и ему не особенно страшно сидеть над обрывом, свесив ноги вниз, в пустоту. Внизу добрая сотня метров, которые будешь мучительно долго лететь, пока не найдешь последний покой в потоках бурной горной реки в самом низу. Мэйлин ни разу не спускалась туда, вниз, не слышала, чтобы там внизу вообще кто-то бывал. и теперь вот даже заинтересовалась - а что там внизу? Там ведь, наверное, все должно быть по-другому, или нет? На мгновение захотелось вскочить, схватить планер (за ним, правда, придется бежать или в комнату, или в мастерскую), взмыть в воздух, оставляя все мысли вот так, на земле, в этой беседке, чтобы они не мешали и...

Хруст.

- Максим! - панически выкрикнула она, сваливаясь с проломленного бортика, и чисто автоматически, где-то на уровне инстинктов, сработала вполне закономерная реакция "бей-беги". Мэйлин широко, но как-то очень нелепо и совсем неизящно взмахнула руками, чувствуя нестерпимое жжение в глотке от того, как резко пришлось активировать Вишуддху для внезапной работы - упругие потоки воздуха широким кругом ударили снизу, уберегая ее от неприятного падения на пол беседки, а Максима - частично удерживая на краю обрывая и не позволяя ему рухнуть вниз, в самую пропасть. Мэй плавно опустилась на пол, попросту села, испуганно глядя на друга, которого едва только что не потеряла в плотном кустарнике на краю и там - дальше и ниже - на острых скалах обрыва. Сердце бешено колотилось, грозя пробить грудную клетку и вырваться наружу, по спине проползла липкая холодная капля пота, девушка не сразу поняла, что ее вот уже какое-то время колотит мелкая дрожь. И дальше - хуже.

Она поступила чисто по-женски - сильно, до боли в глазах и ломоты в переносице зажмурилась, чтобы всего этого не видеть - ломаемого тела, выворачиваемых конечностей, не видеть - даже не не слышать, а именно не видеть - нечеловеческого полного боли хриплого стона. Какое-то время все было тихо, и она не сразу решилась открыть глаза, чтобы проверить - все ли в порядке.

- Тебе больно? - глупо переспросила она, когда смогла оценить перед собой панду. Вот именно так - панду. Вместо Максима тут была панда. Мэй сначала хотела даже спросить по-идиотски - мол, где Макс, но поняла, что он и есть эта панда. С лапы животного сочилась кровь, оставаясь красными кляксами на полу. - У тебя там занозы. Можно я их вытащу?

Ему что-то сказали. Память «Другого» молчала, не в силах пробить плотный туман инстинктов и недоверия ко всем существам вокруг.
Подниматься на четыре лапы было больно. Это можно было выяснить и без разных болезненных опытов, поэтому Он предпочел продолжать сидеть. Ему сказали что-то еще.
Он повернул голову в другую сторону, и, совершенно неожиданно даже для себя, закрыл ее лапами, показывая, что сдается, что, ладно, мол, делайте, что хотите, только лапку вылечите!
Если бы здесь была другая панда, она бы, наверное, поняла. А так Мэйлин вдруг увидела, как немаленький такой бамбуковый медведь (если не сказать – медвежонок), вдруг приложил лапы к голове, и не то зарычал, не то застонал…
Боль в лапе была чудовищной, Он глянул на свою конечность с ненавистью. Потом перевел взгляд на двуногую, даже не пытаясь бороться с чувствами, что внушил ему «другой». Другой считал, что двуногая не опасна, что она – друг, которому можно доверять. Это было не то, чтобы странно, просто Он не привык так быстро привязываться к кому бы то ни было. И доверять тоже…
Откуда-то вспомнилась злая кошка. Доверял ли Он ей?
Пришлось склонить голову в другую сторону, открыть рот, показывая внушительный ряд белых зубов, и снова закрыть его. Протянуть раненную лапу в сторону двуногой, и издать обреченный вздох-стон.

Наверное, все-таки больно, даже очень, вон как недовольно и жалобно вздыхает. Мэйлин, как сидела на полу, так на нем сидеть и осталась дальше, ровно напротив панды, но протянутую ей навстречу лапу восприняла как знак особенного расположения. Она все еще не была уверена, что руку ей кушать не будут, но помочь-то хотелось.

Мэйлин задержала ладонь над раненой лапой зверя, не рискнув к ней прикасаться. Мало ли, вдруг некоторым животным прикосновения неприятны. Панда все-таки не котенок и не щеночек, чтобы можно было их на руках таскать и за ухом почесывать. Зверя ей было просто по-человечески жалко. Мэйлин вообще очень любила животных, наверное, если бы она не поехала в монастырь, она бы обязательно стала ветеринаром. Энергия синего цвета скользнула к занозам, осторожно их захватывая у самого основания, чтобы не обломать, и девушка мягко потянула деревянные щепки на себя, дабы вызволить их из мягких подушечек зверя.

- Сейчас все пройдет, - пообещала она, одну за другой вытаскивая занозы из лапы. Она знала, что синяя энергия должна вроде бы как даже уменьшать боль, хотя сама никогда в жизни не пользовалась врачеванием и знала только самые основы, типа чакр, энергетических каналов и общее расположение органов в человеке. И то могла напутать, где печень, а где поджелудочная. - Вот и все.

Мэй продемонстрировала панде длинные щепки на своей левой ладони, куда складывала их по мере того, как вытаскивала из ранок, и выбросила их в сторону, после чего не очень-то уверенно посмотрела на зверя. Она, по правде сказать, не знала, чего с ним делать дальше. Так и сидела на полу напротив. Ей вроде бы хотелось панду погладить, а вроде бы и страшно - это ж не совсем обычная панда, как в зоопарке, это ж Максим. А Максим с Улей. Блин, как все сложно. Мэй робко протянула руку к Максу, остановив ее на грани фола. Укусит или нет?

Есть такая древняя индийская сказка. Вкратце, суть ее в том, что однажды один очень добрый и умный парень повстречал тигрицу, в лапу которой вошел длинный шип. Тигрица очень страдала, и попросила парня вытащить занозу. Парень отказался, сказав, что если он попытается ее вытащить, то в этот момент тигрице станет очень больно, и она размозжит ему голову ударом лапы. Мудрая тигрица согласилась с суждениями прохожего, и предложила выход…
Короче, там все закончилось хорошо. Тигрица и парень стали друзьями, и она ему еще не раз помогала, аки Серый Волк Ивану Царевичу из русских народных сказок…
Думаю, нет нужды объяснять, почему мне вдруг вспомнилась этот индийский эпос, да?
Когда первая заноза сама по себе пошевелилась в его руке, Он даже удивился. Ему всегда казалось, что эти штуки не живые, а они вона как двигаются! Вместе с движением пришла и боль, а когда занозу вынули, Он аж взревел, и стукнул несуществующего врага перед собой, очевидно, напугав при этом двуногую... (какая Мэй молодец, что потянула вещи телекинезом, иначе бы могла случайно попасть под удар лапы). Однако, вскоре из раны поползла вторая заноза, и Он снова заревел. Потом еще… и еще…
В конце концов, он устал рычать и реветь. Тем более, что после того, как эти маленькие острые штучки покидали его тело, становилось значительно легче. Он не видел, что делала Мэй, и не мог связать ее присутствие с тем, что занозы выползали из его раны, но, когда двуногая что-то ласково сказала, ему и вправду стало легче.
Прошло пару минут, и Он понял, что все закончилось. Мерзкие острые штучки исчезли из лапы, и теперь можно было даже попытаться встать… Нет, больно, конечно, но уже гораздо легче. Можно жить и даже ходить, пусть даже хромая.
Пока Он тут разбирался со своей раненой лапой, двуногая, кажется осмелела, и даже протянула к Нему руку. В последний раз, когда к Нему так тянулись, получилось очень вкусно поесть…
Желудок ответил на это воспоминание голодным урчанием.
Он снова склонил косматую голову, глянул на двуногую. Та, вроде, опасности не представляла, но, кто этих двуногих знает?
Но есть хочется. А бамбука рядом нет. Значит…
Он рискнул опереться на передние лапы, и сам потянулся носом к руке, замершей совсем неподалеку от его носа.
Понюхал конечность двуногой. Пахло чем-то странным, но вряд ли съедобным.
Чтобы проверить, осторожно лизнул протянутую руку. Не съедобно.
Отодвинулся, ибо на передней лапе стоять было уже довольно больно. Плюхнулся обратно - на свой большой зад. Решив, что надо еще немного понаблюдать за этой двуногой, а если ему не дадут есть, отправится на поиски еды, фыркнул, почесав нос здоровой лапой.

Оказалось, что казалось. Синяя энергия конкретно у нее никакого обезболивающего эффекта не имела. Мэйлин даже вздохнула, поморщилась несколько раз, слушая вопли панды, даже чуточку расстроилась и для себя решила, что ей пора расширить сферу своих знаний. Врачевание ведь - полезная штука.

Мэйлин следом за пандой наклонила голову к одному плечу, копируя жест, и с искренним интересом принялась рассматривать животное, но все еще не отдергивая руку в предельной близости от носа зверя. ей почему-то казалось, что панда должна как собака, ткнуться носом в руку. чтобы проверить на предмет чего-нибудь съедобного или интересного. Но, как выяснилось, панда совсем не собака. Панда - это панда. И носом в ладонь не тыкается. Только нюхает и вот еще, лижет. Мэйлин даже от неожиданности ладонь отдернула назад, прижала к груди и ошарашенно на нее уставилась, словно ожидая, что та сейчас внезапно отсохнет. Не отсохла. Мэй почувствовала необходимость что-то сказать, что-то такое...

- Э-э-э, ну-у-у... - сказала. Мэй впечатала ладонь в лоб, показывая всю степень собственной неспособности сказать что-то разумное. - У меня нет ничего вкусного. У меня были только камешки, но я их все выкинула с обрыва. Еще у меня есть браслет, - и показала шнурок с бусинами на запястье, словно это как-то могло ей помочь с ее нелегком положении. Она не знала, что делать - при ней мало кто вообще превращался, тем более, когда превращение явно не пятого десятка, а так сказать, свежее. В голосе Мэйлин уже звучали легкие панические нотки - сейчас от нее уйдут, и она останется одна. Как обычно. Наедине с беседкой, камешками на дне обрыва и порывистым ветром. И это будет печально. Ей почему-то даже хотелось заплакать.

Двуногая выглядела слегка напуганной. От нее пахло страхом. И этот запах не нравился Ему ну ничуточки. Нет, он не был против, когда его боялись. В большинстве случаев это полезно. Полезно, когда надо отпугнуть хищника, или просто показать, кто главный на этой территории. Но сейчас-то, он никого пугать не хотел.
- Э-э-э, ну-у-у... – выдала двуногая.
- Гррррххх! Брррууу! – повторил Он за ней, в очередной раз фыркнув.
Удар себя по лбу, в исполнении двуногой, мог означать что угодно. Возможно, даже, она показывала, что сдается, и не будет предпринимать враждебных действий в Его сторону. Ну, это Он и так знал, чувства того, «другого», выжженные в мозгу на уровне инстинктов подсказывали Ему это.
Она выдала еще какой-то набор звуков, и интонации были жалобные. Может, она тоже хочет есть?
- Мммгрррх? – спросил Он, вставая со своей пятой точки. Пришлось опереться на раненную ногу, и это вызвало приступ боли. Преодолев это, Он встал и направился к беседке. Равнодушно глянул на обрыв, ткнулся носом в крашеное дерево беседки. Пахло отвратительно. Он рыкнул, отошел подальше, глянул назад, на двуногую. Та не двигалась, как будто смирившись с тем, что ее покинут.
Рыкнул. Ноль реакции. Вздохнул тяжело, почти по-человечески, подошел к ближайшему кусту. Понюхал. Пахло свежими, сладкими листьями и влагой. Он закусил стебель, мощные челюсти с легкостью проломили тонкую плоть растения. На языке проявился вкус сока. Не вкусного, но, в принципе, съедобного. Загнется он тут без бамбука скоро, но есть надо.
Пожевал немного, раскапывая мощными лапами коренья. Они должны быть наиболее сладкими. Взялся зубами, легко вытащил пару штук.
Потащил обратно – к двуногой. Положил перед ней один корень, уселся недалеко, взялся за другой корешок передними лапами, и впился в него зубами.
Ну чего? Если она голодная – пусть ест.
Рыкнул: «Ешь, давай!»

Ему опять что-то сказали. В чувствах «другого», которые время от времени пробивались сквозь пелену здравого пандского смысла, сейчас царило смятение и… смех?
Вот этого Он не понимал. С чего вдруг смех? Он что, сделал что-то радостное для «другого»? Иногда Ему даже казалось, что «других» много, а не один, и что чувства одного из них частенько противоречат чувствам остальных. Это было странно, но Он не мог ухватить эту мысль за хвост, дабы додумать ее до конца.
Однако двуногая, тем временем, отказалась от еды. Это было странно. Очень. Как вообще можно отказываться от еды, тем более, если ее тебе даже принесли?!
С другой стороны… может, она просто не понимает, как ее есть?
Он повернул голову набок, проглотил остатки корешка. Несколько секунд глядел в глаза двуногой, словно пытаясь понять, что она задумала. Затем перевел взгляд на протянутое угощение. Несомненно, то самое, которое он так великодушно подарил ей пару минут назад.
Вздохнул, поражаясь глупости двуногих. Встал, подошел ближе, можно сказать почти вплотную. Плюхнулся на свой мохнатый зад, ибо только в таком положении умел кушать. Глянул на двуногую еще раз, как будто приглашая последовать своему примеру. Ибо кушать стоя – ну неприлично просто!
Шумно втягивая носом воздух, потянулся к протянутому ему корешку зубами. Разгрыз краешек, освобождая вкусную мякоть. Затем специально приспособленным для этого средним костяным пальцем всего лишь парочкой движений очистил корень от кожуры, оставив лишь мягкую и сладкую сердцевину. Удерживая корешок лапой, протянул его двуногой, вторую лапу отодвинув в сторону, словно пытаясь обнять это глупое животное, к которому, однако, успел привязаться.

С интересом во взгляде наблюдая за тем, как ловко панда разделывается с кожицей корешка, Мэйлин почувствовала себя полной дурой. Вот если она сейчас откажется есть - интересно, что панда сделает? Наверное, решит, что Мэйлин совсем идиотка, раз еду не берет. А если съест - то не умрет ли она оттого, что ест всякую ересь?

Короче, вегетарианству - зеленый свет. Мэйлин глубоко вдохнула, как перед прыжком в воду (учитывая, что плавала, как топор - то сравнение было очень удачное) и, взяв с лапы панды любезно очищенный корешок, смело откусила (ну как откусила...скорее, отгрызла) целую треть. На вкус напоминало морковь. На твердость тоже. В целом - есть было можно. Ну и, соответственно, грустить, когда жрешь корни какого-то куста - как-то уже не получается. И выглядит, наверное, смешно. Сидят вот они вдвоем в беседке - она да панда - да чего-то жуют вместе. Без слез не взглянешь.

- Ты ведь не знаешь, как превратиться обратно, да? - спросила она у панды, жуя свой злополучный корень и только надеясь, что это не грозит ей несварением желудка. Спросила без особой надежды на то, что ее поймут и как-то отреагируют по-человечески. - А если я твое имя назову? Ну...Максим Казанцев?

Произнесла негромко и даже как-то неуверенно, не зная даже, какой реакции ожидать. Уж в чем-чем, а в превращениях Мэйлин была способна превратить только себя, даже разговаривать вслух могла, заученными фразами. А вот как там дело у других обстояло - ну не знала и все тут. И никогда особенно не задумывалась. И тут же подумала о том, как много ей еще надо всего выучить, чтобы наконец быть достойной звания младшего мастера. Потому что ну вот дадут ей такого ученика, как Максим, скажем. а она и знать не знает, чего с ним делать. То ли добить, чтоб легче было, то ли просто ждать.