Нервы или все-таки алкоголизм?

Цирилла чувствовала себя кошкой, забившейся в угол и старающейся не отсвечивать, когда хозяин настойчиво пытается ее из этого угла вытащить. Она готова была огрызаться, утробно урчать, махать лапой с растопыренными когтями, и еще сильнее вжиматься в стену, только бы ее не трогали. Конечно, сейчас она сидела на бортике ванной, почти у самого крана с водой, и усиленно пыталась успокоиться, хотя бы по той простой причине, что она была банально беременна, а волноваться в таком состоянии - не есть хорошо и правильно.

Открывать дверь уже не хотелось из обыкновенной кошачьей вредности - какое право он имеет что-то от нее требовать, если только пять минут назад бесился из-за того, что она лезет в его жизнь. Интересное у него понимание личного. То есть ты продолжай с ним спать, ему улыбаться и будь примерной женой, но в дела не лезь - это личное и с этим он сам разберется. Тем более не имеет права повышать на нее голос - это он может на сорок девятых орать и требовать, чтобы дверь открывали, а она не просто жена фу шан шу, она - графиня, аристократка, причем одной только мыслью могущая превратить его в безвольный овощ. Она помочь хочет, а он на нее голос повышает...

Но вообще это были разговоры в пользу бедных. Цирилле иногда так нравилось жалеть себя, незаслуженно обиженную, что все ее действия совершались в обход логики, которую она, как единственный разумный в этом семействе человек, должна была хоть изредка демонстрировать. Чертова вода, достала шуметь. Цирилла крутанула вентиль крана, перекрывая воду, и какое-то время наблюдала за тем, как жидкость убегает в сток. Хотелось сделать что-то такое, мелкое и мстительное, ну да, совсем по-детски, правильно, но вместо этого Цирилла уперлась взглядом дверную ручку, энергией Аджны поворачивая замок дважды, открывая дверь. А то еще вынесет дверь, с него станется. И, поджав губы, девушка отвернулась к стене. Разговаривать ей не хотелось. Тем более что-то дальше выяснять. Взрослый же человек, вот пусть сам и разбирается.

Гунмао не знал, что он будет делать, если Цирилла не откроет дверь. Перспектива сидеть под этой дверью до тех пор, пока она не решится выйти, его мало привлекала, а вариант с «вынести эту дверь к чертовой матери» плохо сочетался с тем, что девушке нельзя мотать нервы. На фоне этих мыслей Кот искренне обрадовался, услышав, что девушка выключила воду. После этого щелкнул замок. Как ни странно, вместо того, чтобы с разбегу ломиться в ванну, Гунмао немного помедлил, и лишь после этого открыл дверь.

Он ожидал, что Цирилла окажется на пороге, потому что среди её магических способностей он пока не замечал телепортации, а в её нынешнем положении она вряд ли одним ловким прыжком переместилась от двери на край ванной, но она не переставляла удивлять. Ещё более странным было другое: вот ломился он в дверь, даже орал и просил открыть, теперь его пустили, а что говорить – непонятно.

Гунмао подошел к Цирилле, сел рядом на край ванны, сцепил пальцы в замок и опустил голову с видом полным раскаяния и смирения. Разумеется, Кошка злилась. Потому что он попытался втихаря напиться, спрятавшись от неё на кухне, потом, якобы стараясь не жаловаться на жизнь, жаловался ей на лунтао. Потом довел её этими разговорами до того, что она удрала прятаться в ванной, теперь напросился, чтобы она его в эту ванную пустила, теперь для полноты образа идеального, внимательного, чуткого и ответственного мужа не хватало только сморозить ещё какую-нибудь глупость. Например, спросить «на что же все-таки ты обиделась?».

- Пойдем спать? – спросил Кот, посмотрев на Цириллу.

Цирилла приготовилась к гневной отповеди, вроде не лезь в мою жизнь и все будет нормально, мы не будем ругаться, ты не будешь нервничать, в Пекине наступит мир и процветание, лунтао раздаст всем по маракасам и будем танцевать сальсу. Или самбу. Или чего там танцуют. В общем, все будет пучком. И поэтому она даже не смотрела на мужа, хотя и видела его в зеркало. Надо было отвернуться в какую-нибудь другую сторону, что ли...И вот ведь вид как у нашкодившего кота, так и хочется протянуть руку и погладить по голове, только верится с трудом, так что даже пришлось руками вцепиться в бортик ванной. Якобы для того, чтобы сидеть крепче и увереннее.

При всех этих мыслях Цирилла никак не ожидала, что он предложит тихо-мирно пойти и лечь спать. Можно бы было что-нибудь съязвить, что-нибудь обидное, вроде "что, больше пить не хочется?", и она бы так, наверное, и сделала. Но Цирилла тут удивилась даже саму себя - открыв рот, вместо чего-то очень остроумного и язвительного она выдала лишь невразумительный всхлип, а в довершение еще и разревелась, глотая слезы.

И вот непонятно, то ли от облегчения плачет, то ли от обиды, то ли просто без причины, потому что беременна, и внезапно все вот это навалилось, да еще и преподнесено оказалось в таком невыгодном свете. Ну вот обязательно ему нужно было в очередной раз хвататься за бутылку, так еще и ныкаться в кухне ночью, вместо того, чтобы просто признаться, что нервы? Развалился бы что ли, от такого чистосердечного признания?

- Дурак ты ненормальный, - сквозь слезы выдавила Цирилла, и на этом ее громкие рыдание утихли и перешли в более достойные, можно сказать, благовоспитанные всхлипывания. - А если бы я не открыла, дверь бы сломал?

Гунмао обнял девушку, дожидаясь, пока она немного успокоится. Как она его до сих пор терпит? Пора было уже понимать, что одного природного обаяния недостаточно для того, чтобы в семье все было хорошо. Нужны ещё мозги и ответственность. В случае с Гунмао первое заржавело за ненадобностью с тех пор как школу он все-таки закончил, а второе ассоциировалось больше со словом «уголовная», потому пугало одним названием. Молодец, товарищ фу шан шу, правильные мысли возникают не на первом году семейной жизни в ожидании третьего и четвертого ребенка. Лучше поздно, чем никогда.

- Может, и сломал бы, – признался Гунмао, снова опустив взгляд. – Ты права, дурак. Но я исправлюсь, честное слово, - он снова посмотрел на Цириллу и виновато улыбнулся.

Пора было уже свыкнуться с мыслью о том, что между их случайном знакомством в Ванцзы и парой последовавших ярких приключений и нынешней семейной жизнью очень мало общего. Сейчас нельзя думать, что сегодня хорошо, а завтра не существует, нужно лезть из шкуры вон, чтобы это завтра наступило, и было не хуже, чем сегодня. И не надеяться при этом на судьбу и лунтао, прячась от ответственности за пьянками и беспонтовыми отмазами типа «нервы», «жизнь такая» и «меня никто не понимает». Только это сложно, когда привык думать и жить иначе, и важнее не сейчас обещать себе измениться с завтрашнего утра или с понедельника, а быть мужиком и принять решение, от которого потом не отступать. И начать с малого: не мотать Цирилле нервы глупостями наподобие сегодняшней.

Цирилле хотелось верить в то, что Кот наконец исправится и начнет полагаться на себя, а не на авось, удачу, кого-то другого, лунтао, еще сотню случайных совпадений, которые позволят ему лишний раз не думать и откладывать решение проблем на потом и на неопределенный срок. Очень хотелось верить, но пока сильнее верилось в то, что быстрее ежи полетят, чем что-то поменяется. Только сейчас Цирилла начала понимать, что на одной пустой вере далеко не уедешь - ты ждешь и веришь лет десять, а потом эта тоненькая ниточка, которая иногда бывает прочнее стального троса, становится все тоньше и тоньше, пока окончательно не рвется от одного неосторожного слова. И девушке очень сильно хотелось надеяться, что ее вера еще не кончилась, что хватит сил пережить еще и это, ведь, по сути дела, это такой пустяк. И только в три часа ночи она - слабая беззащитная девочка, которую надо приласкать, пожалеть и пообещать шоколадку, все остальное время за ее спиной - армия, и, ради всех святых, с ней даже лучше не заговаривать.

- Я замерзла, - призналась Цирилла мужу, когда смогла успокоиться и вытереть слезы. Шелковый халат оказался подлостью этой ночи, да и после прохладного пола кухни холодный пол ванной был еще противнее. Цири пошевелила пальчиками ног, словно пытаясь так согреться. - И больше так не делай, пожалуйста. Хорошо?

Не нужны обещания, достаточно простого слова, чтобы понять, что сделал все возможное для того, чтобы хоть как-то на эту проблему повлиять. Уже от этого будет легче.

- Понятия не имею, за что тебя люблю, - со вздохом признала Цирилла, в очередной раз стараясь об этом не задумываться. Как только найдешь хоть одну причину - все, считай, все разрушится. ей удавалось не задумываться об этом уже много времени, и, хотелось верить - опять это слово - что так никогда в жизни и не придумает, за что. Вопреки всему.

Гунмао обнял девушку, затем коснулся губами её виска и сжал её холодные руки в своей ладони. Если ей хватило безрассудства стать его женой, ему должно хватить мозгов, чтобы ей не приходилось об этом жалеть.

- Не буду, - пообещал Кот. – Пойдем, - он улыбнулся, помогая Цирилле встать.

Неприятно признаваться в том, что неправ. Особенно самому себе. А сейчас получалось, что идиот все-таки он сам, а Кошка и лунтао все такие стоят рядом в белых костюмах, разумные и лучше него все знающие. И в данный момент Гунмао был готов это искренне признать. Он, вор, уголовник и криминальный авторитет едва ли не в первый раз искренне чувствовал угрызения совести за то, что у себя на кухне втихаря выпил стакан виски, надеясь, что об этом не узнает Цирилла. Сейчас можно было ещё добавить что-нибудь фееричное типа «только Тигру не рассказывай», но тогда в глазах супруги он по взрослости и самостоятельности опустится на уровень ниже близнецов, так что Кот благоразумно промолчал. Он погасил свет и отвел Цириллу в спальню.

- Мне на диване спать? – решил на всякий случай уточнить Гунмао, хоть и не считал себя пьяным.

И взгляд такой, честный, искренний, каким кот смотрит на верхнюю полку, куда от него спрятан корм, а потом на хозяина, который просто не может не сжалиться над несчастной зверушкой. Это не УДО добиваться, это намного серьезнее.

Самое неприятное то, что все серьезные вопросы они наловчились решать исключительно ночами, будто в другое время суток им чего-то не хватает. Или, может быть, оба считают, что в темноте все кошки серы, да и проступки кажутся не такими заметными, особенно если не включать в квартире свет. Цирилла наконец села на кровать, поморщившись от того, что оная уже успела остыть. Нет в жизни справедливости.

Смотрят глазки честные, да верится с трудом...Девушка внимательно посмотрела на мужа, оценивая степень его раскаяния. Вид голодный, глаза просящие, готов танцевать на задних лапках, тереться об руку и мурчать, лишь бы пустили под одеяло. Но Кот всегда умел виртуозно упрашивать, так что Цирилла не придала его внешнему виду никакого сколько нибудь важного значения. Знаем уже, проходили, и не раз.

- Я же сказала, что замерзла, - повторила Цирилла, кутаясь в одеяло, таким тоном, будто это самом собой подразумевало то, что ни о каком диване не может быть и речи. Сейчас он ее опять бросит, а сам будет черт знает где? Да и от дивана до кухни ближе, чем от той же спальни. Нет уж, пусть мучается. Принципы принципами, но мерзнуть Цирилла, которая в принципе мерзла достаточно редко, а уж в состоянии постоянного завода могла поджигать вещи вокруг себя, не собиралась. Не привыкла, тем неприятнее было чувство холода от этого халата, холодных полов и пустой постели рядом. Конечно, самым правильным было выслать Кота вон из супружеской спальни, для закрепления эффекта, но ведь холодно! Не костер же ей разжигать теперь из тумбочки, чтобы согреться? - Или ты хочешь спать на диване?

Да, сделала вид, что не поняла намека. А то мало ли чего он просит, то ли того, чтобы спать с ней, то ли чтобы она его с миром (с Богом) отпустила спать в большую комнату. А чужой выбор нужно уважать, разве не так ее учили?

Не совсем амнистия, но тут было грех жаловаться, в какой форме он получил августейшее позволение спать с женой, а не на диване. Цирилла была удивительной женщиной. Даже за шесть лет совместной жизни с ней Кот не чувствовал, что её завоевал. Сколько бы его выходок она ни терпела, она все равно в итоге заставляла Гунмао за ней бегать и ей уступать. И, видимо, именно эта её черта реально заставляла Кота уступать и бегать.

- Нет, я хочу спать с тобой, - ответил Гунмао. – Хоть и достоин этой милости сегодня лишь из-за того, что ты замерзла, - добавил он, хитро прищурившись.

Он разделся, помня про дресс-код, и забрался под одеяло. В комнате, может, и было холодно, но Гунмао этого сейчас не чувствовал. Сказывались и нервотрепка, и виски. Он обнял Цириллу, провел ладонью по её уже внушительных размеров животу, затем улегся удобнее и расправил одеяло.

- Так теплее? – спросил Кот, после чего поцеловал Цириллу в шею, затем в щеку.

Сейчас уже было нельзя приставать к ней всерьез, и Гунмао знал, что должен остановиться. Ему светило еще месяца четыре, а то и больше, монашеской жизни рядом с любимой женой. Ещё одна причина, по которой жизнь Коту в последнее время не казалась ни медом, ни Масленицей.

- Подожди, никак не улягусь, - Цирилла завозилась на кровати, пытаясь поудобнее умостить необъятный округлившийся живот так, чтобы он ее не задавил. Наконец, приткнувшись животом к боку Кота, Цири потянулась губами к его щеке, не достала, подумала, поцеловала его в плечо, после чего на оное пристроилась головой и уютно уткнулась носом в шею мужа. А вы думали, сложно быть беременной, да еще и двойней. На спине нельзя, потому что тебя придавили, на животе тем более - ты придавила. Вот и выдумывай после этого, как тебе лечь, чтобы всем было хорошо. - Все, легла вроде бы. И ты не расслабляйся, я, как согреюсь - тебя прогоню.

Пробубнив свою угрозу Коту куда-то под подбородок, Цирилла обняла его рукой и прикрыла глаза. Кто-то из детей приветственно дал пяткой Гунмао прямо под ребра. Цириллу почему-то разобрало на смех. В три часа ночи. Девушка закусила губу, чтобы не расхохотаться в голос, но при должном внимании можно было услышать тихое пофыркивание с ее стороны, которое обозначало то, что она усиленно давит в себе хохот.

- Вот тебе, - назидательно прокомментировала Цирилла подобную диверсию со стороны буйного дитёнка. А потом кто-то с другой стороны наподдал в ребра уже ей, так что Цири сочла за благоразумие заткнуться со своими комментариями. Пришлось найти ладонь супруга и положить себе на живот, чтобы успокоить разбушевавшихся детей.

- Может, съездием в клинику, узнаем, кто? Ну, я имею в виду, мальчики или девочки? - тихо предложила она мужу на ухо. Почему-то Цирилле казалось, что такие новости они должны узнавать вместе, ну или уже после непосредственно рождения. В Китае были предубеждения насчет девочек, поэтому часто в том, чтобы узнавать пол ребенка, родителям отказывали, чтобы предотвратить нежелательные аборты, но Цирилла была европейкой, к тому же была просто неспособна на то, чтобы отказаться от своего ребенка. Можно жить в Китае почти треть своей жизни, но в некоторых вопросах все равно считать эту страну варварской.

Когда Цирилла все-таки улеглась так, как ей было удобно, Кот понял, что до утра его при условии дальнейшего хорошего поведения на диван не выгонят. И только он успел расслабиться и прикрыл глаза, как почувствовал пинок от одного из детей. С одной стороны, неприятно, когда тебя бьют ногами твои же дети, с другой, это был повод убедиться, что с ними все в порядке. Гунмао погладил живот Цириллы, надеясь, что ещё не рожденные малыши тоже будут спать, потому что матери они явно причиняли немало беспокойства, хоть и не больше, чем их папа.

А вот вопрос с полом Кота немного озадачил. В Китае подобные обследования были незаконными, хоть в Пекине уже не так рьяно старались избавляться от девочек, в надежде нарожать сыновей, но в клинике Сина, где постоянно лечили подстреленных боевиков триады, пол детей определили бы без вопросов. Просто Гунмао казалось, что это в этом есть что-то неправильное. Так ждешь какого-то непонятного чуда, и до последнего не знаешь, кто же там такой борзый, что родного отца ногами пинает, а, зная пол, уже придумаешь имя, заранее накупишь всякой соответствующей одежды и мебели, и момент наступления чуда будет уже каким-то неполным. Все это было личной мифологией Гунмао, которому прежде не доводилось ждать рождения собственных детей, но за мифологию эту он держался крепко.

- Лучше узнаем, когда они родятся, - ответил Кот, улыбнувшись. – Я могу договориться в клинике, чтобы сказали пол, но зачем? А остальное я тебе и так скажу. Они похожи на меня, - самодовольно сказал он.