Нервы или все-таки алкоголизм?

Этой ночью Гунмао не мог заснуть. Накануне был нервный день, впереди была не менее нервная неделя. Он уже не был уверен, что даже с новой охраной дома безопасно, и не чувствовал, что ему хватит сил воевать и за триаду, и за семью, и при этом не делать глупостей. Плюс этот дурацкий сухой закон, из-за которого Кот сейчас напоминал сам себе комок оголенных нервов. Он был готов бросаться с кулаками на первого встречного, и лишь дома при Цирилле старался сдерживаться, тем более сейчас, с учетом её интересного положения. За детей, которых ждала Цирилла, он переживал ещё сильнее, чем за все остальное. Помнил и о том, как её недавно ранили, и о том, сколько нервов она измотала с этой очередной войной, в которую оказалась вмешана триада.

Кот встал с кровати и вышел на кухню. Минут двадцать он ходил из стороны в сторону, курил, вглядывался в темный двор за окном. Снова ходил и курил, садился за стол, словом, не находил себе места. А днем нужно было снова ехать по делам триады, и нужно было поспать хоть немного. Гунмао помаялся ещё минут пятнадцать, потом решил, что не пойман – не вор, и открыл шкаф, из которого достал бутылку виски. Налил себе стакан, выпил залпом, потом налил ещё. Стало немного легче.

Он подпер голову рукой и закурил, продолжая смотреть на окно, за которым раскинулся сверкавший сотнями огней Ночной Пекин. Ещё минут пятнадцать-двадцать, и можно попытаться снова заснуть. Просто психика человека не бесконечно прочна, просто нужно находить возможности забыться и расслабиться, иначе недолго сойти с ума. Гунмао налил себе ещё виски, но сразу пить не стал.

Сначала все было нормально. А потом стало холодно. Цирилла во сне перевернулась на другой бок, чтобы прижаться к мужу, но вместо мужа обнаружила только пустую кровать. К тому же, уже успевшую остыть, отчего стало еще неприятнее и холоднее. Девушка даже проснулась от такой неожиданности. Спросонья ей показалось, что на кухне кто-то ходит. Хотя почему кто-то, она вполне знает, кто именно.

- Мао, ты в курсе, сколько времени? - негромко поинтересовалась Цирилла, кутаясь в просторный шелковый халат, в который с легкостью помещалась не только она, но и ее значительно выделяющийся живот. После нагретого одеяла халат казался скользким и прохладным, а кухонный пол - холодным и противным, но Цири не стала возвращаться в спальню за тапочками. Она облокотилась на дверной косяк, потому что стоять просто было тяжело, и умостила руки над животом, скрестив их на груди, отчего только заметнее стало видно ее деликатное положение. Цирилла иногда сама над собой шутила, что "сильно беременна". - Ху оказался добрым папой и объявил амнистию?

Вопрос, заданный Коту, был скорее риторическим - если бы сухой закон был снят, то Кот бы приполз домой на бровях, либо вообще его принесли бесчувственным. А так как Гунмао домой вернулся трезвым, злым и поздно, значит Ху не в курсе. Ограничение, которое Ху наложил на своего зама, в огромной степени доставляло Цирилле удовольствие хотя бы потому, что в последнее время она была лишена наказания спать одной, особенно теперь, когда постоянно хотелось чувствовать рядом тепло и поддержку мужа. К тому же она склонялась к мнению, что отлучения от супружеской спальни, которые следовали каждый раз, когда Кот был пьян, на него уже не действовали. Да и в вообще на него никогда не действовали. Просто это был принцип, и переступить через него - значит не уважать себя, а то иной раз утром рядом с Котом не то что дышать - жить не хочется.

Внезапно на кухне оказалась Цирилла, причем с ходу задала неудобный вопрос, потому что сухой закон никто не отменял. Гунмао посмотрел на жену, надеясь, что удастся избежать её праведного гнева.

- Ты чего не спишь? – спросил он, не ответив ни на один из вопросов супруги, потому что ответы эти были не в его интересах.

Кот перевел взгляд на стакан с виски. Застала на месте преступления, но пусть хоть Тигру не докладывает, и так проблем выше крыши. Гунмао думал, что выпьет ещё стакан-другой, затем тихонько пойдет спать дальше, надеясь, что его никто не спалит, но этот план уже обламывался по полной программе.

Он затушил сигарету, чтобы не дышать дымом на Цириллу, но не стал вставать из-за стола. В принципе, он чувствовал себя виноватым, потому что его нынешнее поведение относилось к категории «мотать ей нервы», а Кошке сейчас это было особенно не полезно. С другой стороны, он был все ещё почти трезв, то есть сорванный неожиданным пробуждением Цириллы коварный план воплотить в жизнь не удалось.

Сухой закон Гунмао соблюдал почти идеально. За все время сурового наказания напиться удалось пару раз, так, чтобы этого не заметили ни Ху, ни Кошка, и то благодаря понятливости и преданности братьев. А нервы были на пределе. Да и многолетний стаж алкоголизма не мог не напоминать о себе в дни кристальной трезвости.

Даже так. Девушка скептически вскинула одну бровь, словно бы намекая этим жестом на опрометчивость поступка супруга.

- Аналогичный вопрос тебе, - парировала Цирилла, решив отплатить той же монетой и которую обвинить в том, что она не спит, сейчас было равносильно самоубийству. Будучи беременной, Цири становилась эмоционально нестабильной, причем в буквальном смысле. Если во время первой беременности она всего лишь рыдала по поводу и без, то сейчас она бесилась. И поджигала все вокруг, хотя последнее свое проявление злости старалась по мере возможности как-то прятать. - Хотя я и так вижу, чего ты не спишь. Меньше топать надо.

Вот знаете, бесит. Все бесит. И то, что на дворе ночь - бесит. И то, что Кот не спит - бесит. А уж что он пьет - бесит вдвойне. Или втройне. И еще не отвечает на поставленные вопросы - вообще выбешивает. Цирилла как-то не привыкла, чтобы от нее отмахивались, тем более кто? Ее собственный муж! Говорят, в каждой семейной жизни бывают такие моменты, когда вторую половинку хочется удавить голыми руками, а потом закопать и сказать, что так оно и было. А у некоторых отношения остывают. И катятся вниз по наклонной. Так вот ей казалось, что у них сейчас все эти признаки скомканы в одну кучу. И обидно, что счастье, к которому ты шел так упорно и далеко, оказывается всего лишь рассыпчатыми миражами, которые расползаются, словно наживленные на тонкие слабые нитки. И еще противнее осознавать, что беременность вовсе не приносит радости, а наоборот, только доставляет обоим неудобства. Что же за хроническая невезучесть-то у ее детей?

- Знаешь, что самое неприятное? Что ты делаешь это украдкой, ночью, чтобы обмануть даже не Ху - меня обмануть, - ужасно, но что-то заставляло Цириллу говорить такие вещи. Наверное, пламя внутри. Отлично, да, давайте все свалим на него.

Кажется, своим ответом, вернее, отсутствием каких бы то ни было ответов, Гунмао спровоцировал начало настоящей бури. Со своей точки зрения он был прав: ему шел пятый десяток, он был уже достаточно взрослым мальчиком, чтобы не спрашивать разрешения у всех вокруг перед тем, как выпить от бессонницы пару стаканов виски. Если при этом его жена и его босс, единственные люди, чье мнение его хоть сколько-нибудь интересовало, сговорились в попытке спасать его от алкоголизма, это было неприятно. Гунмао внимательно посмотрел в глаза Цириллы.

Интуиция подсказывала Гунмао, что сейчас бесполезно давить на жалость, рассказывая, как его замучила бессонница, и как достали придирки босса. Вообще, было очень сложно найти хоть какие-нибудь подходящие слова, чтобы выкрутиться самому, но при этом не обидеть и не разозлить Цириллу.

Любой алкоголик находит для себя оправдания. Первый признак клинического алкоголизма – попытки пить тайком, чтобы никто не знал, сколько ты на самом деле выпиваешь. Гунмао это смутно знал, но ему было проще искать возможности выкрутиться, чем признать собственную зависимость.

- Прости, - первое правильное слово, с которого нужно начинать переговоры в таких ситуациях. – Не злись, пожалуйста.

Он отодвинул стакан в сторону и снова посмотрел в глаза Цириллы, дожидаясь её реакции.

- Я не злюсь, - Цирилла скорее поверила бы во всех существующих и несуществующих богов, чем самой себе в том, что она не злится. - Я просто устала. Мне неприятно от того, что ты видишь свое спасение только в алкоголе и не замечаешь больше ничего вокруг. Тебе ни разу было не интересно, как же другие живут? Я, например? Если бы не Ху, ты бы давно уже спился. Как считаешь, мне нравится осознавать, что все наши усилия разбиваются о твое упрямство?

И нет, это не докопайся до столба. Просто время пришло, и если раньше она молчала, боясь каким-то образом обидеть или задеть чувства Мао, то молчать дальше стало невыносимо. Если бы он просто снова пришел пьяный и попросил не рассказывать лунтао, то Цирилла бы осталась недовольна, но ничего бы не сказала. А сейчас прямо даже не знает что и делать. Мало одного извини. Уже давным давно стало недостаточно, потому что сейчас он отправит ее спать, а сам уполовинит эту бутылку, а утром уже будет поздно его воспитывать. Это как с котом - он нагадил в тапок и прячется, так вот тыкать мордой его надо пока он еще помнит, потому что спустя какое-то время кот будет удивляться - а с чего бы это его так? Да еще и так неуважительно. И в отместку испортит шторы. Потому чего его, бедняжечку такую, незаслуженно обидели.

Кто-то ощутимо пнул ее в бок, Цирилла поморщилась, обхватила живот ладонью и села на табуретку, потому что стоять дальше без бондажа было сложно. Хотелось вызвериться, чтобы слышал весь дом, чтобы крутили пальцем у виска, чтобы успокаивали и ловили семеро с ремнями. Правда, ночью как-то неправильно, да ну и к черту. Идиллическая картинка отправилась в запасники абсурдных озарений, а Цирилла, не отрываясь, глядела на мужа. Ждала, надо полагать. Пока еще только ждала.

На этот раз Гунмао не понял суть наезда. Ему казалось, что он как раз не находил себе места из-за того, что ему было дело до того, как обеспечить безопасность семьи. И не видел он никакого упрямства в том, что иногда алкоголь оказывался единственной возможностью просто расслабиться и немного забыть о том, как несовершенен пятый круг Сансары, во многом напоминавший Коту пресловутый У Цзянь диюй.

- Если бы не Ху, - нервно повторил Гунмао. – Я за него сдохнуть готов, но ему и этого мало.

Единственное, о чем Кот сейчас не мог говорить вслух – это признаваться в собственной слабости. Что он устал и чувствует себя загнанным в угол. Что он боится после нападения на их квартиру, что он волнуется, все ли в порядке со здоровьем Цириллы, и удастся ли в этот раз то чудо, которое не удалось прежде. Просто не имел права об этом говорить. Ему было проще разозлиться, высказать все, что он думает о той же треклятой якобы заботе, чтобы он не спился, но не показывать слабости перед беременной женой.

Кот заметил, что Цирилла поморщилась, схватилась за живот, а потом села за стол. Он испуганно на неё посмотрел, затем встал из-за стола и подошел к супруге.

- С тобой все в порядке? – спросил Гунмао, глядя на Цириллу с плохо скрываемой паникой в глазах.

Все логичные доводы о том, почему ему нужно было пить этой ночью, рассыпались в прах, стоило задуматься, чем он сейчас рискует.

- В порядке, - слегка ворчливо отозвалась Цири, поглаживая себя по животу, чтобы успокоить разбушевавшихся детей. - Я еще не рожаю.

Во всяком случае, она не собиралась делать это прямо сейчас и вот в таком состоянии мужа. Конечно, детей подождать не попросишь, но еще было слишком рано. Просто когда их двое, иногда кажется, что изнутри все покрыто синяками. Тесно, наверное. Да еще и снова волнуется, кому такое понравится, когда родители посреди ночи выясняют отношения?

- Мао, ты что, правда думаешь, он к тебе цепляется только потому, что ему чего-то там недостаточно? Что ему твоей верности недостаточно? Или что он, как барышня, требует все время доказательства твоей любви и привязанности? - она сначала аж своим ушам не поверила, когда от него такое услышала. Вот так удивил...А она-то уж прям думала, что разучилась удивляться, ан нет, есть еще не свете что-то, что может вогнать ее в ступор.

И еще она понятия не имела, что творится с ее мужем. Можно было хоть до посинения задавать ему вопросы, спрашивать, что случилось, и в ответ все равно ничего не добиться. Как-то не так однобоко она себе представляла их отношения. Почему-то в ее мыслях все было как-то...радужнее. Не розовые пони и радуга, конечно, но хотя бы когда нет никаких недомолвок.

- Не понимаю, почему ты так относишься к тем, кто пытается о тебе заботиться, - наконец устало произнесла она, перегорев. Огонь, не получив подпитки, иссяк, потух и оставил после себя лишь тлеющие угли. Цирилла невесело покачала головой, словно в подтверждение своих слов. - И я не понимаю, что с тобой.

Гунмао перевел дыхание, все ещё недоверчиво глядя на Цириллу. Страшно. И все остальное не имеет значения, когда из-за каких-то глупостей рискуешь самым важным. Что же касалось их отношений с Ху, то большой босс никак не мог смириться с мыслью, что за последние тридцать лет сложный подросток из Тянцзиня успел немного повзрослеть, и теперь нет необходимости контролировать каждый его чих. Если думать логично, это понятно, но если искать повод на кого-нибудь сорваться, лунтао подходил сейчас как нельзя лучше.

- Просто нервы, - ответил Кот.

Он обнял Цириллу и коснулся губами её волос. Сложно и не хотелось объяснять что-либо подробнее. Она все равно сейчас не будет решать его проблемы, не хватало только её нервировать, признаваясь в собственных слабостях. В конце концов, она скоро родит его детей, и его дело, как человека за это ответственного, самому решить вопросы с безопасностью, японскими чертями, южанами, запретами Тигра и прочей белибердой, которая была, есть и будет в его жизни с тех пор, как он перебрался из Тянцзиня в столицу.

- Я не знаю, чего он ко мне цепляется, - добавил Гунмао, фыркнув. – Я этого не понимал ещё когда он мне тридцать лет назад запрещал школу прогуливать, сейчас не понимаю тем более. Вроде, уже сам могу за себя отвечать, взрослый стал. Но и спорить с ним бесполезно.

Он взял со стола стакан с виски, подошел к раковине и показательно вылил все его содержимое, затем убрал бутылку обратно в шкаф. Если бы у этой сцены были свидетели из числа пекинской братвы, он бы подумали, что после такого в Фуцзяни пойдет снег.

- Вы с ним правда считаете, что со мной нужно нянчиться, как с трудным подростком? – с усмешкой спросил Гунмао, посмотрев на Цириллу.

Просто нервы. Знали бы сами нервы, сколько проблем обзывают ими люди, задумались бы. Можно бы было даже этот вопрос не поднимать, все равно в ответ одно и тоже. Но Цирилла не стала настаивать на более подробном ответе, только, вздохнув, прижалась к мужу, ластясь, словно кошка, и задумалась над его следующим откровением. Пожалуй, пора открывать Коту глаза на правду, раз за столько лет он не удосужился сам это увидеть.

- Он относится к тебе как к брату. Как старший брат к младшему. И дело даже не в ваших клятвах, которые вы приносите. Ты просто уже стал ему родным. Поэтому он и волнуется за тебя, и начинает воспитывать и цепляться, потому что чувствует ответственность не просто как лунтао, а как брат. А тридцать лет назад...не знаю, может быть уже тогда увидел в тебе пятнадцатилетнем что-то, что его зацепило. И ты для него все тот же балбес из Тянцзиня, сколько бы времени при этом не прошло.

Во всяком случае, Цирилле именно так и казалось, когда она наблюдала за отношениями Кота и Тигра. Естественно, он по мере возможности старался опекать всех своих младших братьев, но она никогда не видела, чтобы лунтао запрещал пить тому же Бизону или Чжоу, или Ли. Или может быть, ей было просто приятно считать, что он так относится именно к Коту. Или может быть, она даже слегка приврала. А может, это было ощущение, природу которого сложно объяснить.

- Не нянчиться, - мягко поправила девушка, которая видела существенную разницу. - Но иногда тебя нужно сдерживать, чтобы ты не наделал глупостей.

Мао славился своей горячностью, он не любил, когда с ним спорили и ему указывали, и был согласен это терпеть только от лунтао, бодаться с которым было попросту беспонтово по той причине, что такой тролль, как Ху, мог переплюнуть в этом искусстве любого. Цирилла и сама не раз замечала за супругом, что его руку иногда просто нужно придержать, не дав ему рубить с плеча, чтобы в итоге было меньше проблем.

Вилы. Цирилла открыто посмотрела на мужа. Или она сейчас скажет ему правду, и обидит, либо сейчас скажет, что да, лунтао такая падла, не дает тебе свободы, ай какой он нехороший, и тогда весь разговор можно будет считать бессмысленным. Да, она считала, что не может. Мало того, что за себя, он не может отвечать за свою семью, потому что на них трижды нападали, и это за последний год. В городе не прекращается война, а Кот страдает от того, что ему не наливают, когда остальные пьют. И еще в груди стало внезапно больно и горько, когда слезы зарождаются где-то глубоко, пока еще не слезы, но уже первые предвестники, готовые, в случае чего выползти наружу при первой же удобном случае. Цирилла постаралась успокоиться, как бы неприятно при этом ей не было. Ей нельзя волноваться...ей нельзя волноваться...ей нельзя вол...а, блин, не успела...

Цирилла снова поморщилась, когда ее в очередной раз пнули в бок. Когда в семье разлад, то и на душе непорядок.

- Ты прав. Ты взрослый человек и можешь делать все, что хочешь, - наконец согласилась Цири после продолжительного молчания. Просто не знала, что еще сказать, чтобы до него дошло. Просто пока не было слов. А ведь действительно говорят, взрослого человека не переделаешь. Если он уперся, то ты хоть рога пообломай - все равно будет продолжать стоять на своем и не видеть очевидного. Только почему-то каждый раз, когда что-то случается, Кот сразу предпринимает решение идти к лунтао, потому что тот всегда знает, что делать. Мужская слепота...пусть будут слышны в веках проклятия в твой адрес. Она просто не знала, что еще нужно сделать, чтобы он увидел и понял. нужно, чтобы ее застрелили? Или чтоб под раздачу попали Тай и Тео? Так ведь если так и дальше пойдет - то недолго ждать осталось. Цирилла все до сих пор удивлялась, что же ее продолжает держать в Пекине. Но даже удивляясь, она уже знала ответ - потому что любит. И об это вдребезги разбиваются все логические доводы.

- Прости, что помешала. Приятной ночи, - девушка с трудом поднялась с табуретки, одернула на себе халат, прикрывая чуть оголившийся живот и вышла из кухни, не говоря больше не слова. Где-то в глубине квартиры щелкнул замок ванной. Зашумела вода. Ей же нельзя волноваться.

Если бы Цирилла сейчас принялась спорить, Кот бы, наверное, нашел, что ответить. Но она повела себя самым неприятным для него образом: просто развернулась и ушла, причем в ванную, закрывшись там. Гунмао считал, что если бы он был безответственным психованным идиотом, каким его считали некоторые, он бы сейчас снова достал виски и принялся пить дальше, но он решил, что должен мириться с Цириллой, причем прямо сейчас.

Кот подошел к двери ванной и постучал по ней ладонью, будучи уверенным, что за это время Цирилла не успела залезть в душ, а только включила воду.

- Открой, – довольно громко попросил он, затем постучал по двери снова. – Ты слышишь?

Что самое интересное, Гунмао был ещё трезв. Одного стакана виски ему обычно не хватало, чтобы перестать себя контролировать, и сейчас он считал, что абсолютно вменяем и адекватен. Более того, не понял, почему Кошка на него сейчас обиделась, и очень хотел выяснить этот вопрос пренепременно сейчас. Ведь она бы не пошла запираться от него в ванной, если бы не застала на кухне пьющим, а потом если бы он не сказал сейчас что-то такое, что она сочла поводом для серьезной обиды. В чего ей вообще идти в ванную среди ночи, если она могла просто уйти спать?

Если кто-то считал, что главными слабостями пекинского фу шан шу были женщины и алкоголь, он ошибался. Главной слабостью Гунмао была логика, вернее, её отсутствие. Если бы он когда-нибудь отдавал себе в этом отчет, причин для его сегодняшнего негодования просто бы не возникло.

Вся ситуация была до нелепости глупой. Цирилла не знала, что ли ей смеяться, то ли плакать, потому что до такой степени идиотизма они еще не доходили - чтобы она пряталась от него в ванной, пока он пьет ночью на кухне в одиночку, потому что в другое время суток закон в виде лунтао не позволяет. И она до последнего думала, что Кот воспользовался ее советом, вновь достал бутылку и начал пить, но стук дверь убедил ее в обратном. И вот вроде бы повод обрадоваться, потому что хоть какая-то часть ее речей до бестолковой головы дошла, так вот нет же, ничуть легче не стало.

Какое-то время Цири боролась сама с собой - больно уж велик был соблазн прикинуться глухой дурой, чтобы показать всю свою обиду всерьез, пусть бы это и выглядело по-детски. Но, поскольку возраст Цириллы давно миновал ту черту, когда катающаяся по полу девочка может добиться от окружающих исполнения любого своего каприза, она решила, что молчание в данной ситуации не самый лучший вариант.

- Уходи, - твердо попросила из-за двери Цирилла, чувствуя, что не хочет сейчас его видеть. Не хочет и все тут. Пусть возвращается и глушит виски, ведь теперь она ему и слова против не скажет, разве ему не это было нужно? Ночью, на кухне и один. А она будет сидеть в ванной, тщетно пытаясь успокоиться, потому что вода, как раньше, уже не приносила покоя. И шум льющейся воды только раздражал, а вовсе не снимал напряжение. Но Цирилла все равно упрямо не выключала воду, чтобы хотя бы за шумом воды не было слышно, как она шмыгает носом. Так просто нечестно. Почему когда мы хотим помочь тем, кого любим, мы всегда натыкаемся на глухую стену? Это что, такая плата за излишнее доверие? Или за то, что нормальные люди называют семейным счастьем?