Дела шли хорошо, но неизвестно куда

Какое-то время Цириллы не было в монастыре. Впрочем, это случалось с ней так часто, что большинство обитателей давно перестали обращать на это внимание. Цири приезжала и уезжала, вместе с ней приезжал и уезжал целый выводок разнокалиберных детей, иногда во главе с целым настоящим мужем, порой девушка прибывала одна, на какое-то время, чаще на сутки-двое, после чего неизменно возвращалась обратно в Пекин. Такая жизнь ей нравилась - и она никак не могла выбрать то место, где бы она прочно и навсегда обосновалась. С одной стороны, она не могла оставить Мао одного в Пекине, чтобы довольствоваться его редкими выездами на выходные. С другой - она не могла лишать близнецов, саму себя, да и Мао, собственно, тоже, этих поездок в монастырь, каждую из которых они отмечали, как маленький семейный праздник. К тому же, близнецам нужно было посещать школу. Пусть она бы и сама смогла их обучать, ей не хотелось ограничивать круг их общения исключительно обитателями Линь Ян Шо. Таю нужно учиться жить в толпе людей, а Тео - учиться ограничивать вокруг себя эту же толпу.

Так что она приехала одна, проверить учеников, которых у нее в последнее время было не так уж и много, а также отдать дань своим мастерским обязанностям. Прибыв в монастырь уже поздно вечером, Цирилла все утро раздавала занятия щедрым графским жестом, а потом, не узрев на обеденной трапезе Влада, решила проверить, где блондится ее ученичок. Жилой корпус, казалось бы, жил своей жизнью. Чьи-то шаги, тихие слова, звук падающего чего-то, кажется, книги, дыхание, шуршание футонов, сотни других звуков - все они составляли единый живой организм, и где-то тут точно должна была быть дверь в комнату Басарабеску. Цирилла вежливо постучалась, обнаружив искомое и, прислушавшись, не услышала ничего дельного, кроме мерного дыхания, да ровного стука сердца- так бьется сердце спящего человека. Так что Цирилла вежливо постучалась еще громче - уже бесцеремонно добавив в конце два удара кулаком. Она же соблюдает этикет, в комнату к парням не врывается с разбега.

Колокол, возвещающий о подъёме, завтраке и прочем, звучит слишком громко. Обычно Влад, как бы крепко он ни спал, слышал его и просыпался. Только не в этот раз. После всего, что с ним случилось ночью, он был вымотан физически и эмоционально. Придя в комнату где-то в пять часов утра, он повалился на циновку и заснул. Ему не снилось ровным счётом ничего, перед глазами была пустая чёрная картинка, эдакий "чёрный квадрат" Малевича, только без белой рамки.

Но где-то в три часа дня ухо молодого человека в кромешной тишине стало различать какие-то звуки. Услышав будто бы два сильных удара, он вздрогнул и вынырнул из своего сна. Открыл глаза и зажмурился от яркого солнца. Потом, когда мозг немного привык к тому, что надо проснуться и интенсивнее работать, парень почувствовал сильное чувство голода. А ещё до осознания молодого человека дошло, что кто-то интенсивно ломится в дверь.

Он сел на циновке и снял кофту, оставшись в футболке, которая, почему-то была влажной. Подумав немного, он снял и её, обнажив торс. Эти движения сопровождались почему-то сильной усталостью и головной болью. Посмотрев на кроссовки, которые даже не удосужился снять, он выгнул бровь. Голова неприятно болела и гудела, но это не помешало ему подняться на ноги. Только вот он пошатнулся, почувствовав сильную слабость. Желудок противно заурчал, требуя, чтобы немедленно в него закинули какую-нибудь еду, иначе он начнёт переваривать сам себя и кишечник с пищеводом заодно. Кажется, он не ел сутки, а то и больше. Месяц, год...

Он подошёл к умывальнику и ополоснул лицо холодной водой. Обычно это помогает, но сейчас стало хуже. Это было неправильно, но он, пересилив себя, открыл дверь и вздрогнул от холодного воздуха, проникшего в тёплую комнату. Увидев свою наставницу, он встрепенулся.

- С... сифу? - хриплым голосом произнёс он. - Проходите... - увидев, что соседа не наблюдается в комнате, он пригласил жестом пройти ей и после этого закрыл дверь. Поискал чистую футболку и надел её. На бледной коже щёк проступил румянец смущения. Он не помнил, что произошло ночью, но, посмотрев в зеркало, вздрогнул. У него были вертикальные зрачки. А также на руке появилось пятно чёрно-коричневого цвета.

Прошло сто лет. Не то, чтобы Цирилла не обладала недюжинным терпением, но стоять под дверьми комнаты, в которой, простите, нагло спят посередине дня, это уже слишком даже для нее. Цирилла отвлечено подумала о том, что надо было точно с разбегу бежать. Еще и орать при этом погромче. В комнате послышалось какое-то вялое копошение, звуки шагов, льющейся в таз воды. Цири возвела глаза к небу. Ей почему-то казалось, что впускать ее не собираются. Причем мысль о том, что Влад вероятнее всего даже ума не может приложить, кого принесла нелегкая в комнату, ее светлую голову не посетила абсолютно. Это все козни Басарабеску, не иначе. Дверь, наконец, открылась, и ее сиятельным очам предстал основательно помятый и сонный парень. На щеке у него отпечаталась наволочка подушки. Ну, точно спал.

- Ага. Добрые утро. Хотя кому-то уже и день, - милота. Ее смущаются. Цири даже не знала - гордиться этим или нет. Потому что вроде бы она еще кажется молодой и перед ней обязательно надо краснеть. А, ладно, спишем на природную скромность. Цирилла вообще очень любила, когда все вокруг признавали ее божественную красоту.

- Это ты на меня со сна так реагируешь, или я что-то пропустила? - поинтересовалась девушка, останавливаясь посередине комнаты и ловким женским всеохватывающим взглядом рассмотрев разом и саму обстановку и всего Влада. Пятно на его руке ее не особенно заинтересовало - мало ли родимые пятна у кого какие, а вот его глаза вызвали интерес. Крайний раз, когда она его видела, помнится, глаза у него были нормальными. Значит, что-то все-таки пропустила, вот печаль. Обидно, когда твой ученик первый раз превращается, а тебя черт знает где носит, пусть и носят по очень важным семейным делам.

- Уже день? - спросил парень, прикрыв глаза и облокотившись о подоконник. Опустил голову. Память упорно не хотела возвращаться к нему, но всё-таки что-то начало проясняться. Кажется, письмо... да, какое-то письмо... кажется, от родственников. Что-то не очень хорошее было в нём написано. А потом... что было потом?

Он вновь открыл глаза, посмотрел на улицу и повернул голову к сифу. Потом поднял свою кофту и пошарил в карманах. Никакого письма не было. Может, всё было не так?

- Я не помню, что со мной произошло... в смысле, я, кажется, превратился. И убежал к роднику... судя по тому, что я там очнулся. Но я не помню, из-за чего. Кажется, я прочитал письмо... Память ко мне вернётся ведь? А то я не помню... совсем не помню, что было написано в письме, но оно было важным...

Он говорил тихо и сбивчиво. Отчего-то сильно билось сердце, а тело снова начала сотрясать нервная дрожь. Он старался её сделать менее сильной, чтобы сифу не заметила его испуга - ведь неправильно, когда парень чего-то боится. Ребёнок - да, но не взрослый юноша с почти сформировавшейся психикой. И пусть бы он боялся реальной угрозы, но этот страх был обусловлен превращением. Он не был готов к этому. Но он, кажется, не смог укротить свою рысь...

Он зажмурился, пытаясь хоть что-то вспомнить.
- Моя рысь... я занялся медитацией, мы встретились... но она не хотела признавать меня... она не нападала, но и не принимала... что мне делать?

Дальше последовали сбивчивые объяснения, из которых Цири поняла разве что что-то случилось, караул, пожар, горим, спасите. Цирилла подошла к Владу ближе, твердо взяла его рукой за подбородок (для этого ей, ростиком не сильно удавшейся. пришлось приподняться на носочки), повернула голову на свет, чтобы посмотреть реакцию зрачков. Зрачок тотчас сузился до нитеобразного. Цири удовлетворенно опустила руку.

- Ну, судя по твоим зрачкам, то ты точно превратился. И у тебя остались звериные отметины. Проверь, хвоста нет? Шерсти, когтей? - не хотелось бы потом обнаружить хвост, кошачьи лапы или еще какую-нибудь фигню, вроде шерсти на заднице. Оно, конечно, красиво, но только когда ты животное, а не человек. Цирилла не единожды видела звериные отметины, сама была награждена кошачьими глазами, пусть у нее они и восстанавливались со временем после превращения, но глаза спрятать легче, чем хвост или шерсть. Но уж ничего смертельного в это, естественно, не было. - Не рога, и слава Богу.

С рогами было бы сложнее. Попробуй докажи, что ты не олень, когда у тебя рога? То-то и оно...

- Оставь панику, ты еще не умер, - сурово осадила Цирилла ученика. Можно подумать, случилось что-то ужасное, вроде катаклизма мирового масштаба. На вопрос о памяти она пока решила не отвечать - не хотела давать ложных надежд. Память - штука тонкая и загадочная, никогда не знаешь, во что вляпаешься с попыткой подправить ее другому человеку. Она могла бы попробовать, но пока не видела в этом смысла - письмо найдется, не такой уж большой монастырь. Да и сколько он пробегал в облике рыси? Минут пять-семь? Поразмыслив, девушка поманила ученика за собой. - Пойдем-ка. Пошли-пошли, нечего на меня так смотреть.

Парень сглотнул и сделал глубокий вдох. Потом выдох. Стало легче, но дрожь не исчезла. Это было неправильно, непривычно, противно. Он никогда не боялся ничего до такой степени. Обычно испуг не был долгим.

Когда Цирилла взяла его за подбородок и повернула голову к свету, парень покраснел. Но это хоть немного привело его в чувство, хотя дрожь упорно не хотела уходить. Как будто ему было холодно, но в комнате вроде бы было тепло. Да и одежда на нём. Влажный рукав у кофты, правда, но это не так страшно, как если бы... Хвост? Когти? Он мотнул головой и посмотрел на руки. Ногти как ногти, ничего не изменилось. Потом одной рукой провёл по спине, до копчика. Вроде тоже всё было нормально. Он интенсивно замотал головой в знак отрицания, что хвоста у него нет.

- Я... простите... - он сглотнул и посмотрел на неё, когда она поманила его за собой. Желудок, почувствовав телодвижения, начал достаточно громко требовать еды, и парень снова покраснел. Во всём виновата его бледная и тонкая кожа. На загорелой коже смущенный румянец будет не так заметен. - Мне кажется, что последние два-три дня рысь не давала мне даже поесть... В столовой осталось что-нибудь?

Да в самом-то деле, она ж не насилует его, чтоб он так краснел перед ней? Хоть за своим смущением хвоста не обнаружил, уже спасибо. Цирилла остановилась на пороге, обдумывая что-то свое. Сначала она хотела отвести его в лазарет - а то лихорадочные пятна румянца на щеках просто так не проходят, но передумала и решила, что столовая сейчас будет намного уместнее.

- Не она должна тобой руководить, а ты ею, - заметила девушка, все же покидая жилой корпус и подходя к столовой. Общий помятый вид и растерянность можно свалить на усталость, но нервы надо успокаивать. Чай, не железные и не восстанавливаются. - Ты пропустил обед, но, думаю, нам повезет что-нибудь найти.

Дежурные уже убрались, и слегка влажный пол блестел чистотой. На очаге покоились остатки с барского стола - из тех, что всегда оставались на всякий случаи, как опоздания, приход новых обитателей и прочие непредвиденные обстоятельства. Цирилла зажгла огонь под мисками с рисом и мясом, проверила прочую посуду - должен был оставаться кукурузный суп. Нашла, прибавила к прочей снеди. Теперь собрать чай: трава пустырника, мята, валерьяна, солодка. Подумав, добавила хмель - крепче спать будет. Залив кипятком чайничек, девушка поставила его на стол, поставила перед Владом чашку и выставила всю прочую найденную еду перед учеником. Есть какое-то удовольствие в том, чтобы кормить страждущих и несчастных. Цирилла наконец уселась напротив ученика за низкий столик, сцепила пальцы и положила на них подбородок, из такого положения посматривая на Басарабеску.

- Что было за письмо? - последовал первый наводящий вопрос на восстановление памяти. Посмотрим, что из этого выйдет.

За своими мыслями он не заметил, как они дошли до столовой. Желудок неприятно свело от запаха еды, а голова слегка закружилась. Парень хотел отказаться от еды и попросить просто кусок хлеба, но потом решил поиздеваться над своим желудком так же, как желудок издевался над ним. Почему-то от запаха еды стало подташнивать, но вот запах мяты и валерьянки его немного успокоили. Он сглотнул неприятный комок и съел немного риса. Буквально почувствовал, как еда упала в его желудок и вздохнул. Надо успокоиться. не дело это. Совсем не дело. Не должен взрослый парень дрожать от страха подобно маленькой испуганной девчонке. Надо как-то перебороть. И подчинить себе рысь. Вот только как?

Съев ещё немного риса и почувствовав, что организм просто всё вернёт обратно, стоит ему положить в рот ещё что-то, отодвинул миски в сторону. Налил себе чай и сделал несколько глотков. Стало вроде бы лучше, но вот только...

Вопрос наставницы поставил его в тупик. Закрыв глаза, он попытался что-то вспомнить. Но был только шок. И животное воспользовалось этим. Но он вспомнил, из-за чего всё это началось.

- Несколько месяцев назад я созванивался с семьёй. Мне дядя сказал, что моя сестрёнка серьёзно больна. Я уже хотел возвращаться домой, в Румынию, но меня отговорили. А ночью мне начала сниться рысь... наверное, мне надо было поговорить с кем-нибудь, но... гордость и... ненависть... не позволяли мне этого... А несколько дней назад я получил письмо. Я... не помню, что было в нём написано...

Он сделал ещё несколько глотков чая. Потом протёр рукавом кофты глаза, стирая выступившие слёзы.
- Простите... у нас в стране просто сохранён культ семьи. Мы стараемся часто общаться, друг другу помогать... но... Я не знаю... мне ведь больше не будут сниться эти кошмары, связанные с рысью? - он решил перейти на другую тему. В крайнем случае, он завтра, если будет в состоянии, спустится в деревню и свяжется со Степаном. А вот рысь - это намного серьёзней...

Вероятно, Влад и сам не хотел сейчас ворошить свою память, раз перевел тему. Цирилла была не в настроении копаться в его внутренностях, хоть она и могла это сделать. Да и не имела привычки лезть кому-то в душу. Хочет - расскажет, а нет - она не будет уговаривать. В конце концов, она наставник, а не нянька.

Чай медленно, но делал свое дело. Парень успокаивался, пусть не сразу, но сейчас он уже мог думать связно, а не выдавать бессмысленный набор фраз и смотреть на нее жалобными испуганными глазами.

- Не будут. Но теперь ты можешь превращаться, и тебя будет тянуть превращаться, особенно в полнолуние. Ты можешь потерять контроль над собой от сильной эмоции - испуга, радости, злости. Чем чаще ты будешь превращаться - тем лучше ты будешь понимать свою рысь. Нельзя запирать ее внутрь только оттого, что она хочет выбраться. Кошка - гадкое животное. Будешь ее звать - она никогда не придет. Но стоит тебе потерять к ней интерес - как она будет напоминать о себе любыми доступными способами. Можешь заметить за собой изменение своих привычек. Например, поменяется режим дня - ночью тебя будет тянуть бодрствовать вместо того, чтобы спать. Будешь испытывать к птицам и мышам гастрономический интерес. Начнешь не терпеть собак. Я не знаю, что выйдет конкретно у тебя - потому что все люди разные. И все звери тоже разные. Но ты поменяешься, будь к этому готов.

- Твоя память к тебе вернется, скорее всего. Если ты примерно помнишь, что делала рысь, то вспомнишь и все остальное. Если ты очнулся у родника, значит, твое письмо может быть где-то по пути к нему. Скорее всего оно на крыльце жилого корпуса, поищи в траве.

- Радость... - тихо прошептал Влад, думая, чем же его задело это слово. - Кажется, в тексте отражалась радость...

Он протёр лицо руками и допил чай, что был в чашке. Всё ещё хотелось есть и пить, но он решил начать завтрашний день с еды. А потом в очередной раз заняться медитациями. Значит, теперь надо стараться не бояться свою рысь. Он будет стараться. Но радует, что его больше не будут мучить кошмары. наконец-то, он выспится за это время. он уже и не помнил, когда последний раз спал. Кажется, после известия о болезни сестры. Или... ему казалось, что рыси тоже спят ночами, хотя он знал, что охотятся они в сумерки. И будут меняться привычки. Это плохо. Хотя... никто не знает наверняка, что в этом мире хорошо, а что плохо.

Теперь уже сердце билось чуть быстрее обычного, но не как бешеное. Дрожь сошла на нет, а лицо тронул лёгкий здоровый румянец. Наверное, чай с мятой и валерьянкой действительно творит чудеса.

- Я... мне... - он задумался. - Мне же не будет больше так страшно после превращения? Это ужасное чувство, я не хочу его больше испытывать. И... я, кажется, начинаю вспоминать, что было в письме... наши врачи перепутали анализы, и моя сестра ничем не больна... - Он слабо улыбнулся.

Значит, страха больше не будет. Это хорошо. Останется только эта неприятная боль. Это плохо. Влад был простым человеком, возможно, в чём-то нежным или слабым. Он не привык долго терпеть боль, вызванную неудачными тренировками. Там, на тренировке, характер боли был другой. Совсем другой. Парень даже не помнил, чтобы разрывал связки, суставы или ещё получал какие-то травмы помимо растяжения. Но эта боль... он не забудет её. Он не хочет, чтобы она повторялась. Он не хочет, чтобы вновь было так больно. Но это невозможно.

Что он делал в облике рыси? Он не помнил. Хотя, возможно, чай поможет ему это вспомнить. Ведь на память он никогда прежде не жаловался, значит, он обязательно должен всё вспомнить. И желательно вспомнить сейчас, ибо он же не сможет спать и вообще что-то делать, пока не вспомнит всё, что произошло ночью.

Он отпил чай и задумался. С каждым глотком неприятный комок уходил, дрожь становилась всё слабее.

- Мне хотелось пить... я выпил воды из родника... - неуверенно прошептал парень, стараясь что-нибудь вспомнить. - Потом... кажется, я перепрыгнул через него и пошёл к мосту... Кажется, мне он не понравился... а потом я вновь стал человеком... - Он замолчал и прикусил губу. - Меня Степан учил врачеванию, но я так ничему и не научился. Как мне побороть эту нервную дрожь? - через какое-то время спросил он.

Цири внимательно слушала робкие воспоминания. Делала она это не для самой себя, а для Басарабеску, ему ведь нужно вспомнить, чем он занимался, ей-то интересно только в том плане, чтобы поддержать душевное равновесие ученика.

- Ты боишься боли, - ответила Цирилла через некоторое время, пристально наблюдая за Владом. В его ауре преобладали фиолетовые оттенки, указывания на явное расстройство эмоционального и психического плана. Надо сказать, что вся аура выглядела так, чловно Влада пожевали и выплюнули, не позаботившись о его дальнейшем состоянии. - Не нужно бояться боли. Боль - это твой защитный механизм. Так организм дает понять, что работает на пределе своих возможностей. Если превращение происходит через боль, то это значит, что процесс верный. Гораздо хуже, чем на первых порах ты боли не чувствуешь вообще - это уже нарушение. Боль потом начнет затухать и пройдет, когда организм в достаточной мере привыкнет к этим изменениям. А пока воспринимай ее так, словно обыденную необходимость.

- У тебя сейчас эмоциональный разлад, это нормально после превращения. Ты испугался, тело кардинально поменялось, плюс с памятью непонятки. Тебе нужно просто нормально поесть и поспать, чтобы набраться сил, не думая о том, что с тобой произошло. Просто старайся себя контролировать в будущем - это поможет тебе избежать ненужных и неожиданных превращений. И старайся превращаться под моим присмотром или присмотром Оливии.

Цирилла сейчас не стала бы восстанавливать исходное состояние ауры, чтобы тело само привыкло и справилось с теми изменениями, что произошли. Иначе так Влад никогда не освоится в зверином теле, а каждая попытка превратиться будет сводиться к страху перед мучительной болью. В каком-то смысле все. что нам не убивает - делает сильнее. Но она бы могла немного его успокоить, хотя с этим прекрасно справлялся седативный чай. Парню нужно просто отдохнуть.

Да, он боялся её, родимую. Возможно, это было связано с ранним детством. Когда идёт формирование психики, личности. Он не помнил раннее детство, но помнил, как в шесть лет ему на руки упала крышка от фортепьяно, которой прикрывают клавиши. Пальцам было очень больно, но... возможно, это отложилось в памяти и забылось. Он не допускал мысли, что что-то изменится, что он перестанет быть таким, какой есть, поэтому упорно не вспоминал этот случай. Видимо, ему эта боль после всех растяжек и падений на тренировках и репетициях, не казалась ему такой уж сильной. Но всё же... Он превратился в рысь, у него поменялось абсолютно всё, боль вернулась. И показалась ему слишком сильной и режущей. И он не хотел признаваться в этом. Совсем, но, кажется, проболтался. А может, просто своей нервной дрожью всё показал наставнице. Наверное, из-за этого ему не хотелось есть.

Он покраснел. Опустил голову и уткнулся в чашку с уже остывшим чаем на дне. Молча выслушал её.

- Не думал, что это меня так заденет, но в шесть лет я получил удар крышкой от рояля по пальцам. Это было неожиданно и больно... - он сглотнул. И зачем он рассказал об этом? - Да, я постараюсь... наверное, мне надо просто поспать. Почему-то я не хочу есть... - тихо произнёс он. - Я постараюсь с завтрашнего дня начать... продолжить медитации...